Владислав Крапивин - Гуси-гуси, га-га-га...
— По спецотделу мне никто не даст информацию.
— Ка-апус! Ты же не паршивая серийная машина, а супер индивидуальной настройки! Супер из суперов! — льстиво взвыл Корнелий. — Мне ли тебя учить! Вспомни, как ты добыл нам сведения о проекте застройки Нью-Селены и мы в рекламбюро вставили фитиль старому халтурщику Драблю!
— Да, это было. — В хрипловатом голосе Капуса скользнуло явное самодовольство. — Это называется «извлечение косвенных данных путем построения окружных и посторонних схем». Пришлось делать вид, что я интересуюсь историей мировой клоунады, а для этого якобы необходимо…
— Ясно, ясно. Вот и сейчас исхитрись.
— Тогда помолчи, дружище Корнелий, я поработаю.
Корнелий положил на панель сжатые кулаки, лег на них лбом и стал думать ни о чем. Но сквозь рассеянные обрывки мыслей пробивалось, как он нес Петра — Альбина Ксото, Халька…
— Готово, — чисто и официально произнес Капус. — Спрашивай.
— Содержатся ли в спецотделе люди против их воли?
— Такого вопроса ты не ставил… Но, судя по работе данного отдела, могут содержаться.
— Какая там охрана?
— Обычная ведомственная охрана. Бежать все равно невозможно.
— Конкретная тактическая задача. Могут ли два человека проникнуть в институт и, угрожая оружием, потребовать вывести к ним двух заключенных, чтобы затем увезти их в машине?
— Это абсурд. Будет включена сигнализация, охранный отряд прибудет через четыре минуты. Раньше, чем заключенных приведут.
— Тогда так. Два человека предъявят документ, что они уполномочены забрать арестованных для сопровождения в столицу.
— Документ есть?
— Рибалтер состряпает. У него опыт, а у тебя отличный блок печати.
— Да, дружище Рибалтер это умеет. Все равно не выйдет. В институте потребуют подтверждения полномочий по прямой связи.
— В документе можно указать, что прямая связь исключается, дело сверхсекретное.
— Тогда возьмут индексы этих двух людей, проверят в информатории Управления, и люди эти будут обречены.
— У этих людей не будет индексов.
— Как так?
— Капус, милый, не отвлекайся.
— Государственные служащие не могут не иметь индексов. Номер не пройдет.
— А если эти двое… попросят лишь о свидании с заключенными. Скажем, так: по приказу Управления привезли на свидание их маленького сына. Предъявят соответствующую бумагу… Будет тогда охрана проверять индексы?
— Тогда? Скорее всего, нет. Вероятность девяносто четыре и семь десятых. Но что дальше?
— Дальше двое прибывших, используя момент внезапности, отбирают оружие у охраны. Это возможно?
— Допустим.
— Все пятеро — взрослые и мальчик — садятся в машину. Задача: домчаться сюда, в Реттерберг. Получится?
— Сесть в машину — получится. Но тут же разоруженная охрана даст сигнал, и машину запеленгуют по индексам похищенных заключенных. И перекроют дороги.
— У заключенных… тоже не станет индексов.
— И у мальчика?
— Да.
— Тогда просто дадут сигнал тревоги. Даже если нападающие перестреляют охрану, кто-то один успеет нажать кнопку.
«Не хочется мне стрелять охрану, — подумал Корнелий. — До чертиков не хочется…»
— И будет погоня?
— Сзади — погоня, впереди — заслон.
— От погони можно уйти.
— До заслона.
— Капус, дружище, посмотрим дорогу. Есть у тебя?
Капус включил экран. Изображение было идеальным, без мерцания от помех, которые неизбежно вызывает излучение индекса. Сначала показался фасад института — старое здание с полуколоннами, потом побежала невзрачная улица с пыльными липами, перешла в загородное шоссе. Оно пересекло поле, вошло в крутые, поросшие дубняком холмы… Корнелий видел это словно сквозь лобовое стекло стремительного автомобиля.
Шоссе вильнуло, обходя группу пирамидальных тополей, справа под обрывом засинело море. Опять поворот — туннель в скале…
— Здесь будет первый заслон, — сухо сказал Капус.
— Хорошо. Вернемся немного.
Опять тополя, обрыв, море…
— Стоп… Капус, прикинь. Погоня достанет нас до этого места?
— Вас?
— Капус…
— Не достанет, если вы не замешкаетесь при посадке.
— Хорошо… Если мы сделаем так: выскочим здесь, пустим автомобиль под обрыв, а сами скроемся в лесу? Поверят уланы, что мы погибли?
— На какое-то время… Пока не достанут машину.
— Как скоро достанут?
Глубина большая. Вызов спасателей… Обычная склока между моряками и уланами, согласование. Сутки уйдут.
— Чтобы дойти от Лебена до Реттерберга лесами, надо около трех суток. Поймают?
— Я посчитаю.
— Давай, дружище.
Капус молчал с четверть минуты. Наконец сообщил с ноткой удовольствия:
— Вероятность, что поймают, ничтожна. В институте известно, что заключенные имели индекс. Будут искать по индексам. Никто не заподозрит, что индексы исчезли и пятеро беглецов идут пешком по лесу в Реттерберг. С точки зрения уланской логики это идиотизм.
— Значит, дойдем?
— Если будете осторожны.
— Будем, дружище. А ты сотри наш разговор. Тоже из осторожности.
— Стираю.
Корнелий посидел, откинувшись на спинку нелепого музейного (в духе Рибалтера) стула.
Состояние было такое, словно не в мыслях, не в расчетах, а по правде он прошел всю эту дорогу — до Лебена и обратно.
— Дружище Корнелий, не выключай меня, — вдруг тихо, с хрипотцой попросил Капус.
— Что?
— Не выключай, — повторил Капус. — Почему-то страшно. Раньше было ничего, а теперь боюсь: вдруг больше не включат. Это, наверно, как у человека, которого заставляют умереть.
— Ну… да что ты такое мелешь! — Корнелий неожиданно и тяжело смутился. — Это уж скорее будто спать ложишься.
— Человек спать ложится сам. И просыпается сам. А от меня ничего не зависит.
— Ладно. Я не выключу.
— Я хотел попросить Рибалтера, чтобы он поставил мне блок самостоятельного включения и выключения. Но он последние дни что-то не в себе.
— Я не выключу, — повторил Корнелий. И прикрыл глаза. «Надо бы подремать полчаса. Впереди столько всего…»
В закрытых глазах плавали зеленоватые пятна — следы светлого экрана. Постепенно они стали желтыми, превратились в прямоугольники, сложились так, что граница между ними образовала букву "Т". И теперь в похожей на глубину колодца темноте словно колыхалось отражение неяркого уютного окошка…
Гуси-гуси, га-га-га,
Унесите на Луга,
Там мальчишку ждут давно,
В доме светится окно…
— …Корнелий, — вдруг сказал Капус.
«Корнелий», — осторожно так сказал Капус, и сразу толкнулась тревога. Вот что значит натянутые нервы!
— Что, дружище? — спокойным тоном Корнелий постарался тревогу эту приглушить.
— Я хочу спросить… — Капус говорил вполголоса. — Вы поедете в автомобиле Рибалтера?
— Да… А что?
— Тогда плохо. — В недрах Капуса явно ощутился человеческий вздох. — Тогда задача не решается.
— Почему?
— Дружище Рибалтер загонял машину. Он водит ее как черт, я это чувствовал, когда он брал с собой мой переносной нейроблок. В моторе барахлит левый насос. Машина не даст больше девяноста миль в час. А я считал стандартно — сто двадцать.
— Посчитай еще! Должен быть какой-то выход!
— Нет выхода.
— Никакого?
Капус молчал.
— Послушай, Капус, я…
— Есть выход. Но решение некорректно.
— Не важно. Давай.
— Но это даже не решение…
— Капус!
— Один человек должен соскочить на полпути до поворота. Стреляя по уланам, он задержит их на несколько минут. Но…
— Что ж… — помолчав, сказал Корнелий. Он сидел все так же, откинувшись к спинке. — Это выход. — Он прислушался к себе. Нет, все нормально. Спокойно.
— Это не выход, — возразил Капус. — У того, кто соскочит, нет шансов спастись.
— Никаких?
— Практически никаких.
— Ну что ж…
— Я могу посчитать.
— Не надо, дружище. Это не имеет значения.
Но Капус все-таки сказал:
— Один шанс из миллиона.
«Да?.. Что же, это все-таки шанс. В точности как у Рибалтера».
— Корнелий?
— А?
— Я, конечно, машина. Но все-таки я люблю старину Рибалтера. Привязался.
— Я понял. Не бойся, Капус, выскакивать на дорогу будет не Рибалтер. Он отлично водит автомобиль, но стреляет паршиво. Я был с ним в электронном тире, видел. А разговор наш ты все-таки сотри, не тяни.
В эту минуту вошли Рибалтер и Цезарь.
Глянув на Корнелия, Цезарь медленно пошел вдоль стен. Он смотрел на туземные маски и ржавые ятаганы. Но видно было, что ни капельки не интересны ему эти заморские диковины. В его тощенькой напружиненной фигурке ощущалось тоскливое нетерпение. Чтобы не мучить его, Корнелий громко сказал:
— Чезаре, скоро мы едем в Лебен!
Тот радостно обернулся. Но не улыбнулся, нет. Лишь зеленые глаза стали большущими, в пол-лица. Он раскрыл рот для вопроса. Но тут подковылял к стулу Корнелия Рибалтер.
