Любовь Романова - Призрак и другие соучастники
Внедорожник, позаимствованный у похитителей, ворвался в город. За окном замелькали фонари и спящие домишки Тихореченска. Стас должен был ехать в другой машине — с задержанными. Но в последний момент Леонов передумал.
— Давай со мной в больницу. Поведешь.
И сел на заднее сиденье, не спуская с рук одурманенную девочку.
Стас потихоньку наблюдал за шефом в стекло заднего вида. Ишь, как нежно обнимает — будто, дочка она ему. Не мудрено, что подполковник ради нее приехал в эту глушь.
Оранжевый свет фонарей проносился по лицам пассажиров, меняя каждую секунду, словно капризный режиссер, их выражения. От тихой грусти, до смертельного испуга. Стас ненадолго встретился взглядом с оставшимся в живых внуком Соболева. Тот смотрел растерянно и одновременно жалобно, как заблудившийся щенок. Он то и дело поглядывал на деда, скрючившегося в углу салона. Старику было плохо. И зачем только Леонов его взял?! Эх! Оперативник снова вздохнул. Он представил, как ребята сейчас подъехали к неприметному повороту неподалеку от интерната, как вытащили из машины подбитого Соболевым иностранца, чтобы тот показал место преступления… и тело. Тело еще три часа назад бывшее смышленым рыжим мальчишкой. И ведь кто бы мог подумать, что эта дамочка в мехах — как там ее? Магдалина Кастро? Ну и имя! — окажется преступницей! Шпионкой! Век живи — век удивляйся.
— Давай, Стас, поднажми, — глухо попросил Леонов, — Боюсь, старика не довезем.
— Да уже приехали, Тарас Анатолиевич. На территорию больницы въезжаем. Вас с девочкой в токсикологии ждут. Это налево. А я с Соболевыми — в кардиологию.
* * *У входа в кардиологическое отделения Тихореченской больницы одиноко светила лампочка. Этот тусклый свет, щербатые ступени, тетка с отечным лицом, дежурившая по ночам, всегда вгоняли Стаса Перепелкина в депрессию. Совсем недавно, точно так же посреди ночи, он привозил сюда мать с приступом. А еще раньше, в инфекционное отделение детской больницы — шестилетнего сына с дизентерией. Там тоже была тусклая лампочка, крошащиеся ступени и женщина с заплаканными глазами. Стас прекрасно усвоил — весь этот набор означает, что впереди долгие дни общения с врачами, покупка лекарств по длинному списку, короткие свидания у зарешеченного окна и тоскливое ожидание.
Оперативник помог дежурной медсестре и заспанному врачу, явившемуся из глубины больничных коридоров, положить старика на каталку. Его быстро увезли, а Вадика с Перепелкиным попросили подождать. И они уселись на покрытую клеенкой не то койку, не то скамейку. Стас никак не мог понять, можно ли на ней сидеть здоровым людям, поэтому чувствовал себя неуютно. Но спросить было не у кого.
За стеклянной загородкой горел свет. На столе дежурной медсестры остывала кружка с чаем. Рядом стояла майонезная баночка с отростком традесканции. Интересно, а выпускают ли еще где-нибудь майонез в таких вот баночках? Или они остались только в больницах, как удобная емкость для анализа мочи? Стас подумал, что все государственный учреждения в стране сейчас стали приютом для вещей из прошлого. У них, например, в отделе все еще живет печатная машинка. Он даже пару раз набивал на ней служебные записки, когда принтер накрылся. А в городской библиотеке на окне стоит целая батарея стеклянных бутылок с широким горлышком. Лет пятнадцать назад в них продавали молоко, прикрытое хлипкой крышечкой из фольги. Теперь библиотекарши разводят в бутылках культуру каких-то целительных кисломолочных бактерий — вонючую желтоватую пакость. Стас, когда собирал информацию по делу смерти мужа одной из них, сдуру сунул туда нос. Бррр!
— Стас Александрович, а Гарика уже нашли?
Оперативник перевел взгляд на близнеца. Мальчишка смотрел прямо перед собой, поэтому Стасу был виден только курносый профиль со свежей ссадиной на скуле.
— Мне позвонят, когда тело твоего брата… Короче, я сразу скажу тебе.
— Спасибо.
В приемном закутке снова повисла тишина. Стас поежился. Отвернулся. Ну что тут скажешь? Брат погиб. Дед при смерти. Не повезло мальчишке. Оперативник снова осторожно посмотрел на украшенный ссадиной профиль. Надо же, как они похожи. И в то же время — совершенно разные. Гарик — душа нараспашку, в рот заглядывал — каждое слово ловил. А этот — закрытая книга, молчун. Интересно, он почувствовал смерть брата? Говорят же, что близнецы всегда знают, когда с кем-нибудь из них беда.
— Может, этот бандит соврал? Чтобы деду отомстить. Ведь такое бывает? — Мальчик посмотрел на Стаса. В его глазах испуганной птахой трепетала надежда.
— Вадик, я не думаю, что этот человек сказал неправду, — оперативник попытался вложить в слова сочувствие и одновременно уверенность — получилось что-то невнятное. Ему, сотруднику тихороченской милиции, еще никогда не приходилось убеждать ребенка в том, что его близкого человека больше нет в живых. Самого близкого на свете, — Понимаешь, Гарик оказался не нужным свидетелем. У них не было другого выбора, как убрать его.
— Понимаю, только…
Стасу показалось, что сейчас прорвет плотину, и бушующий поток затопит все вокруг.
— Это я виноват. Если бы я их не бросил, если бы не ушел один, может Гарик бы сейчас…, — пацан начал задыхаться, он хватал ртом воздух, которой тут же превращался в рыдания, душившие его. Стас схватил Вадика за вздрагивающие плечи, прижал к себе, — Я виноват… Деду не говорите…
— Тихо, тихо. С ума сошел! Если бы не ты, мы бы вообще их не нашли. Ну лежал бы вместе с Гариком. Не дури!
Мальчишка начал потихоньку успокаиваться, когда в тесное пространство приемной вплыла крупная фигура врача.
— Пока волноваться не о чем, господа хорошие, — весело прогудел он, — Инфаркта нет — стенокардийка прихватила. Но старик крепкий. Недельку его подержим в палате общей терапии и выпустим. Ну, молодой человек, для сырости нет никакого повода!
Стас испытал прилив благодарности к этому, так во время вернувшемуся, хранителю мудрости Гиппократа и в который раз подумал, что все врачи похожи друг на друга: крепкие, уверенные, лишенные сантиментов и в избытке одаренные тем особым чувством юмора, который является побочным продуктом ежедневных контактов с самой неприглядной стороной действительности. Оперативник давно научился безошибочно вычислять их в толпе. Вот и с этим врачом он познакомился вовсе не в больнице. Много лет назад, будучи слушателем школы милиции, Стас отправился на вещевой рынок за осенней курткой. После бесплодных шатаний между рядов корейских джинс, цветастых купальников и искусственных шубеек он наконец-то нашел то, что искал. Веселый продавец густо сыпал словечками вроде «чудесненько» и «прекрасненько», превращая процесс продажи мужских курток в маленькое шоу. А когда стало понятно, что покупатель принял решение, ловко отрезал этикетку неизвестно как очутившимся в его руке перочинным ножиком. Тогда Стас, повинуясь внезапному порыву, спросил продавца, не врач ли он.
— Кардиолог. Гена, — улыбнулся тот, — А вы случайно, господин хороший, не мент будете? Ну, может, будущий? Я вашего брата где хочешь вычислить могу.
Потом Стас много думал о том, почему одни профессии оставляют такой неизгладимый след на личности человека, а другие стираются при первой же возможности. Вот мента или журналиста всегда в толпе видно, а программиста или бухгалтера ни за что не угадаешь.
— Любопытненько, — протянул кардиолог Гена, разглядывая Вадика. Его тон заставил Стаса отвлечься от размышлений о странностях бытия, — Весьма любопытненько. А не вас ли, молодой человек, часом ранее привезли в эту больницу с пулевыми ранениями?
— Что?
— Встаньте-ка… — врач шагнул к мальчику, похлопал по груди, зачем-то оттянул нижнее веко, пощупал пульс, — Могу поклясться, что совсем недавно этого парня доставили в хирургию какие-то ребята на своей машине. Говорят, на восьмом километре нашли, возле интерната. С ним еще крыса была…
— Гарька! Жив! — как умалишенный заорал Вадик, — Где он? Скажите, что с ним?
— Тих-тихо! Не на футболе! — цыкнул врач, — Говорю же, два пулевых ранения. Одно в области груди — слегка ребро задето — ничего серьезного. Вторая пуля пробила мягкие ткани правого предплечий. Крови малец потерял много, а так ничего — жить будет.
— Ген, ты нам подробнее все расскажи. Мы этого пацана весь вечер искали, — взмолился Стас, все еще стараясь сохранить спокойствие.
— Да чего рассказывать-то? Час назад привезли мальчика без сознания. Вся куртка в крови. Меня ребята из хирургии попросили помочь, но, в общем-то, зря попросили. По моей части там ничего не было.
Стас слушал и не верил собственным ушам. Могло ли случится такое, что профессиональный киллер ошибся — вместо того, что бы убить мальчишку, нанес ему два легких ранения? Или Вадик прав — немец соврал? Не похоже.
