Владислав Крапивин - В глубине Великого Кристалла - 2
— Смотри не слети вниз.
— Не, я здесь привык… — Он крутнулся на пятке и прыгнул к Юле. — Я сюда сто раз лазил. А вам здесь нравится?
— Еще бы!.. И не говори мне, пожалуйста, «вы». Я еще не такая уж… пожилая.
Он по-птичьи наклонил к плечу голову и глянул снизу вверх:
— А вам… тебе сколько?
— Девятнадцать.
— У-у… — сказал он вроде бы с уважением, а в золотистом глазу опять метнулась искорка. — А мне одиннадцать. Через месяц будет, в сентябре.
— Ясно. Меня зовут Юля…
— А меня… — Мальчик перекинул голову на другое плечо. — У меня имя старинное. Даже не угадаете… не угадаешь какое.
— И не буду, — улыбнулась Юля. — Говори уж сам.
Он выпрямил голову, подтянул съехавшие шорты и веско произнес:
— Меня зовут Фаддей.
— Ух ты! — сказала Юля.
— Это не просто так. Это в честь одного знаменитого предка. Угадай какого?
Юля наморщила лоб и поморгала. Никто, кроме Фаддея Булгарина, жандармского агента и недруга Пушкина, в голову не приходил.
Маленький Фаддей опять брызнул искоркой левого глаза:
— Антарктиду кто открыл?
— Антарктиду? Сейчас… ага! Беллинсгаузен и Лазарев!
— Вот! А Беллинсгаузена как звали?
— М-м…
— Фаддей Фаддеевич, — со скромным торжеством сказал мальчишка. — У меня про него книга есть и там портрет. Он даже похож на меня немножко, и волосы такие же… Ну, там не цветной портрет, но я же все равно знаю.
— И что же, он правда твой родственник? — со смесью недоверия и уважения поинтересовалась Юля.
— Ну да, — небрежно откликнулся Фаддей. — Он мамин какой-то пра-пра-пра… двоюродный дедушка.
— Разве Беллинсгаузен из этих мест?
— Так и я не из этих мест! Я сюда просто каждое лето приезжаю, к тете Кире!
Юля удивилась. Она была уверена, что мальчишка — местный житель. Он так подходил к здешним улицам и заросшим берегам.
— А откуда ты?
— Из Среднекамска, — сказал он и почему-то вздохнул.
Юля понимала, что и Среднекамск — едва ли родина знаменитого мореплавателя. Но все равно обрадовалась:
— Мы почти земляки! У меня там дядя живет, мамин брат. Он мастер цеха на авторемонтном заводе.
— Я даже не знаю, где там такой завод, — опять вздохнул Фаддей. — Город-то большущий, заводищев всяких полным-полно… И школ почти двести… А здесь всего три… — Он вдруг поднял веснушчатое лицо и сказал совсем о другом: — Ты вон до той балки дотянешься?
Невысоко над головой проходил ржавый брус. Толщиной с хорошее полено. Юля встала на цыпочки и кончиками пальцев тронула холодное железо.
— А я ни разу допрыгнуть не смог, — печально признался Фаддей. — Подсади меня, пожалуйста.
Юля усмехнулась и подхватила мальчишку за бока, ощутив сквозь майку птичьи ребрышки. Потомок адмирала был легонький, и она шутя вскинула его над головой. Фаддей вцепился в брус и повис, покачивая ногами. Морковные гольфы сбились в гармошку, а один кед шлепнулся на пол.
— Здесь висел главный колокол, — сообщил из-под балки Фаддей. — Думаешь, зачем висел? Чтобы в праздники звонить? Вовсе даже нет, это тревожный колокол был. Здесь часовые дежурили. Если враги подкрадутся, они сразу — бамм! — Он качнулся сильнее и повторил громким голосом: — Бамм, бамм!
На нем горели рыжие солнечные пятна.
Юля снова оглядела горизонт. Солнце уже почти касалось леса.
— Надо спускаться, — нехотя проговорила Юля.
— Подожди, — отозвался Фаддей. — Я колокол. Бамм!
Юля засмеялась и дернула его за ногу:
— Ну, колокол-бубенчик, пора…
Он прыгнул на пол и заскакал на одной ноге, натягивая кед.
— Фаддей… — сказала Юля. — Тебя так и звать — Фаддей или можно поуменьшительнее?
— Можно Фаддейка… — Он стрельнул исподлобья золотой искоркой. — Я же еще не Беллинсгаузен.
«Фаддейка — это хорошо! — подумала Юля. — Это в самый раз. Фаддейка он и больше никто».
— А ты можешь ответить на один вопрос, Фаддейка?
Он весело распрямился:
— Хоть на тыщу.
— На один… Это здорово, что ты меня сюда привел. Но почему? Ни с того ни с сего, незнакомого человека…
— А… разве… — Он как-то старательно заморгал. — Ой-ей-ей… Разве вас не тетя Кира послала?
Юля молчала.
— Ой-ей-ей… — Фаддейка запустил пятерню в свои космы. — Она сказала: посиди на берегу у башни, придет одна тетенька… то есть молодая женщина, приезжая. Я, говорит, обещала, что ты ее на колокольню сводишь. Она, говорит, стариной интересуется…
Юлю кольнула ревнивая досада: не ее, значит, ждал Фаддейка. Но сразу она встревожилась:
— А где же та женщина? А тебе не влетит теперь?
— Ой, влетит, — охотно откликнулся Фаддейка. И решительно взял Юлю за рукав: — Пошли!
— Куда?
— К тете Кире. Ну, к нам домой. Скажешь, что я не виноват. А то мне знаешь как… Пошли!
— Но я же… Я не знаю… А это куда? Далеко?
— Недалеко. Средне. Вон там, за рекой, видишь красную крышу с двумя антеннами? Вот за тем домом еще квартал. Идем. Ну… Юля…
Не пойти — было бы все равно что оставить Фаддейку в беде. Да и… не все ли равно, куда идти, если идти некуда?
— А это по пути на вокзал?
Фаддейка сразу как-то потускнел:
— Зачем тебе на вокзал? Ты разве уезжаешь?
— Наоборот, приехала. А на вокзале буду ночевать, больше негде.
— Ночевать — это ночью. А пока еще не ночь, — рассудил Фаддейка. — Пошли!
Внизу солнца уже не было видно, а закат светился ровный и широкий. И река от него светилась. Юля и Фаддейка прошли над плавной водой по зыбкому мосту. Он был подвесной, на тросах, и дощатый настил качался между быками-ледорезами.
Фаддейка шагал сбоку от Юли и поглядывал чуть виновато. Посапывал. Потом спросил:
— Не боишься? На этом мосту многие боятся с непривычки.
— У меня, между прочим, первый разряд по туризму… А ты сам-то не боишься?
— Вот еще!
— Ну да! Правнуку знаменитого моряка не полагается…
Он, кажется, слегка надулся. Заподозрил насмешку, что ли?
Юля примирительно сказала:
— А у меня один знакомый моряк есть. Курсант. Он сейчас на парусном корабле плавает, почти как Беллинсгаузен. У них практика.
— Ух ты! А он на чем? На «Товарище» или на «Седове»?
— На «Крузенштерне»… Не скачи, свалишься.
— Не свалюсь. Хочешь, понесу твой чемодан?
— Да уж сама дотащу…
— А ты мне потом про него расскажешь?
— Про чемодан?
— Про моряка!
— Когда «потом»? — грустно спросила Юля и подумала про вокзал.
— Ну… после разговора с тетей Кирой.
— Ох, Фаддейка, я ее боюсь. И тебе попадет, и мне…
— Что ты! Она посторонних не воспитывает… Ты ей сперва ничего не говори, может, той женщины и не было. Тогда все обойдется.
— А что я скажу? Зачем пришла?
— Поглядим, — деловито успокоил он. — По обстоятельствам.
Дом тети Киры был старый. Старинный даже. С жестяными флюгерами на башенках покосившихся ворот, с черным от древности страховым знаком и рассохшимся кружевом наличников.
Фаддейка бодро толкнул тяжелую калитку. В заросшем дворе красновато темнели громадные гроздья рябины, и светилось несколько березовых стволов. Было пусто. Фаддейка кивнул на скамейку у крыльца:
— Ты посиди минутку, я сейчас. — Поддернул гольфы, заправил майку и нырнул в дом.
Юля поставила на лавку чемодан. С высокой березы упал на него желтый листок. Август…
Прошла минута. Оглядываясь, возник на крыльце Фаддейка. За ним — тетя Кира. Она оказалась очень пожилая, сухощавая, с седым валиком волос.
— Здрасьте, — совсем по-школьному, поспешно сказала Юля. Тетя Кира показалась ей похожей на старую учительницу.
— Добрый вечер, — улыбнулась тетя Кира и легко шугнула Фаддейку со ступенек. — Это вас он, значит, привел? Я, говорит, квартирантку тебе отыскал… Я уж и не знаю. В пристройке у меня жили в июне двое отдыхающих, молодожены, но тогда тепло было, а сейчас-то осень на носу. Продрогнете там ночью…
— Она закаленная, — подал голос Фаддейка. — У нее первый разряд по туризму.
— Брысь ты, нечистая сила, — засмеялась тетя Кира. И Юля засмеялась: так все хорошо складывалось.
— Я правда закаленная. В одеяло завернусь — и хоть в открытом поле…
— Ну, смотрите, если понравится… Вы, наверное, на практику в школу приехали?
— В библиотеку. В детскую…
— К Нине Федосьевне, значит! Вот она обрадуется! А то все одна да одна… А если холодно будет в пристройке, там печурка есть на крайний случай. Завтра дрова привезут…
И Юля почувствовала, что она любит затерянный в северных лесах городок Верхоталье.
Вот только пришло бы сюда письмо.
Ночные страхи
Как это чудесно — вытянуться среди прохладных простыней, чтобы усталость сладко разбежалась по жилкам, и лежать с ощущением полного уюта и с мыслями о счастливом окончании неудачного дня.
