Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну - Валенте Кэтрин М.

Ни кошка, ни девочка не нарушали молчания долгое время. Сентябрь смотрела на Леопарду. Все, чем она может стать, и все, что она может о себе узнать, находилось внутри этой бронзовой фигурки. Что она вообще может ей сказать?

– Попробуй Воззвать к Вероятности, – посоветовала Канделябра через плечо, не оглядываясь. – Это хорошее гамбитное начало при встречах с судьбой. Это заблуждение, конечно, как и все остальное. Вероятно, случится то-то и то-то, Леопарда? Вот так.

Но Сентябрь не могла оторвать глаз от Леопарды. Она думала о взрослом Субботе, который стоял перед ее машиной, преграждая путь. Она вспомнила о Синем Ветре, которая смеялась над ней. Она думала о феях, которые мчатся сквозь время так, что им вообще никогда не приходится ждать, чтобы узнать, что произойдет дальше, никогда не приходится добиваться чего-то, чтобы это заполучить.

Канделябра прочистила горло.

– Мне еще нравится Заблуждение Многих Вопросов, имей в виду. Провокационных вопросов, наводящих вопросов, вводящих в заблуждение.

Леопарда в ответ смотрела на Сентябрь. Та думала о Сивилле, которая точно знала, какой будет ее жизнь по всей длине и глубине. Она думала о Субботе в цирке, о том, как великолепно он летал. Она думала об Аэле в его Библиотеке, расставляющем по полкам любовные романы. И еще она думала, просто не могла не думать, о той ужасной ночи, когда она боролась с Субботой на подступах к Мировому Механизму и обожгла его спину о железо, и когда все закончилось, они посмотрели вверх и кое-кого увидели. Сентябрь увидела маленькую девочку с голубой кожей и родинкой на левой щеке – но из всего, о чем она запрещала себе думать с тех пор, как узнала о Волшебной Стране, больше всего она старалась не думать именно об этом. Ей не нравилось думать об этом. Она не знала, что с этим делать. Это лежало в глубине ее сердца, как головоломка из тысячи деталей, которые невозможно собрать вместе. Их дочь, сказал тогда Суббота, не ко времени и невпопад, как истинный марид.

Наконец Сентябрь заговорила:

– Я боюсь йети. Он страшный. Страшный, сильный и намного больше меня. Но вдвое страшнее, чем йети, думать, что вся твоя жизнь уже предопределена и у тебя нет никакого выбора.

Бронзовая Леопарда свернула и развернула хвост.

– Я не думаю, что мы уж такие пугливые, – промурлыкала она. – Разве мы не своевольны и своенравны? Разве это не про нас сказано?

– Есть ли способ победить Сайдерскина? – прошептала Сентябрь, и как только был задан первый вопрос, все другие так и посыпались вслед за ним. – Кем я стану, когда вырасту? Папа когда-нибудь поправится окончательно? А война закончится? Маркиза проснется? Родится ли у меня эта дочь в любом случае, что бы и как там ни было, какой бы путь я ни выбрала? Понравится ли мне та я, у которой родится дочь? Неужели все уже решено, решено и рассчитано и мне остается только дождаться, пока все это со мной случится? Зеленый Ветер говорил, что я сама выбираю. Пожалуйста, пусть его слова окажутся правдой. Я знаю, что ветры любят приврать, знаю, но пусть из всего, что он говорил, именно это будет правдой!

– Сомнительная атрибуция, – кашлянула Канделябра. – Цитирование предвзятого и сомнительного источника, откровенно говоря.

Бронзовая Леопарда ничего не сказала. Она подняла лапу и нажала на свою пятнистую грудь. В груди открылась маленькая дверца, квадратик драгоценной бронзовой шкуры открыл темную пустоту внутри нее.

В этой темноте лежала книга.

Яркого, насыщенного красного цвета, с золотыми завитками на уголках, с огромным множеством страниц, доступ к которым преграждал замок. Книга светилась в груди судьбы Сентябрь, как сердце.

Сентябрь просунула руку и взяла красную книгу. Та оказалась тяжелой. Обложку украшало тиснение – девичье лицо, глядящее в сторону, на что-то невидимое. Возможно, это было ее собственное лицо, а может, и нет. Это и есть ответ? Все уже описано?

– С тем, что написано, не поспоришь, – сказала она, поглаживая красные локоны девочки на обложке. – Если сердце моей судьбы – это книга, то ничего не поделаешь. Раз она написана, то все уже решено. Во всех этих древних книгах говорится «ибо так написано», и это значит, что за тебя сделали всю работу и даже прибрали за собой, и слова не скажешь против.

Но послушай, Сентябрь, это совсем не так! Уж я-то знаю. До этого самого момента я была объективной и уравновешенной, но я не могу больше, просто не могу. Послушай, моя девочка. Только однажды и только сейчас ты услышишь мой шепот издалека, словно вздох, словно ветер, словно легкий бриз. Как написано, так и вычеркнуто. Ты можешь переписать страницы этой книги заново. Можешь делать пометки на полях. Можешь вырезать целую страницу. Ты можешь и должна редактировать, переписывать и перемешивать, вытаскивать неправильные части, словно кости, пока не найдешь то, что нужно, и ты можешь всегда, вечно писать еще и еще, сочнее, длиннее и яснее. Жизнь – это абзац, который вечно переписывают. Это Взрослая Магия. Дети бессердечны; родители удерживают их, когда те кричат и извиваются, до тех пор пока в их маленькой дикой пустыне не заведется сердце. Подростки норовят разбить свои сердца обо все, что попривлекательней да потверже, чтобы посмотреть, что сломается, а что выдержит. А Взрослым в расцвете сил, если они очень добры, очень удачливы и очень смелы, а желания их остры, сердце нужно затем, чтобы начинать свою историю снова и снова.

Да услышала ли она меня? Попала ли я в цель? Не могу сказать. Смотрите – она не шевелится. Ну что ж, мои силы не бесконечны.

Сентябрь крепко прижимала к себе красную книгу леопардового сердца. Кончики ее пальцев побелели. Она смотрела мимо книги, не на траву, а на свои черные шелка, струящиеся вдоль тела, льнущие к нему, и согревающие его, и ясно объявляющие о своих намерениях каждому встречному.

«Я выбираю сама, – внезапно подумала она. – Я уже выбрала». Вдали закричала какая-то ночная птица. Она не знала, может ли это сделать. Канделябра называла это место священным. А она тогда кто? Определенно, в этом споре не выиграть. Уроки Плутона отзывались в ее сердце потяжелее бронзовой Леопарды. Может, она и вправду Преступник. Нарушитель законов. Вандал.

Сентябрь положила красную книгу на траву. Травинки задрожали и надломились под ее тяжестью. «С судьбой не поспоришь, что бы Канделябра ни говорила, – подумала она. – Судьбы не избежать».

– Можно только сказать НЕТ, – произнесла она вслух. – По этому НЕТ можно определить, что не все еще умерло.

Она вытащила из кармана последнее, что у нее было, единственное, что Ветер не взял, когда потребовал Все, Что у Нее Есть. Железный молоток.

С глубоким отчаянным вздохом и сдавленным криком Сентябрь подняла его над головой и со свистом опустила на красное тело своей судьбы.

Книга раскололась.

Ревущий, рокочущий, нарастающий звук потряс мир – лунотрясение, раздирающее почву с силой, которая не остановится ни перед чем.

Ты становишься тем, кем тебя называют.

Интерлюдия II

Черный Космический Пес

В городе внутри Луны Черный Космический Пес что-то нашел. Что-то очень большое.

На самом деле, Черный Космический Пес уже некоторое время ничем другим и не занимался. Когда Пес яростно когтит мягкую лунную почву, частички звездной пыли блестят из-под его шерсти, словно шипы. Когда он засыпает, то сворачивается клубком вокруг своей добычи.

На склоне прибывающей Луны вырос алый, горячий и болезненный нарыв – на том месте, где когда-то шумел и процветал город. Краснота этого нарыва мерцает на фоне темной ночи и самого Черного Космического Пса. Он тяжело дышит все время, пока роет вокруг нарыва, открывая его свету и ветру. Черный Космический Пес скалится своей космической усмешкой и продолжает трудиться. Он счастливей всего, когда роет. Красный нарыв растет день ото дня, по мере того как пес его откапывает, сгребая огромные кучи лунной почвы будто снежные сугробы.