Ольга Златогорская - Гость из тех времён
Лён погладил приемник по боку, как бабуся шкаф. Алина села на перевернутое старое ведро и осторожно взялась за ручку настойки.
— Можно?
— Конечно. Он же твой.
Алина медленно покрутила ручку. За пластиной с названиями городов двигалась красная полоска. Покрутишь ручку — полоска укажет на какой-то город. В эфире бормотали на разных языках, пели, смеялись, рассказывали истории и просто разговаривали друг с другом. Алина боялась, что вот-вот попадется современная попсовая музыка или реклама, и сказка разрушится. Но больше ловились шелесты и шорохи. Словно ветры дальних стран. Или других времен.
Приемник стал ещё одной тайной Алины и Лёна.
…И однажды всё кончилось.
Алина пришла из школы в субботу — и выронила рюкзак.
— Мама! — закричала она. — Где зеркало?
На обоях темнел прямоугольник, а зеркала не было.
— Что ты орешь, как сумасшедшая? — сердито отозвалась мама, выходя из кухни. — Папа снял, ремонт будем делать.
Алина облегченно вздохнула. Главное, зеркало дома. Осталось уговорить родителей отдать зеркало ей.
— Где оно? — уже тише спросила Алина.
— Отец повез бабусе. Себе нормальное купим. А то ни накраситься, ни причесаться — ничего не видно.
— Мама! — закричала Алина. — Что вы наделали, мама! Мама! Мама!
Других слов не было. Повторяя «мама», Алина разрыдалась и убежала в свою комнату. Упала на ненавистный диван и больше ничего не слышала. Отчаяние сомкнулось над ней как темная холодная вода.
К приезду отца Алина выплакала все слезы. С родителями она почти не разговаривала. Сказала, что уроков много задали, села за стол, разложила учебники. Но в тетради не смотрела. Она чувствовала себя слабой и больной. Тайком померила температуру — тридцать семь и пять. Но показывать градусник родителям не стала.
Ночью Алина спала плохо. Ей снился Лён, который становился всё тоньше и тоньше, и его нужно было обязательно догнать, а он уходил, уплывал, улетал… Проснулась Алина совсем разбитой, но мрачной и решительной. Вышла на улицу, набрала номер.
— Привет, Лен. Не разбудила?
— Разбудила, — сонно отозвалась Ленка. — Чего хотела?
— Слушай, мне тут по делу смотаться надо. Прикрой меня. Я скажу, что мы с тобой реферат по литературе пишем. Если тебе позвонят, я у тебя. Ок?
— Ладно, — зевнула Ленка. — Если что, скажу что ты в туалете, первый раз, что ли? Потом расскажешь, что за дело?
— Расскажу, конечно, — пообещала Алина. — Спасибо.
Интересно, можно Ленке правду рассказать? Поверит ли? Или решит, что её разыгрывают, и обидится?
Алина купила в киоске на углу тонкую тетрадку и вернулась домой.
Мама чистила зубы в ванной.
— Куда ходила?
— За тетрадкой, — Алина показала свою покупку. — Нам реферат задали по литературе. Можно я поеду к Ленке, мы с ней вместе пишем?
— Поезжай, — кивнула мама. — Только позавтракай. И купи хоть шоколадку какую, ты же там обедать будешь…
Алина от радости чуть не подпрыгнула. Вот и деньги на билет! А то пришлось бы свою копилку распотрошить…
До бабуси ехать недолго, на электричке всего сорок минут. Алина отлично знала дорогу. Раньше каждое лето они ездили туда как на дачу. Правда, родители не разрешали Алине ездить одной. Но они и не узнают.
Алина взяла с собой книжку, но читать не стала — просто смотрела в окно. Внутри звенело нетерпение — как там зеркало? Выйдет ли Лён у бабуси? Удастся ли с ним переговорить, хотя бы по-быстрому? Чтобы ждал, пока она приедет на каникулы, до них осталось меньше двух недель…
Дорога пролетела незаметно. Алина вышла на маленькой станции с деревянным настилом и зашагала к двухэтажному домику с зеленой крышей.
Бабуся, конечно же, была дома — где ей ещё быть?
— Здравствуй, — очень удивилась она. — Что-то случилось?
— Нет, — Алина вдохнула знакомый запах старого дерева, сухих трав и печного дыма. Бабуся топила баню.
— Иди мой руки, — распорядилась бабуся. — А я пока родителям позвоню, что ты доехала.
— Не надо! — испугалась Алина.
— Они не знают, что ты здесь? — строго спросила бабуся.
Алина уставилась в пол. Деревянные половицы покрашены коричневой краской. В щели между досками можно тетрадку всунуть, вот паучок ползет…
— Ты что, из дома сбежала? — бабуся положила Алине руку на плечо. Старую, сморщенную, но всё еще крепкую руку.
— Нет, что ты. Я… просто по делу.
— Тогда всё-таки пойдем обедать. Я окрошку готовлю. Осталось только колбасу порубить.
Алина поплелась за бабусей на кухню — маленькую комнатку с деревянным столом. Бабушкина спина всё еще оставалась ровной. Хоть старая рубашка на ней болталась, и джинсы сидели мешком, бабушка не выглядела совсем уж деревенским жителем. Что-то в ней выдавало городскую, как в той старушке с собачкой…
— Тебе привет от бабушки из тридцать шестой квартиры, — бухнула Алина.
— От Зои Егоровны? — обрадовалась бабуся. — Вы познакомились?
— Да уж, — улыбнулась Алина. — Она меня от разбойников спасла…
— Она может, — засмеялась бабуся. — Зоя всю войну в разведке прослужила. Таких теперь не делают. Стальной человек.
— Вы с ней вместе воевали?
— Да что ты, — хмыкнула бабуся, ловко нарезая колбасу на квадратики. — Я через два года после победы родилась. Зоя-то меня лет на двадцать старше. Ей давно за восемьдесят.
Алина вспомнила шуструю старушку и не поверила. За восемьдесят? Воевала в разведке? Вот этот одуванчик?
Но от парней она действительно спасла. А бабуся сказала:
— Мой руки, умывальник во дворе.
Алина вернулась, на ходу вытирая руки. Бабуся улыбнулась:
— Ты как Наталья. Та тоже вечно с полотенцем ходит.
Алина с удивлением уставилась на полотенце у себя в руках. Точно, мама часто с ним из кухни выходит… Как будто повесить нельзя.
— Давай, садись за стол, — скомандовала бабуся. — Да рассказывай, какое у тебя дело.
Только сейчас Алина вспомнила, что так и не позавтракала дома. Мама с ложечки не кормит. Она вечно: погрей сама, ты же девочка… А бабуся вот и в тарелку налила, и хлеб порезала, и даже майонез положила. Знает, что внучке надо.
Алина решила не хитрить.
— Бабусь, папа тебе зеркало привез вчера?
— Привёз… — неохотно отозвалась бабуся.
— Что-то не так, да? — Алина отложила ложку.
— Привезти-то он привез, да только лопнуло оно по дороге-то. Стекло старое. Не знаю, что и делать.
— Покажи, — прошептала Алина.
Бабуся не стала говорить: доешь, потом посмотрим. Она понимала.
Зеркало стояло в маленькой спаленке. Сверху вниз по нему шла трещина. Но это ещё не всё: треснув, половинки стекла сошлись под небольшим углом. И теперь человек в них не отражался. Совсем. Получалось мутное, бесформенное пятно.
Бабуся снова положила руку внучке на плечо. Алина поняла, что глотает слезы.
— Оно для тебя что-то значило, да? — тихо спросила бабуся.
Алина кивнула.
— Ладно, — бабусина рука погладила заострившееся плечо Алины. — Что-нибудь решим. Не плачь. Может быть, еще удастся его починить. Приедет Матвеич, он вставит новое стекло…
— Не надо новое! — закричала Алина. — Всё дело в старом!
— Хорошо, — не стала спорить бабуся. — Попробуем тогда что-нибудь придумать со старым.
— Не выбросишь? — жалобно пробормотала Алина.
— Нет, что ты. Раз тебе надо.
— Спасибо, — Алина шмыгнула носом и приобняла бабушку в ответ…
Они всё-таки съели окрошку. А потом Алина увидела на подоконнике коричневые альбомы.
— Бабусь, что это?
— Фотографии. Старые.
— Можно посмотреть?
— Конечно. Они же твои.
Алина вздрогнула. Бабуся сказала это в точности как Лён.
Фотографии шли не по порядку. Некоторые Алина знала: бабуся на работе, бабуся с молодым дедушкой, бабуся со своей мамой… С пожелтевших карточек смотрели почти не знакомые лица. Алина перевернула картонную страницу… и чуть не выронила альбом.
С карточки размером чуть побольше мобильника на неё смотрел Лён.
Такой, каким он обычно приходил: в смешных штанах с манжетами под коленом, в рубашке с закатанными рукавами. Только Лён приходил босиком, а на фотографии он в круглоносых туфлях. Лён улыбался и смотрел прямо на зрителя.
— Ба… Кто это? — прошептала Алина. Голос не слушался.
Бабуся глянула и с привычной грустью ответила:
— Это мой брат, Лёня.
Алина потрясла головой, чтобы уложить в ней мысли.
— А почему я про него никогда ничего не слышала?
— Он погиб, когда ему было, как тебе.
— Как… погиб?
— Глупо и нелепо. Упал в реку… Ходил в поход с классом, на берегу под ним обвалился пласт земли. Только и успел, что «мама» сказать. Последние его слова были… А там обрыв и вода холодная. Его только через две недели нашли. Фотография как раз перед походом сделана…
