Эдит Несбит - Мокрое волшебство
Леди, чьё лицо скрывалось под шляпой, выглядела намного моложе да и к тому же доброжелательнее.
— О, неужели и это купе занято? — произнесла она.
— Да, — сказала Кэтлин. — Но здесь много места, входите, если хотите.
— Не знаю, понравится ли это нашей тёте, — сообщила более осторожная Мэйвис. — Но сами мы, конечно, не против, — добавила она, встретившись взглядом с приветливо улыбающимися глазами, которые смотрели на неё из‑под шляпы.
Леди сказала:
— Поезд ужасно переполнен. Если бы я могла поговорить с вашей тётей… Я ведь тоже тётя и еду встретиться со своим племянником на станции. Возможно, она поймёт меня. Поезд отправится с минуты на минуту. У меня нет багажа, кроме газеты, так что я не причиню вам хлопот.
И в самом деле — в руках у неё была только сложенная газета.
— О, конечно, проходите, — согласилась Кэтлин, беспокойно ёрзая на месте. — Я уверена, тётя Энид будет не против, — Кити всегда смотрела на вещи оптимистично. — Пора бы поезду тронуться!
— Что ж, раз вы считаете, что можно, — отозвалась леди и бросила свою газету в угол таким беззаботным жестом, что детям он даже показался очаровательным. Её приятное лицо уже показалось в проёме двери, а нога была в шаге от купе, когда она внезапно отступила назад. Было такое чувство, будто кто‑то оттащил леди от входа.
— Простите, — произнёс знакомый голос, — это купе занято.
Приятное лицо дамы пропало, сменившись лицом тёти Энид. Леди тут же исчезла. Тётя Энид наступила на ногу Кэтлин, навалилась на жакет Бернарда, и сев частично на Мэйвис и частично на Фрэнсиса, рявкнула:
— Какая наглость!
Затем кто‑то захлопнул дверь. Поезд вздрогнул, затрясся и начал оживать всем нам известным образом — ворча, пыхтя и натужно скрипя — и, наконец, тронулся. Тётя Энид встала, чтобы разложить вещи на полке, так что дети даже не смогли увидеть, нашла ли приветливая леди себе место в поезде.
— Ну, я думаю… — тщетно начал Фрэнсис.
— О, правда? — откликнулась тётя Энид. — Я и не знала, что ты на это способен.
По своему усмотрению разложив вещи на полке и сделав детям пару замечаний, села читать книгу мисс Мэри Корелли. Дети подавленно переглянулись. Они никак не могли понять, почему мать оставила их на попечение этой абсолютно неприятной мнимой тётки.
Конечно, на то была причина. Если родители, обычно такие добрые и весёлые, вдруг совершают что-то, чего невозможно понять и с трудом можно вынести, можете быть абсолютно уверены: у них на это есть достаточно веская причина. В данном случае эта причина заключалась в том, что тётя Энид была единственной, кто вызвался присмотреть за детьми, тогда как все остальные славные люди, которые обычно этим занимались, болели гриппом. Плюс ко всему, она была старым другом бабушки. Фрэнсис решил, что либо вкус бабушки в выборе друзей был достаточно странным, либо тётя Энид сильно изменилась со времён своей молодости.
Итак, она сидела и читала свою скучную книгу. Дети тоже получили по экземпляру — «—Эрик», " Тихоня", «Элси», «Озорной огонёк», «Храбрая Бэйси» и «Простодушная Изабэль» — ещё перед отъездом из дома их раздали ребятам так, как обычно раздают игральные карты. Мало того, что они были большой обузой во время переезда, так их ещё и невозможно было читать. Кэтлин и Бернард вскоре решили, что лучше уж смотреть в окно, а двое старших попытались прочесть, вернее, просмотреть оставленную леди газету.
Именно с этого момента и началось самое интересное, а то, о чем я рассказывала до этого — лишь предыстория. Если бы та леди не заглянула в их дверь, и если бы она не оставила здесь эту газету, они бы никогда не прочли её, потому что они были из тех детей, которые читают газеты только в случае крайней необходимости.
Возможно, вам трудно будет поверить, я и сама не знаю, почему это произошло, но первым словом, которое они увидели, было «Бичфилд», второе — «на», третье — «море», пятое — «русалка», а четвёртое, то, что располагалось между словами «море» и «Русалка», — «обнаружена».
— Дай‑ка посмотреть поближе, — попросила Мэйвис.
— Не тяни, ты и так хорошо видишь, — отозвался Фрэнсис, и вот что они прочитали:
Бичфилд‑на‑море — обнаружена русалка.
Удивительная история.
Этот сезон уже получил название «глупый» из-за обилия в общественной прессе легкомысленных, старых как мир баек о гигантских крыжовниках и громадных морских змеях. Так что история об очередном чуде глубин даже в таком известном месте отдыха, как Бичфилд, будет вполне в традициях этого времени года. Расположенный рядом с отличной площадкой для гольфа, окруженный множеством живописных местечек, с хорошо налаженной системой водоснабжения, недавно выкрашенной пристанью и тремя конкурирующими друг с другом Дворцами кинематографа, Бичфилд известен как растущий, необыкновенно притягательный пляж, причудливое очарование которого…
— Подожди, — удивился Фрэнсис, — здесь нет ничего о русалках.
— О, ну значит, будет позже, — сказала Мэйвис. — Наверное, сюда добавили всю эту чепуху, чтобы отдать дань вежливости Бичфилду, давай пропустим… — «…удобен для прогулок, есть все современные удобства, при этом сохранена его причудливость…» Что означает это «причудливый» и зачем они всё время повторяют это слово?
— Не думаю («думаю» вы повторяете несколько раз, я кое-где заменила), что оно обозначает что‑либо конкретное, — предположил Фрэнсис, — это просто слово. Они его используют в смысле «странный» или «утончённый». Так всегда в газетах. О, — вот и она — «волнение проще представить себе, чем описать…» — нет, это о спорте — а, вот!
…Мастер Уилфред Уилсон, сын известного и уважаемого горожанина, прибежал вчера домой весь в слезах. При распросе он рассказал, что плескался в небольших заводях, образованных скалами, которые можно найти в большом количестве под Западным Утёсом, когда что‑то осторожно ущипнуло его за ногу. Он испугался, что это может быть омар, так как слышал, что эти ракообразные иногда атакуют неосторожного нарушителя их владений, и закричал. Пока его рассказ, пусть и необычный, в сущности, не содержит ничего необъяснимого. Но, когда он повернулся на шум, похожий на «голос юной леди», который просил его не плакать, и посмотрел вниз, то увидел, что его удерживает рука «высовывающаяся из‑за одной из подводных скал». Конечно, его утверждение было принято с некоторым недоверием, но когда из поездки в западную сторону вернулись участники «вечеринки на судне», которые утверждали, что сквозь прозрачную воду за бортом своей лодки они видели что‑то вроде белого тюленя с тёмным хвостом, рассказ Уилфреда получил высшую степень доверия…
( — Что такое степень доверия — спросила Мэйвис.
— Не бери в голову. Это, по‑моему, насколько сильно ты веришь. Давай, читай дальше, — ответил Фрэнсис.)
…доверия. Мистер Уилсон, который до этого считал, что самым лучшим лекарством от небылиц про свои мокрые ноги, является более ранняя отправка в постель, позволил сыну проводить его на место, где разворачивались события. Но, несмотря на то, что мистер Уилсон босиком прошел все заводи, он не увидел и не почувствовал никаких рук, не услышал никакого шума, ни подобного голосу леди, ни какого‑либо другого. Несомненно, теория, связанная с тюленем, единственно верная. Белый тюлень — ценное приобретение для города, и без сомнений привлечёт сюда посетителей. Несколько судов уже выходили в море — кто с сетями, кто с удочками. Мистер Карэрас, гость из Южной Америки выходил с арканом, что в этих широтах, конечно, в новинку.
— Это всё, — прошептал Фрэнсис и взглянул на тётю Энид. — Смотри, она спит.
Он поманил остальных, и они забились в дальний угол купе, подальше от спящей тётки.
— Вы только послушайте! — заметил он и прочитал им вполголоса всю историю о русалке.
— Вот это да, — проговорил Бернард. — Я надеюсь, это тюлень. Никогда не видел тюленя!
— А я надеюсь, что они всё‑таки её поймают, — добавила Кэтлин, — интересно будет посмотреть на живую русалку.
— Если это действительно русалка, я очень надеюсь, что им не удастся её поймать, — в свою очередь сказал Фрэнсис.
— Я тоже, — согласилась Мэйвис. — Уверена, что в неволе она погибнет.
— Знаете что, — заявил Фрэнсис. — Завтра мы первым делом пойдём и посмотрим на неё. Я полагаю, — добавил он задумчиво, — Сабрина тоже была кем‑то вроде русалки.
— У неё нет хвоста, — напомнила ему Кэтлин.
— Не хвост делает русалку русалкой, — возразил ей Фрэнсис, — а способность жить под водой. Если бы дело было в хвосте, то и макрели звались бы русалками.
— Естественно, они не русалки, это уж я знаю, — сказала Кэтлин.
— Хотелось бы мне, чтобы она дала нам луки и стрелы вместо лопат и вёдер, — заметил Бернард, глядя на спящую тётю, — тогда мы смогли бы отправиться на тюленью охоту.
