Лене Каабербол - Колдовская музыка
Прошли еще два выступления, но ни одно из них не было лучше первого. И вот настала наша очередь. Замигали цветные огни. Техник по сцене поднял три пальца, потом два, мотом один… и платформа, на которой мы стояли, поехала.
Какой же огромный зал! И сколько в нем народу! Увидеть их вживую, перед собой, было совсем не то же самое, что на мониторах. Я никогда в жизни не стояла перед такой многочисленной аудиторией. У меня пересохло во рту. Я судорожно вздохнула. Неужели я смогу запеть?
«Дзинь!» Кара заиграла вступление. Фиона подхватила мелодию на бас-гитаре. Включилась Хай Лин со своими барабанами, после первых двух тактов ее руки все еще дрожали, потом она заиграла тверже. «Тра-та-та-та, тра-та-та-та». Я раскрыла рот…
И не смогла вспомнить ни строчки. Все слова вылетели у меня из головы.
Я видела нечто подобное на видео. Моя мама однажды засняла это на кассету: точно так же цепенели от страха мелкие зверушки, застигнутые посреди шоссе ослепительными лучами фар. В их глазах сквозила паника. Вот и я стояла с широко раскрытыми глазами, беззвучно разинув рот.
Кара бросила на меня свирепый взгляд, но не сдалась. Она без паузы проиграла вступление еще раз. И на этот раз слова сами собой слетели с губ, без участия мозга.
Вот закончилась неделя, пятница настала.
Без тебя уже скучаю, мне недели мало…
Мой голос, пропущенный через незнакомую акустическую систему, звучал чересчур громко, но в остальном вполне нормально. На удивление нормально.
Я не знала, что такое вдруг со мной случится…
Вот уж что правда то правда! Но, откровенно говоря, все это начинало…
О-о, как суббота одинока,
О-о, воскресенье так жестоко…
…начинало доставлять мне удовольствие. Мне стало хорошо. «Радуйтесь же, — мысленно обратилась я к многотысячной публике. — Это здорово. Это весело. У нас хорошая песня. Слушайте ее. Смотрите на нас. Полюбите нас».
Кара с головой погрузилась в свое соло. Ее пальцы летали. «Старкастер» пел. «Дорогая моя, как же хорошо ты играешь!» — думала я с восхищением. И публике она тоже понравилась. Раздался взрыв аплодисментов, и вдруг толпа стала совсем не страшной, а наоборот, чудесной, и я любила всех зрителей до единого.
И мечта вернется утром, тихо, как слезинка…
Прости, Тарани. Может быть, в следующий раз я спою правильно!
Я хочу обратно в школу, Чтоб увидеть там тебя…
Последние аккорды Кары, завершающий удар по тарелкам от Хай Лин.
«Ух ты! — подумала я. — Вот, значит, как себя чувствуешь, когда три тысячи зрителей дружно хлопают тебе в ладоши!»
Мигнул свет. Платформа скользнула назад.
«О, не надо, — подумала я. — Можно постоять здесь еще немного? Ну можно?»
По конферансье уже объявлял следующий номер. Все кончилось. Всего три с половиной минуты.
— Здорово! — воскликнула Хай Лин, сияя улыбкой до ушей. — Когда мы сможем повторить?
Я стояла, едва переводя дыхание, как будто пробежала целую милю.
— Минут через двадцать, — ответила я. — Если выиграем. А иначе — никогда…
— Не порти настроение, — сказала Фиона, разрушая прическу одним движением влажной от пота руки. — Но если мы победим, если в самом деле выйдем на сцену еще раз… Ирма, не могла бы ты для разнообразия вспомнить слова?
Я чуть не забыла про эти ледяные от паники десять секунд. Они уплыли за сотни световых лет. В прошлую геологическую эпоху.
— Ты хочешь сказать, я забыла начало песни? — ответила я, делая обиженный вид. — Я просто решила, что публике захочется еще раз послушать, великолепное вступление Кары!
Кара с улыбкой откинула со лба влажную прядь гладких темных волос.
— Да, верно! — воскликнула она.
Шоу продолжалось. Танцующая девушка все еще оставалась одной из лучших претенденток. Сумеем ли мы обогнать ее? Или даже… выиграть конкурс?
— Хорошо бы сейчас сидеть в зрительном зале, — прошептала Хай Лин. — А то здесь, за кулисами, от напряжения трудно дышать. И смотреть выступления на экранах гораздо хуже, чем вживую.
Я отпила глоток воды. В горле опять пересохло. Кара барабанила пальцами по столу, и ее длинные ногти ритмично отбивали: «тук-тук-тук, тук-тук-тук».
— Блестяще, крошки мои! — воскликнул Ал Гатор, одарив нас новой россыпью своих змеиных воздушных поцелуев. — Чудесно! Великолепное вступление, очень нетрадиционно. И у вас отличные костюмы, крошки мои, мне очень понравились…
— Спасибо, — вежливо сказала Хай Лин, глядя, как он скользнул прочь — раздавать воздушные поцелуи другим.
«Тук-тук-тук». Пальцы Кары продолжали бегать по столу. Она не сводила глаз с экрана.
Оставались считанные секунды до предпоследнего номера. Какой-то мальчишеский ансамбль, называющий себя «Огнецветы». Довольно заурядное вступление на басах, потом…
Я удивленно подалась вперед.
— Что это?
Звук был, как… я не знаю. Не знаю, как его назвать. Если бы гитара была живой, если бы могла двигаться и петь, то она звучала бы примерно так же. Звук проник в мою плоть, под кожу, прямо в сердце. Кристально чистый. Такой близкий, как будто между нами нет никакого расстояния.
Где-то средь миров есть место для меня.
Где-то средь миров есть время для меня.
Место наших встреч, время для любви —
Отныне и навек…
Пел их гитарист. Я сидела, уставившись на экран, и не могла ни на миг отвести от него глаз. Не то чтобы он был очень красив. Волосы у него были темно-каштановые, не по моде длинноватые. Лицо узкое, фигура чересчур худая. Но музыка… Она была не из этого мира. Не походила ни на что, слышанное мною до сих пор. Я словно воочию видела место, о котором он поет. Прекрасное, залитое лунным светом, невообразимо далекое. Высокие деревья, серебристые яркие звезды высоко в небе… Кто-то слушает и улыбается — это девушка с длинными шелковистыми волосами… У меня на глазах выступили слезы, и вдруг все яркие огни, экраны мониторов, деловитые люди исчезли, уплыли куда-то вдаль, и осталось только поле, и деревья, и девушка… и Кид, и в его серых глазах была такая тоска, что у меня разрывалось сердце…
Кид… Откуда я узнала, что его так зовут? Никто не говорил мне, но это неважно. Это звучало в его музыке. Услышать его музыку — все равно что узнать его самого.
Когда угасли последние призрачные аккорды, в зрительном зале повисла гробовая тишина. Люди застыли неподвижно, будто в трансе. Я прекрасно понимала, что они чувствуют. Мне хотелось, чтобы он сыграл еще раз. Так хотелось, что я не могла шелохнуться.
Потом началось что-то невообразимое. Зрители повскакивали с мест, принялись карабкаться на кресла, толкаться в проходах. Всем хотелось прорваться ближе к сцене. Никто не хлопал, все только вопили, требуя, чтобы их кумиры выступили еще раз. Но неумолимая техника уже увезла Кида и «Огнецветов» со сцены на такой же платформе, как наша, и вместо них перед публикой предстали две девушки-близняшки в одинаковых синих костюмах и ковбойских шляпах с блестками — последний номер вечера.
Конферансье безуспешно пытался вернуть праздник в нужное русло:
— А теперь, дорогие гости, сядем на места и поприветствуем группу «Поющие близнецы»… — Но толпа его не слушала. «Поющие близнецы» дрожали от страха. Я бы на их месте тоже испугалась. Когда шестеро или семеро фанатов прорвались мимо охранников и начали карабкаться на сцену, девочки бросились бежать, подхватив гитары.
— Верните их сюда, — орал в радиотелефон высокий мужчина в нарядном костюме. — Плевать на программу, пусть они вернутся, а то эти психи разнесут весь зал!
Видимо, кто-то послушался его приказа. Через минуту платформа снова вынесла Кида и его ансамблю к публике.
— Прошу вас, — проговорил Кид в микрофон тихо и неуверенно. — Пожалуйста, притихните на минутку.
Как ни странно, ему повиновались.
— Кажется… кажется, мы выиграли. Снова крики и аплодисменты, но на этот раз более спокойные. Всем хотелось услышать, что он скажет.
— Поэтому я подумал… может быть, вам хочется послушать нашу песню еще раз?
Вряд ли кто-нибудь спрашивал мнения жюри. На это не хватило времени. Но неважно — «Огнецветы» положили нас на обе лопатки, и мы это знали. Почему же никто не слыхал о них раньше? Любая уважающая себя компания звукозаписи, получив их демонстрационный диск, через две секунды заключила бы с ними контракт.
Но вскоре я перестала думать о жюри, наградах и контрактах. Песня «Отныне и навек» заполонила мое сердце, душу, разум, я могла только слушать — и больше ничего.
В машине по дороге домой я сидела притихшая.
— Жалеешь, что не выиграла? — спросил папа. — Сама понимаешь, шансов было мало. Не всегда удается побеждать.
— Знаю.
