Астрид Линдгрен - Собрание сочинений: В 6 т. Том 2. Суперсыщик Калле Блумквист
— До меня тебе далеко! — похвастался Андерс, похлопывая себя по животу. — Но это хорошо, поскольку на обед у нас отварная треска.
— От рыбы становятся такими интеллигентными, — напомнила Ева Лотта. — Тебе, пожалуй, надо есть побольше отварной трески, Андерс!
— Ну вот еще! — возразил Андерс. — Сперва я хочу узнать, насколько интеллигентнее я стану и сколько рыбы мне надо съесть для этого.
— Ведь все зависит от того, насколько ты был интеллигентен до начала этой кампании, — вставил слово Калле. — Пожалуй, одного в меру упитанного кита один раз в неделю тебе, Андерс, предостаточно.
Когда Андерс три раза прогнал Калле вокруг беседки и мир был восстановлен, Ева Лотта сказала:
— Интересно, есть сегодня в почтовом ящике какие-нибудь новые подарки? Не понимаю, что люди думают? За последние дни я получила всего лишь три килограмма шоколада. Ни грамма больше! Придется позвонить на почту и пожаловаться!
— Не говори мне о шоколаде, — с отвращением произнес Андерс.
И Калле полностью с ним согласился. Они храбро сражались с лавиной сладостей, обрушившейся на Еву Лотту. Но силы их уже истощились.
Однако Ева Лотта вернулась от почтового ящика на калитке с толстым конвертом в руках. Она разорвала его, и там, в самом деле, лежала плитка шоколада — большая плитка великолепного молочного шоколада.
Калле и Андерс посмотрели на плитку шоколада так, словно это была касторка.
— Черт! — ругнулись они.
— Эх, вы, — с досадой сказала Ева Лотта. — Могут наступить дни, когда вам придется подмешивать в шоколад древесную кору.
Разломив плитку надвое, она заставила каждого взять половину. Они приняли шоколад без малейшего следа энтузиазма, только чтобы доставить ей удовольствие. И равнодушно сунули куски шоколада в свои и без того туго набитые карманы брюк.
— Правильно, — сказала Ева Лотта. — Поберегите на черный день.
Смяв в маленький комок конверт, она перебросила его через забор на улицу.
— Послушайте, давайте покатаемся на велосипедах и выкупаемся, — сказал Калле. — Сегодня нам, пожалуй, заняться больше нечем.
— Ты абсолютно прав, — поддержал его Андерс — Сегодня вечером мы можем с таким же успехом объявить перемирие, но тогда…
Две минуты спустя явился Бенка, посланный Сикстеном, чтобы с помощью подобающих случаю оскорблений подстрекнуть Белых Роз к битве, но беседка была уже пуста. И только маленькая белая трясогузка, сидевшая на качелях, клевала оставшиеся от булочек крошки.
Когда в полночь взошла на небо полная луна, Калле и Ева Лотта спокойно спали в своих кроватях. Но Андерс бодрствовал. Он тоже лег в постель, как обычно. И самым замысловатым образом храпел, чтобы родители думали, будто он спит. Это привело лишь к тому, что мама вошла и беспокойно спросила:
— Что с тобой, мальчик, тебе худо?
— Да нет, — ответил Андерс.
И в дальнейшем храпел уж не так свирепо.
Заметив по тихому посапыванию маленьких братьев и сестер и по глубокому дыханию родителей, что все заснули, он осторожно прокрался в кухню. Его одежда лежала на стуле. Он быстро сорвал с себя ночную рубашку и остался, освещенный лунным светом, без единой нитки на тонком, костлявом мальчишеском теле. Он тревожно вслушивался в тишину каморки, но все было спокойно, и он быстро облачился в брюки и фуфайку. Потом тихо и молча прокрался вниз по лестнице. Пробраться на чердак пекаря и взять Великого Мумрика — это отняло у него совсем немного времени.
— О Великий Мумрик, — шептал он, выдвигая ящик комода, — охрани своей могучей дланью эту акцию, потому что мне, видишь ли, кажется, что это нам понадобится.
Ночной воздух был прохладен, и он чуть дрожал в своей тонкой одежонке. Напряжение, пожалуй, тоже вызывало дрожь. Странным казалось находиться вне дома посреди ночи, когда все люди спят.
Крепко зажав в руке Великого Мумрика, он переправился через мостки, проложенные Евой Лоттой. Ольха на прибрежной полосе казалась в темноте совсем черной, однако речная вода блестела, озаренная лунным светом.
— Скоро мы будем у цели, о Великий Мумрик, — прошептал Андерс, чтобы Великий Мумрик не тревожился.
Да, вскоре они были у цели. Вилла почтмейстера стояла тихая, темная и молчаливая, словно спала. Стрекотали сверчки, а в остальном все было тихо.
Андерс рассчитывал, что, по крайней мере, хоть одно окно виллы будет открыто, и его надежды не подвели его. Окно кухни было распахнуто настежь. Для хорошо тренированного гимнаста, каким был Андерс, не составляло труда перемахнуть через подоконник прямо в кухню. Чтобы освободить обе руки, Андерс сунул Великого Мумрика в карман. Разумеется, место было недостойно Великого Мумрика, но такова была суровая необходимость.
— Прости, о Великий Мумрик! — произнес Андерс.
Пальцы его лихорадочно ощупали содержимое кармана, и он испытал глубокое удовлетворение, наткнувшись на что-то липкое, бывшее прежде плиткой шоколада. Теперь Андерс был не так привередлив, как утром, и ему показалось, что эта липкая жижа пришлась бы ему по вкусу. Но он съест ее в награду за хорошо выполненную работу. Сначала надо сделать то, ради чего он пришел сюда. Переместив Великого Мумрика в другой карман брюк, он дочиста вылизал пальцы и решительно махнул на подоконник.
Глухое рычание испугало его чуть не до потери сознания. Беппо! Ни секунды не подумал он о Беппо! И все-таки ему следовало знать, что это окно специально было открыто для того, чтобы Беппо мог выскочить ночью в сад, если ему захочется.
— Беппо! — умоляюще прошептал Андерс. — Беппо, это всего-навсего я.
Когда Беппо увидел, что это всего лишь один из весельчаков-мальчишек, которых притаскивал с собой хозяин, его рычание сменилось восторженным гавканьем.
— О милый, маленький, славный Беппо, ты можешь чуть-чуть помолчать? — молил песика Андерс.
Но Беппо считал, что когда радуешься, то это необходимо показывать, лая и виляя хвостом, и он усердно проделывал и то и другое.
Не зная, как спастись от беды, Андерс вытащил шоколад и сунул его Беппо под нос.
— Это тебе, только замолчи! — прошептал он.
Беппо обнюхал шоколад и, поскольку счел, что церемония приветствия продолжалась ровно столько, сколько требовали приличия, честь и достоинство этого дома, он прекратил лаять и удовлетворенно улегся на пол. Ему хотелось насладиться этой дивной липкой жижей, которую дал ему гость скорее всего в благодарность за столь дружественный и громогласный прием.
Андерс издал вздох облегчения и как можно тише открыл дверь в прихожую, откуда лестница вела на второй этаж. Теперь ему оставалось только…
Но тут кто-то появился наверху. Кто-то тяжелыми шагами спускался вниз по лестнице. Это был почтмейстер собственной персоной — в широкой ночной рубахе до пят. Его разбудил лай Беппо, и он собирался выяснить, чего хотел песик.
На мгновение Андерс словно остолбенел. Но тут же, собрав все свои душевные силы, быстро спрятался за двумя большого размера плащами, висевшими каждый на своем крючке в углу прихожей.
— Если после этого я не стану психом, значит, я просто железный, — сказал он самому себе.
Только сейчас пришло ему в голову: а вдруг семейству почтмейстера не понравится, что в их окна лазают по ночам? То, что Сикстен примет это за обычное и вполне житейское дело, было ясно как день. Но он-то уже привык к войне Алой и Белой Роз! Да, он-то привык! Чего нельзя было сказать о почтмейстере! Андерс затрясся от одной мысли о том, что сделает с ним почтмейстер, если вдруг его обнаружит. И он, зажмурясь, тихонько молился, когда почтмейстер, злобно ворча, проходил мимо совсем рядом с плащами, за которыми он прятался.
Почтмейстер открыл дверь на кухню. Там лежал Беппо и смотрел на него при свете луны.
— Ну, мальчик мой, — ласково произнес почтмейстер, — что ты лаешь посреди ночи?
Беппо не отвечал. Он осторожно прикрыл лапой чудесное липкое лакомство. Потому что у папы хозяина бывали иногда такие странные идеи! Вот, не далее чем вчера, он отобрал у Беппо чудную тухлую косточку, с которой Беппо как раз так уютно пристроился на ковре гостиной. И кто его знает, как он отнесется к такой вот липучке. На всякий случай Беппо зевнул и притворился совершенно неподвижным. Почтмейстер успокоился. Но все-таки для порядка выглянул в окно.
— Есть там кто-нибудь? — крикнул он.
Но в ответ послышался лишь шелест ветра. Не мог же почтмейстер расслышать бормотание Андерса, скрытого за плащами:
— Нет, нет, здесь никого нет. Уверяю вас, что здесь даже блохи и то нет.
Андерс долго простоял в своем углу. Он не посмел шевельнуться, прежде чем не убедился, что почтмейстер снова уснул. Ему смертельно надоело там стоять. И вскоре ему уже казалось, будто лучшее время своей юности он провел за этими плащами, шерстяной ворс которых щекотал ему нос. Он был натурой деятельной, и ждать было для него всего тяжелее. Под конец он не выдержал, выбрался из своей тюрьмы и стал тихонько пробираться по лестнице. На каждом шагу он останавливался, прислушиваясь, но ни малейшего звука слышно не было.
![Астрид Линдгрен - Линдгрен А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2: Суперсыщик Калле Блумквист [ Суперсыщик Калле Блумквист; Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью; Калле Блумквист и Расмус; Расмус, Понтус и Глупыш]](/uploads/posts/books/212389/212389.jpg)
