Гарри Килворт - Ночные бродяги
Раздался новый стон и треск, как будто в сарае что-то ломали.
— Ушам своим не верю! — воскликнул Плакса, с ужасом глядя на сарай. — Вы все-таки сделали это! Вы оживили мертвеца! И кто же этот маньяк? Горностай?
Шар начал рваться вверх, но Грязнуля держался за последнюю веревку, удерживающую корзину на земле.
— Нет, мозг принадлежал кунице. Ну, то есть я так думаю, что кунице. Хотя мозг больше похож на старый орех…
Тут дверь распахнулась, и на пороге оказался зверь, похожий непонятно на что. Он был составлен из разных кусков — передние лапы когда-то принадлежали норке, задние — барсуку, голова — выдре, а траченный молью хвост — белке. Кто знает, чье у него было сердце, но мозг, как уже говорилось, принадлежал сумасшедшему кунице.
Угрожающе размахивая лапами, монстр направился к ним. Профессор Хайд подбежал к нему и, размахивая палочкой, принялся кричать:
— А ну-ка назад, Станкенштейн! Возвращайся обратно! Назад! Зачем ты опять порвал цепи? Фу! Плохой мальчик! Сколько раз я тебе говорил…
Наши ласки увидели, как маленький профессор своей маленькой и совершенно не опасной палочкой пытается загнать обратно в сарай свое страшное творение.
И тут шар взлетел.
— Не уверен, что мы снова когда-нибудь увидимся с профессором, — сказал Плакса, глядя вниз. — Этот монстр только что перекусил его палочку.
Но у ласок хватало забот и помимо оживленных чудовищ. Воздушный шар уносил их, а под ними простирались поля, похожие на залатанное одеяло. К счастью, они уже взлетели выше деревьев, так что можно было не опасаться того, что шар напорется на острый сук. К тому же тут не было гор, о которые они могли разбиться. Поэтому им оставалось только сидеть и любоваться проплывающими внизу видами. Плакса попытался так и сделать, но у него закружилась голова, и он предпочел устроиться на дне корзины — он боялся высоты. А вот Грязнуле все было нипочем.
Вокруг воздушного шара летали птицы, но они вовсе не собирались нападать на путешественников — они удивленно смотрели на огромный нелепый предмет, который двигался по территории, которую птицы издавна привыкли считать своей. А в корзине спокойно горел огонь, Грязнуля иногда подкладывал уголь, чтобы пламя не потухло. Вообще-то огонь еще и согревал ласок, потому что чем выше они поднимались, тем холоднее становилось. Теперь, с высоты птичьего полета, земля казалась совершенно не такой, какой они привыкли ее видеть.
Ласки пролетали над деревнями и городами, и все бросали дела, чтобы посмотреть на невиданное доселе зрелище. Люди и животные останавливались и глазели на чудо. Фермеры на полях провожали путешественников взглядами — наверное, им тоже хотелось улететь. Несколько раз отважные ласки снижались, и тогда целые стада мышей, которые замечали, что на них сверху летит что-то непонятное, пускались наутек. Один раз шар едва не врезался в водонапорную башню, но Грязнуля сумел быстро разжечь огонь, и шар взмыл вверх, едва не коснувшись крыши строения.
Поздно вечером на горизонте показались дома и башни Туманного. Солнце уже коснулось горизонта одним краешком, но было еще довольно светло, и ласки отлично видели знакомые места. По улицам сновали экипажи, тележки и просто прохожие. Сверху был виден фруктовый и мясной рынок, магазинчики и лавчонки, в которых продавались всякие мелочи.
— Прямо сердце щемит, — сказал Грязнуля при виде города. — Как же я скучал по этим улицам!
— А вот я — нисколько! — заявил Плакса. — Думаю, я вполне мог бы жить в деревне.
— Нет, Плакса, тебе бы там не понравилось. Туда хорошо приехать в гости, но жить все время… Нет, ты бы не смог.
— А вот и смог бы!
— Нет, не смог.
— Смог!
— Ну хорошо-хорошо, не надо так кричать, но могу поспорить, ты бы не смог жить в деревне.
Плакса вздохнул и замолчал. Сейчас не время для споров — гораздо важнее найти место, где они смогут приземлиться.
— Грязнуля, как ты думаешь, нельзя ли приземлиться за Истминстерским дворцом? — предложил он. — Там ведь большущий парк.
— Но мы не можем приземлиться на этой стороне реки, она — для людей! И потом нам придется перебираться на свою сторону по мосту или на лодке. Нет, надо приземляться на нашей стороне. У нас тоже есть парки.
— Но они намного меньше.
— Ничего страшного. И смотри, что я придумал: я сейчас потяну за веревку, чтобы немного выпустить из шара воздух, а ты тем временем скинешь за борт уголь.
— Бросать горящий уголь на город? Так нельзя!
Грязнуля кивнул:
— Да, ты прав. Мы скинем его над рекой. Гляди, ветер несет нас прямо на башню. Бросаю!
И он вышвырнул за борт угли, которые, как метеоры, полетели вниз и с шипением коснулись поверхности воды. Шар начал снижаться. Внезапно он развернулся и понесся прямо над частью города, где жили животные.
— Ура! — завопил Грязнуля. — Кричи «ура!». Я доставил нас прямо по месту назначения!
— Но нас относит прямо на башню с часами! — в ужасе заверещал Плакса.
И правда, башня надвигалась на них — четырехугольная и очень большая. Циферблат часов поблескивал в лучах заходящего солнца, стрелки застыли на четверти десятого. Внизу проплывали парки, в которых мог бы приземлиться их шар, если бы ласкам удалось хоть как-то заставить его спуститься. Впрочем, у них не было времени на то, чтобы выкинуть лишний уголь, даже если не думать о том, что они выкидывают его на город.
— Похоже, мы просто слегка заденем башню! — жизнерадостно прокричал Грязнуля. — И пролетим мимо!
— Нет, мы влетим прямо в середину!
— Если только мне удастся немного отвернуть в сторону! — еще немножко! Нет, не вышло!
— Сейчас мы разобьемся! — заорал Плакса. — Я лучше выпрыгну!
— Успокойся! Все будет хорошо!
Но ничего хорошего быть не могло. Животные внизу останавливались и смотрели на воздушный шар, который, того и гляди, врежется в башню. Как раз в тот миг, когда они проплывали над городской ратушей, Грязнуля заметил нечто в саду позади фабрики, которой владел мэр Недоум.
— Ты только посмотри! — прошептал он. — За всем этим все время стоял именно он.
— Да что ты там бормочешь? — заорал Плакса. — Мы сейчас разобьемся насмерть!
— А…
И тут воздушный шар со всей силы налетел на шпиль. Тонкая ткань порвалась, из шара мгновенно вышел горячий воздух, и корзина рухнула вниз. Ласок выбросило из корзины, какую-то секунду они летели вперед, а потом вцепились во что-то на циферблате. Корзина еще кувыркалась, а потом зацепилась за одну из фигур, украшавших башню, и застряла там.
Четверть десятого. Девять часов пятнадцать минут.
— С тобой все в порядке, Плакса? — поинтересовался Грязнуля.
Он висел, вцепившись в часовую стрелку.
— Разумеется нет, — прохныкал Плакса.
Он повис на минутной стрелке, которая, как известно, двигается куда быстрее, чем часовая.
— Все будет в порядке, — попытался подбодрить его Грязнуля.
— С тобой, может, и будет. Твоя-то стрелка пойдет вверх, а моя вот — вниз.
— Ну да, так и есть. А ты не мог бы подтянуться и попробовать перебраться на мою?
— Ты что, серьезно?
— Если бы я был на твоем месте, Плакса, я бы постарался сделать это как можно быстрее. Иначе ровно в половину десятого ты свалишься со своей стрелки прямо на копье короля Красноуса — его статуя находится прямо под нами. Так что продвигайся-ка лучше понемногу к середине, а потом перелезай ко мне. Иначе…
— Я и так все понял, — прорычал Плакса. С каждой секундой он злился на своего друга все сильнее. Впрочем, он понимал, что Грязнуля абсолютно прав.
32
— Который час? — спросила Бриония.
— Половина десятого, — отозвался Нюх. — А почему ты спрашиваешь?
— Не знаю. Мне просто показалось, что я что-то слышала. Какой-то звук, похоже на вскрик.
Она поежилась.
— Ну и зачем тебе знать время?
— Темнеет. Как раз в такое время сороки летают и крадут мячи для гольфа, а потом забрасывают ими белок.
— И те кричат?
— Это зависит от того, успела белка заметить то, что в нее кидают мяч, или нет.
— Слушай, — сказал Нюх. — Уже наступили сумерки. Я почти ничего не вижу. Может, лучше пойти домой? Я только и думаю о том, что Свелтлана разгуливает на свободе и придумывает новые планы.
— Ну ладно, — пробормотала Бриония, не особенно прислушиваясь к тому, что он говорит. — Осталось-то всего ничего.
— И ты думаешь, что мы все равно можем победить? И как же ты пришла к такому выводу?
— Элементарно, мой дорогой друг. Все механические машины когда-нибудь да ломаются. И чаще всего в самый критический момент. Это закон природы, и он действует всегда.
— Давайте! — крикнул лорд Мудрый, сделав бросок. — Мы пришли сюда играть, а не болтовней заниматься. Осмелюсь напомнить, что на кону сотня гиней.
