Мишель Пейвер - Охота на духов
Ренн решительно вскинула на плечо лук и колчан со стрелами и сама взяла Дарка за руку.
— Идем, — уверенно сказала она. — Теперь мы знаем дорогу.
Глава тридцать пятая
Торак покатился вниз, и на него обрушился целый водопад камней, а земля стремительно кинулась ему навстречу. Боль одновременно взорвалась и в плече, и в черепе.
Некоторое время он лежал неподвижно. Боль в разбитой скуле была почти невыносимой, но руками-ногами двигать он все-таки мог. И, как ни странно, ухитрился не потерять свой нож.
Осыпь, обрушившаяся на него подобно каменному водопаду, уходила куда-то вверх, во тьму. Нечего было и думать по ней взобраться. Нет, назад ходу нет, это ясно. «Хорошо хоть, Волка здесь нет, — подумал Торак. — Может, он еще все-таки сумеет выбраться отсюда живым».
Ему казалось, что он находится в какой-то огромной темной пещере. Судя по ощущениям, камень здесь некогда тек, точно жидкий мед — капал, собирался в озерца, а потом застыл и снова стал твердым. Каменные потеки, похожие на чьи-то кривые клыки, свисали с потолка пещеры; другие такие же «клыки» торчали из пола, готовые сомкнуться с первыми.
«В точности как пасть хищника, — подумал Торак. — А что старо, как времени поток? Зуб, камни превращающий в песок… Так я в пасти Горы», — догадался он.
Замерцал огонек костра. Где-то далеко внизу послышался тихий шепот воды. А гораздо ближе, совсем рядом с Тораком, раздалось вдруг ритмичное клацанье костей, и жуткий знакомый голос пропел:
Силой кости,
Силой камня,
Силой взгляда Злого духа
Я, Эостра, призываю
Вас, не знающих покоя!
Я, Эостра, заклинаю
Вас во всем мне подчиняться!
Торак, спотыкаясь, двинулся к свету. Прятаться смысла не имело. Она прекрасно знала, что он тут.
И вскоре он ее увидел.
Видимо, в результате какого-то давнего подземного толчка огромные камни сложились в некое подобие алтаря высотой в два человеческих роста, накрытого сверху черной каменной плитой. На этой плите горел огонь, а за ней виднелась высокая фигура Повелительницы Филинов. По обе стороны от нее два токорота ритмично гремели костями в такт ее монотонному речитативу.
Казалось, ее одеяние из перьев притягивает к себе тьму, зато чудовищная маска филина так и сияла, разрисованная белой краской. В одной руке, бледной и костлявой, как у мертвеца, Эостра держала посох, в набалдашник которого был вделан огненный опал; другая ее рука сжимала копье-трезубец для ловли душ.
Силой кости,
Силой камня,
Силой взгляда
Злого духа…
Торак попытался что-то сказать, но язык не повиновался ему, и во рту вдруг совершенно пересохло.
Та, Что В Маске вскинула руки, и ее крылатая тень целиком накрыла пещеру. Токороты рухнули перед нею ниц; их детские лица светились ужасом и обожанием.
— Ты прекрасно знаешь, что я уже здесь, — с огромным трудом, задыхаясь, вымолвил Торак. — И прекрасно знаешь, что я пришел, чтобы остановить тебя.
Та, Что В Маске, ни на миг не прерывая свое монотонное заклинание, взмахнула копьем, и острие копья указало прямо на Торака. И тут же у подножия каменного алтаря зажглось семь пар глаз. Темные тени, вскочив, метнулись к Тораку.
Он едва успел уйти от собачьих клыков. Быстро сунув нож в ножны, он скинул с ног башмаки и мигом взобрался на ближайшую скалу, похожую на торчащий клык. С трудом удерживаясь на острой вершине — с ладонь шириной, — он подтянул ноги повыше. Псы безумствовали внизу: подскакивали, щелкали зубами, тщетно пытаясь до него добраться. Их горячее дыхание обжигало босые ноги Торака, но огромные клыки хватали пустоту. Выждав несколько мгновений, они снова и снова с рычанием бросались на приступ; лютая ненависть гнала их.
Чуть выше, на расстоянии вытянутой руки, скала, на которой он обрел временное спасение, как-то странно изгибалась, образуя выступ, напоминающий торчащий вбок зуб. На этом выступе, пожалуй, было бы удобней — и выше, и безопасней. Но с другой стороны, туда мог спрыгнуть один из токоротов, взобравшись по стене пещеры. Торак вовремя успел заметить, как сверху к нему метнулась какая-то темная тень. Стремительно выхватив нож, он с силой им замахнулся, и филин, резко развернувшись, вернулся к своей хозяйке.
А Торак прижался спиной к скале, чувствуя, как по телу ручьями стекает пот. От едкого дыма костра кружилась голова. Вглядевшись, Торак увидел, что Пожирательница Душ отставила в сторону копье и зачем-то опутывает огненный опал веревкой. Токороты дружно вздохнули и еще яростней загремели зажатыми в руках сухими костями.
В свете костра веревка, которой Эостра оплетала опал, отливала темным золотом, а волокна ее были заплетены, точно женская коса. Торак просто глаз не мог отвести от этой странной веревки и светящегося камня, чувствуя, как неведомая сила словно втягивает его в глубины магического опала.
Он светился алым, точно смертельная рана. И был полон красоты, и страдания, и безумной страсти. Так же сиял и глаз Великого Зубра в зимнем небе, обжигая болью невероятной силы, им же самим и созданной.
Эостра вдруг смолкла, прервав свое заклинание, и скрежещущим шепотом принялась одно за другим произносить имена Неупокоенных Мертвых.
Потрясение было столь велико, что Торак чуть не лишился чувств. Он наконец понял, что она собирается сделать, но остановить ее не мог. Сейчас он мог лишь с трудом удерживаться на своем насесте — точно голубь, которого вот-вот схватит ястреб.
Он почувствовал, как в ногу ему впивается материнский рожок с охрой. Но рожок был пуст и ничем не мог ему помочь.
И все же…
Ценой своей жизни его матери удалось заключить договор с Великим Духом. И в обмен на ее жизнь Великий Дух сделал Торака особенным, подарив ему блуждающую душу. Этим драгоценным даром он обязан своей покойной матери и ради нее должен — пусть даже в самый последний раз! — своим даром воспользоваться.
Смахнув со лба крупные капли пота, Торак крикнул Пожирательнице Душ:
— Ты думаешь, что заполучила меня? Ты уверена, что я не смогу до тебя добраться? Нет, ты ошибаешься! — От страха голос его звучал особенно громко и пронзительно.
Взобравшись на выступ в виде торчавшего вниз клыка, Торак устроился в развилке, и теперь, хотя ноги у него и болтались в воздухе, собачьей стае было до него никак не добраться. Сняв с себя ремень, он привязал им себя к скале, вытащил из мешочка со снадобьями черный корень, выпрошенный у Саеунн, и быстро сунул его в рот.
Боль тут же острыми когтями впилась в его нутро. Он громко вскрикнул… и услышал собственный голос, ставший теперь совершенно неузнаваемым: это был хриплый, скрежещущий голос Эостры, призывающей Неупокоенные Души!
Ее глазами сквозь щели, прорезанные в маске, Торак видел собственное бесчувственное тело, лишившееся своей блуждающей души и отчего-то казавшееся ему серым. Впрочем, серым казалось ему и пламя на алтаре, и все вокруг — кроме холодной красной сердцевины огненного опала.
В глубинах холодной как лед души Эостры Торак предпринимал отчаянные попытки подчинить себе злую колдунью. Он наделся заставить ее разбить магический камень. Но преодолеть ее сопротивление так и не смог. Души Повелительницы Филинов оказались значительно сильнее, чем у тех существ, в которых он до этого вселялся. А ее могучая воля останавливала любые его попытки; ему казалось, что она и его самого сейчас превратит в камень. В том-то и заключалась великая сила Эостры: она ни от чего не испытывала ни удовольствия, ни боли; в ее душе не было никаких иных чувств, кроме желания жить вечно. Воспитанные ею токороты были не замученными детьми, в тела которых она вселила злых духов, а ее могущественным оружием, которое она создала только для того, чтобы воплотить в жизнь задуманное. И эти жуткие псы тоже были всего лишь ее оружием; и теми и другими она намеревалась воспользоваться, а потом попросту отшвырнуть в сторону за ненадобностью, точно сломанный кремневый наконечник. И жалкого мальчишку на скале Эостра воспринимала всего лишь как вместилище той силы, которую она страстно желала заполучить; нужно было только уничтожить это вместилище и самой обрести вожделенное могущество. Да, в душе Эостры царило истинное зло, зло в чистом виде, и было оно таким холодным и мертвящим, что душа Торака, казалось, тонула в нем…
Эостра снова умолкла. И токороты перестали греметь костями.
Воцарилась полная тишина. Та, Что В Маске набросила на горевший костер покрывало из шкур, и огонь потух. И в воцарившейся темноте вновь послышался голос колдуньи:
О Тенрис, скользкий, как тюлень… и самый хитрый!
Тебя я призываю!
В пещере вдруг стал слышен плеск морских волн, за алтарем сгустился дым — и в этом дыму возникла человеческая фигура. Глазами Пожирательницы Душ Торак видел некогда красивое, а ныне почти уничтоженное временем лицо мужчины, слышал его голос, плавный и сильный, как вздохи Моря…
