Эдит Несбит - Пятеро детей и Оно
Какое-то время никто не произносил ни слова, полагая, что пока Саммиад раздувался, сдувался и закапывался, братья и сестры куда-то убежали, а сюда незаметно подкрались какие-то совершенно чужие дети.
– Простите, пожалуйста, – наконец очень вежливо обратилась Антея к Джейн, у которой были теперь огромные голубые глаза и облако ярко-рыжих волос. – Вы нигде здесь случайно поблизости не встречали двух мальчиков и одну девочку?
– Я как раз то же самое собралась спросить у тебя, – ответила Джейн.
Тут Сирилу наконец все сделалось ясно, и он выкрикнул:
– Это же ты! Я дыру узнал у тебя на фартуке. Ты ведь Джейн, правда? А ты Пантера, – перевел он взгляд на Антею. – У тебя тот же самый испачканный носовой платок, который ты никак поменять не вспомнишь, после того как порезала палец. Море мое исчезнувшее! Желание-то исполнилось. А теперь говорите: я тоже теперь такой же красивый, как вы?
– Если ты Сирил, то прежним нравился мне как-то больше, – не стала кривить душой Антея. – Ты с этими золотыми кудрями – вылитый мальчик из хора. Ну, как будто ты долго не проживешь, а отправишься на тот свет совсем молодым. А Роберта, если это, конечно, он, новая черная шевелюра превратила прямо в какого-то итальянского шарманщика.
– А вы обе похожи на рождественские открытки, – обиделся Роберт. – Такие, знаете, очень глупые рождественские открытки. И волосы у тебя, Джейн, теперь рыжие, как морковь. Вот.
Волосы у нее и впрямь отличались тем самым венецианским оттенком, который так завораживает живописцев.
– Нечего друг у друга искать недостатки, – вмешалась Джейн. – Лучше давайте скорее возьмем Ягненка и поторопимся на обед. Вот увидите, что прислуга начнет восхищаться нами.
Малыш как раз пробудился от долгого сна, и они с большим облегчением обнаружили, что он не стал прекрасен, как ясный день, а вполне себе оставался в своем прежнем облике.
– Видимо, на таких маленьких желания не распространяются, – предположила Джейн. – В следующий раз надо о нем Саммиаду особо напоминать.
Антея раскрыла объятия, намереваясь взять на руки малыша.
– Иди же к своей Пантере, мой лапочка.
Антея была любимой сестрой Ягненочка, но сейчас он, окинув ее осуждающим взглядом, оскорбленно засунул в рот облепленный песком палец.
– Ну же, иди, – повторила она.
– Уходи, – ответил малыш.
– Тогда иди, маленький, к своей Кисе, – предложила Джейн.
– Не Киса! – в отчаянии покачал головой Ягненочек, и губы его задрожали.
– Ну-ка давай, ветеран, – согнувшись, подставил ему спину Роберт. – Прокатишься с ветерком на закорках у братца.
– Пахой, пахой майчик! – панически от него отмахиваясь, взвыл малыш с таким видом, будто действительность вдруг повернулась к нему самой кошмарной своей стороной.
В отчаянии посмотрев друг на друга, они содрогнулись. Потому что вместо привычных, веселых, дружеских глаз и лиц на них взирали, может быть, и прекрасные, как ясный день, но совершенно холодные и чужие глаза незнакомцев.
– Это просто какой-то кошмар, – сказал Сирил после того, как попробовал все же поднять Ягненочка, который при этом царапался, словно дикая кошка, и ревел, как разгневанный бык. – Видимо, нам сперва придется с ним подружиться. Не могу я его тащить, пока он не перестанет орать. Нет, ну подумайте, дикость какая. Мы стараемся подружиться с нашим собственным младшим братом!
Но, сколь ни глупо это звучало, им волей-неволей пришлось налаживать с ним отношения.
Переговоры были нелегкими и заняли целый час, ибо вдобавок к испугу Ягненочка мучил поистине львиный голод, и пить он хотел не меньше, чем путник в пустыне, а подобные обстоятельства, как известно, не улучшают характер.
Наконец он все-таки снизошел до просьб четверых незнакомцев, нехотя им дозволив нести себя на руках домой, однако в объятия заключать их не стал, и они, пыхтя, волокли по очереди тяжеленный безвольный куль.
– Ну, вот мы и дома, – выдохнула облегченно Джейн, открывая железную калитку.
Дети сразу заметили няню Марту. Приложив ладонь козырьком ко лбу, чтобы солнце ей не слепило глаза, она глядела с тревогой в их сторону.
– Бери малыша, – сказали они.
Марта резким движением выхватила его.
– Ну, слава богу, с ним все в порядке. Но где остальные? – с подозрением поглядела она на старших сестер и братьев. – И вы сами-то, интересно, кто будете?
– Мы – это, естественно, мы и есть, – ответил ей Роберт.
– Ну а кто же тогда мы сами-то будем, когда дома у себя сидим? – усилилась подозрительность в глазах Марты.
– Тебе уже было сказано: это мы, только мы сегодня прекрасны, как ясный день, – попробовал объяснить ей Сирил. – Я – Сирил, а со мной остальные, и все мы очень голодные. Так что пусти нас в дом и перестань говорить глупости.
Марту нахальство Сирила вывело из себя, и она попыталась захлопнуть перед его носом дверь.
– Я понимаю, конечно, что мы сейчас выглядим по-другому, – решила Антея сгладить нахальство брата вежливым обращением. – Но я правда Антея, и мы все устали и в самом деле ужасно голодные, а время обеда давно прошло.
– Ну и валяйте к себе домой. Можете там хоть обедать, хоть что другое, – не смягчили ее слова Марту. – А коли водите дружбу с нашими и это они подучили вас таким шуточкам, так им и передайте: вернутся, получат чего заслужили. Пусть это им будет известно.
Дверь захлопнулась. Сирил изо всех сил задергал дверной колокольчик. Безрезультатно. Только кухарка, высунувшись из окна спальни на втором этаже, закричала:
– Если не уберетесь живо отсюда, я вызываю полицию!
Оконная рама с грохотом опустилась.
– Бесполезно, – пожала плечами Антея. – Давайте лучше и впрямь поскорее отсюда уйдем, пока нас в тюрьму не отправили.
Братья сказали, что все это ерунда и в Англии нет такого закона, согласно которому можно арестовать людей за одну лишь прекрасную, как день, внешность, однако тоже поторопились выйти следом за сестрами на дорогу.
– Очень надеюсь, что после захода солнца мы снова станем такими, как прежде, – сказала Джейн.
– Ну уж не знаю, – мрачно проговорил Сирил. – Со времен мегатериумов в мире многое изменилось.
– Ой, – испугалась Антея. – А вдруг мы, как эти самые мегатериумы, к вечеру превратимся в камни, и к утру от нас вовсе ничего не останется.
Она заплакала, а за ней – и Джейн, и даже у мальчиков побледнели лица. Остаток дня для них выдался хуже некуда. Говорить ни о чем не хотелось. Соседей поблизости не было, и это лишало детей возможности попросить хоть кусочек хлеба или стакан воды. Идти же в деревню им представлялось опасным, потому что, во-первых, они увидели, как туда пошла Марта с корзинкой, а во-вторых, там был местный констебль. Да, они были прекрасны, как ясный день, но это слабое утешение, когда вы измучены голодом, как заплутавший в лесу охотник, и так давно не пили воды, что ваши внутренности напоминают пересохшую губку.
Трижды они совершенно тщетно пытались привлечь внимание прислуги из Белого Дома, надеясь, что они выслушают их историю и разрешат им войти. Затем Роберт решил обойти дом с тыла и проникнуть внутрь сквозь одно из открытых окон, чтобы отворить дверь остальным. Но окна первого этажа располагались слишком высоко от земли, и, пока он пытался до них достать, его заметила уже вернувшаяся из деревни Марта, которая, окатив его с верхнего этажа водой, проорала:
– Вон отсюда, мелкая маленькая итальянская обезьяна!
Все способы были исчерпаны. Дети уселись рядышком под кустом и, опустив ноги в пересохшую от жары канаву, начали ждать, когда наконец зайдет солнце. Станут ли они после этого самими собой или обратятся в камни? Тревожные мысли усиливало ощущение одиночества. Потому что, хоть голоса у них сохранились прежние, лица были настолько прекрасны, что смотрели они друг на друга с большим отвращением.
– Не верю, что мы превратимся в камни, – нарушил продолжительное и тягостное молчание Роберт. – Песчаный эльф ведь сказал, что завтра выполнит новые наши желания. А как же он это сделает, если мы уже сегодня станем камнями?
– Ну да, – согласились остальные, однако слова его их не сильно утешили.
И снова повисло молчание. Еще более продолжительное и тягостное, чем прежде. А потом Сирил сказал:
– Не хочу, девочки, вас пугать, но вроде со мной уже началось. У меня совершенно нога онемела, значит, я превращаюсь в камень. И вы тоже, наверное, скоро станете превращаться.
– Не обращайте внимания, – как-то очень по-доброму произнес Роберт и, поглядев на прекрасное, как ясный день, лицо брата, с большим оптимизмом добавил: – Вдруг камнем из нас из всех должен стать только ты один, а мы будем в полном порядке? Но ты не расстраивайся. Мы и каменного тебя окружим вниманием и заботой и гирляндами свежих цветов тебя будем увешивать.
