Дмитрий Емец - Таня Гроттер и проклятие некромага
Дурнев сердито взглянул на доску.
– Ну что, братик, капут тебе, а?
Дядя Герман молча сунул руку под кресло, пошарил и извлек двустволку с лепажевскими стволами. Отличная двустволка. 1870 год, со свежей гравировкой: «Отцу-командиру от благодарного по гроб человечества». Слова «по гроб» вырезаны с какими-то особенными завитушками – вроде как с намеком.
Достав двустволку, Дурнев молча прицелился Халявию в грудь. Оборотень встал на корточки и зорким глазом заглянул в дуло.
– Дробь какая? Серебро, что ли? – спросил он подозрительно.
– Оно самое, – заверил его Дурнев.
Халявий вздохнул, посмотрел на доску.
– С тобой нечестно играть, братик! Ты все время хочешь выигрывать. Ну так и быть, уговорил! Сдаюся я!
В гостиную ворвалась тетя Нинель, только что закончившая разговаривать с Пипой.
– Герман! Ты вот тут сидишь, жизни радуешься, а у твоего единственного дитяти совсем с головкой разладилось!
Глава В.А.М.П.И.Р. озабоченно посмотрел на жену и спрятал двустволку. Дядя Герман жил на свете долго и давно уяснил одну вещь: женщины вечно создают проблему из того, что проблемой не является, и, напротив, в упор не способны предвидеть реальные сложности.
– Это наследственное, – сказал он.
– Да, по твоей линии, – заявила тетя Нинель.
– Конечно, по моей, – мирно согласился Дурнев.
– Пипа вылитая ты! Никогда не видела ребенка, который так сильно был бы похож на отца!
– Это я уже давно понял. Особенно мизинцы на ногах, – язвительно согласился Дурнев.
Халявий встал на четвереньки и захихикал. Хихиканье его походило на лай. Сказывалось завтрашнее полнолуние. Тетя Нинель выразительно посмотрела на него, и лай смолк.
– Я имела в виду не внешность. Пипа похожа на тебя характером! Она такая же целеустремленная и энергичная! – сказала тетя Нинель.
Несмотря на внешнюю толстокожесть, она не была дурой. На сей раз дядя Герман проглотил наживку вместе с крючком, леской, удочкой и рыболовом.
– Да… гм… ну это мы еще посмотрим, – буркнул он, краснея от счастья.
– Пипочка жаловалась мне на жизнь! – продолжала тетя Нинель. – Никто не ценит ее выдающихся душевных качеств. Только этот парень, как его? Длинный такой, плечистый… Похож на тот венский шкаф, который ты отказался купить мне на аукционе.
– Бульонов, – ревниво сказал дядя Герман. – Уголовный элемент! Я пробивал его по нашей базе. Двоюродный брат его деда сидел два года за хищение собачьей будки и трех лопат. Его мама списывала на экзаменах и подделала подпись в зачетке! Клянусь Трансильванией, этот негодяй не получит Пипы, пока я жив!
Тетя Нинель хмыкнула.
– На твоем месте я не провоцировала бы дочь.
– Почему?
– Интуитивная магия – штука неприятная. Человек не хочет ничего дурного. Он просто начинает злиться – и раз! Там, где только что был собеседник, на стуле сидит кусок фарша…
– Поднимет руку на родного отца?
– Просто не мешай своей дочери встречаться, с кем она хочет, и все дела. Другое дело, что хочет она встречаться со всеми, а получается только с Бульоновым. Ну да жизнь есть жизнь. Не все можется, что хочется. Я тебя тоже не от хорошей жизни взяла, – философски сказала тетя Нинель.
Дядя Герман поперхнулся. Он и тетя Нинель были странной парочкой. Когда кипела тетя Нинель – дядя Герман бывал сух, как вобла. Зато когда кипел дядя Герман – тетя Нинель лишь пожимала плечами.
– Наша Пипочка сейчас в возрасте, когда человеку все в себе последовательно не нравится: уши, нос, глаза, волосы, голос, – продолжала тетя Нинель.
– И когда заканчивается этот возраст? – спросил Дурнев.
– А он не заканчивается. Просто человек находит себе другого человека, ну типа как я нашла тебя, и переносит свое недовольство на него. Я, мол, само совершенство, а эта скотина мне жизнь заела, – отрубила его жена.
Дядя Герман негодующе замычал. Халявий снова хотел залаять, но, видя, что хозяева не в духе, побоялся подавиться зубами. Тогда Халявий сунул мизинец в нос, провернул его по часовой стрелке и на паркетном полу написал: «Хи-хи!» Проделал он все так быстро, что это скромное проявление творческой натуры так никем и не было замечено.
– Скоро драконбольный матч. Пипа хочет полетный комбинезон из кожи вепря с символикой сборной мира, – добавила тетя Нинель.
– Она что, играет? – испугался дядя Герман.
– Нет. Что она, больная? Но она будет среди зрителей и не хочет выглядеть как бомжиха. Опять же – ей надо поддержать команду.
Дядя Герман едва скрыл улыбку. Что, интересно, у его жены в голове? Устройство для самообмана? Можно подумать, созерцание Пенелопы в комбинезоне из кожи вепря приведет команду в состояние экстаза и автоматически гарантирует победу.
– Хорошо. Комбинезон так комбинезон. А как там Танька?
– С каких это пор тебя волнует судьба Гроттер? – нахмурилась тетя Нинель.
– С тех пор, как я выковал ей железный характер! Я понимаю, что это звучит смешно, но на самом деле девчонка многим нам обязана! Спартанское детство, полное лишений, – лучший билет в жизнь, который могут дать любящие родители! Вот твоя Пипа не спала в лоджии, и что теперь? Бульоны на уме, супчики в желудке! – сказал Дурнев укоризненно.
– Хм… Танька… Что же она говорила про Таньку? Ага, Танька тренируется как безумная. Спит по два часа в день. Ходит с синими кругами под глазами. Встречается с парнем с дурацкой фамилией Моталкин, что ли?
– Идиотская фамилия! Просто тупая! – сказал счастливый обладатель фамилии Дурнев.
Его супруга кивнула.
– Вот и мне так кажется… Ага, и еще новость. Пипа в шоке! Магщество завезло в подвал Тибидохса призрак некромага. Он повторяет имена загробных духов. В школе происходит невесть что. Светлые заклинания срабатывают с перебоями, а темные с удвоенной силой.
– Так пусть попросят этот призрак заткнуться! – предложил дядя Герман.
– Они просят. Он не хочет.
– Пусть заткнут его силой! Всему надо учить! – удивился глава всех вампиров.
– Герман, ты правда такой умный? Или все твои лучшие качества проявляются исключительно дома? – вкрадчиво спросила тетя Нинель.
Дурнев пошевелил тонкими губами. Его быстрый ум состыковывал факты.
– Дней пять назад мне позвонил Малюта Скуратофф. Довольно неожиданно, среди ночи. Похоже, мне стоило серьезнее отнестись к его звонку.
– И что он говорил?
– Странные вещи. Я, честно говоря, подумал, не хлебнул ли он крови нарика. У вампиров это случается. Прокусят не ту артерию, напьются чего не надо, а потом их долго глючит, – задумчиво сказал Дурнев.
– Он тебе что-то предлагал? – спросила тетя Нинель. Ей было хорошо известно, что Скуратофф ничего не делает просто так.
– Да. Предложение было довольно смелое. Я отказался.
– Какое именно?
Дядя Герман смутился.
– Он хотел прислать вампира, который загрыз бы сперва тебя, а затем меня. Ну, чтобы мы превратились в живых мертвецов. Ну, то есть в вампиров-натуралов, – пояснил он.
– ЧТО??? Он что, спятил? С головкой рассорился? – крикнула тетя Нинель.
– Я спросил его о том же самом.
– А он что?
– Скуратофф сказал, что хорошо ко мне относится и предлагает это в наших же интересах. «Мертвым, – сказал он, – скоро будет быть выгоднее, чем живым».
Тетя Нинель нахмурилась.
– Ты думаешь, он что-то пронюхал? И это связано с некромагом в подвале?
– Я ничего не думаю, – сказал Дурнев. – Однако если меня укусит сам Малюта или кто-то из его ставленников, я навеки стану их шестеркой! Право первого укуса и все такое! Ну уж нет! Наследник графа Дракулы никогда не падет так низко! Скорее уж он сам всех перекусает!
Глава 12
Равное неравенство
Мне порой приходит на ум, что люди устроены как рояли. У всех – мудрых и глупых, великих и жалких, нравственно прекрасных и нравственно уродливых – эмоциональные клавиши расположены в одних и тех же местах. Все различие – в глубине и качестве звучания.
Личные записиСарданапала Черноморова– Спешка нужна только при ловле блох. Тише едешь – дальше будешь. Festina lente.[7] Festinatio tarda est.[8] Величайшие умы рождали эти гениальные истины, чтобы куча ленивых болванов оправдывала ими собственное безделье! Веселая избыточность движений – вот мой девиз! Не помню, кто из великих это сказал! Вполне возможно, что это был я! – с пафосом произнес Ягун.
Таня с улыбкой оглянулась на него.
– Встань с моей кровати! Ты валяешься целый день! – сказала она.
Ягун оскорбился.
– Я не валяюсь! Я набираюсь сил перед завтрашним матчем!
– Тебя что, выпускают на поле?
– Я буду комментировать! Думаешь, болтать без остановки три-четыре часа подряд – легко? Скажи – легко? Я, может, молчун в душе! Может, я наступаю на горло своей внутренней застенчивости! – возмутился Ягун.
