Виталий Пищенко - НЛО из Грачёвки (Сборник)
— Клим, а как же кресло? — забеспокоилась Ника.
— Не время возиться с ящиком. Да и в лодку не войдет. Поедем с капитаном. Потом придумаем что-нибудь.
— Помоги мне спуститься в лодку, — сказал капитан Кихос. — Хотя, давай пропустим вперед твою сестру, а то как бы здесь случайно не выстрелил мушкет. Будь здоров, капитан Оливарес! Не забудь, пошли плотника, заделать дыру в борту, если начнется волнение, не заметишь, как утонешь.
В лодке капитана на веслах сидел один гребец. Клим сел рядом, взял второе весло. Подплывая к кораблю, он прочитал название:
— «Санта». Святая, значит. Ну-ну…
Он придержал лестницу, пока капитан Кихос тяжело карабкался наверх. Затем взглянул на Нику.
— Чего ты? — спросила она.
— Пытаюсь сообразить…
— Потом сообразишь, лезь!
— По правилам хорошего тона, спускаясь по лестнице, мужчина, кажется, должен идти впереди женщины. А когда поднимается, то позади, за ней. А вот как здесь, на море?
— Будет тебе, соблюдать этикет! На мне же не юбка. Придержи лестницу, чтобы не болталась, я полезу вперед.
2
Сеньор Оливарес с женой занимали на «Санте» две смежные каюты, обставленные тяжелой мебелью, украшенной медными тиснеными накладками. На окнах висели шелковые занавески. Клим удобно устроился на широком табурете, обтянутом цветной кожей, Ника забралась с ногами в кресло. Шпагу она все еще держала в руках.
— Вообще-то, — заметил Клим, — это кресло предназначено для мужчин. Женщинам здесь положен табурет.
— Даже так?
— Именно так. Каждая уважающая себя женщина носит не такие штанишки, как на тебе, а кринолин. Вот этакой! Как бы ты сумела в нем взгромоздиться на кресло?
— Кринолина только мне здесь и не хватало… А может, ты оставишь свое балагурство. Тебе не о чем поговорить серьезно?
— Хорошо, — мирно согласился Клим. — Поговорим серьезно. Подведем, так сказать, итоги. А ты пока отложи в сторону свою шпагу. И чего ты за нее уцепилась, как настоящий мушкетер. Давай, я ее поставлю в угол, вот так… Здесь, у капитана Кихоса, тебя уже никто не тронет. Да и я рядом, и почти в форме, — он потрогал ссадину на лбу. — Это же надо, как меня хлопнуло. Напугалась, наверное?
— Еще бы! Я думала, тебя убило доской.
— Так уж сразу.
— Лежишь, глаза закатил. А я одна.
— Зато потом, кажется, кавалеров вокруг тебя собралось достаточно. Ты не могла бы мне рассказать о своих успехах подробнее?
Он выслушал, поинтересовался деталями.
— Бедный сеньор Оливарес.
— Пожалел?
— А почему бы нет. Сначала ты его шлепнула, потом я.
— А до тебя его жена.
— Видишь, и все по одному месту. Значит, эта самая Кармен…
— Долорес.
— Ну Долорес. Она предложила тебя в премию своим молодцам?
— Тебе, вижу, смешно?
— Не то чтобы смешно. Скорее — непривычно. У нас, согласись, не принято передовиков производства награждать девушками. И что было дальше?
— Меня разыграли в кости.
— Еще интереснее.
— Тогда я и придумала сходить за шпагой.
— Почему не сказала мне.
— А чем бы ты помог? Их там десятка два, все вооруженные. Решила управиться сама. Первый мой жених… ну, быстро отказался от меня.
— А второй еще быстрее. Я, как увидел твое лицо, вспомнил Петровича. Так и подумал, что парню будет плохо. Ты же убила его.
Ника потупилась.
— Видишь, Клим, он вел себя… неприлично очень. Я так разозлилась, до чертиков. Да и на остальных. Ты не представляешь, как они…
— Почему не представляю. Очень даже представляю. Что ты таких скотов в нашем веке не видела?
— Видела, но там они меня не трогали. А эти… да я бы их всех!
— Ну, ну, успокойся.
— Ох, Клим… Что-то я на самом деле здесь злющая стала. Это, наверное, все мои предки виноваты. Поди, пираты были какие, черноморские флибустьеры. Тебе вот хорошо.
— Что ж, мои предки, как думаю, действовали больше молитвой.
— А ты — кулаком. Тебе не стыдно?
— Стыдно, конечно. — Клим погладил суставы пальцев правой руки. Понимаешь, некогда было молиться-то. Влепила бы тебе пулю эта самая Кармен.
— Долорес.
— Пусть — Долорес. И сеньор Оливарес тоже хорош. Порядочки у них, чуть что, сразу за пистолет.
— Не пора нам уносить ноги?
— Надо подумать, как кресло выручить у Оливареса.
— А если там в него кто заберется и ручку повернет?
— И ничего не будет. Ручка же тоже воображаемая. Это в том случае, если верно все, что я тебе рассказывал.
— А у тебя все верно?
— Это я и сам хотел бы знать. Думаю, реальным остается одно: мы с тобой сидим в кресле в ящике, который плывет где-то у берегов Кубы. Сидим и грезим. А здесь нас нет.
— А там? Если ящик захлестнет волной.
— Генератор, как я полагаю, работает на электрической энергии. Морская вода замкнет схему, генератор выключится, и мы очнемся, только уже в воде.
— Фу-ты, чертовщина какая. Да хотя бы и так, уж лучше в воде.
— Но утонуть, умереть, повредиться здесь нам никак нельзя. Даже в воображении.
— Это я уже поняла. Страшновато, конечно, — век уж очень опасный. Ни тебе «Скорой помощи», ни милиции. А если мы кресло потеряем?
— Тогда так и останемся здесь, — перешел на шутку Клим. — Будем жить. Женимся. Пойдут у нас высококультурные дети, гены все-таки…
— Гены… женимся… Ты соображаешь, что говоришь?
— А ты не соображаешь, что я шучу.
— Шуточки у него…
— А что, надеюсь, у тебя там мужа нет?.. Ну, ладно, ладно, успокойся. Не буду я на тебе жениться, я же твой брат все-таки. Найду себе мулаточку, черненькую, пухленькую… ласковую. Не такую злюку. А тебя выдам замуж за пирата Моргана. Тем более он уже не пират, а почтенный лорд. Не помню вот только, живой он или нет…
Дверь в каюту приоткрылась без стука. Просунулась лохматая голова матроса.
— Что? — переспросил Клим. — Сейчас придем! Ника, капитану Кихосу опять плохо.
— А почему он зовет нас?
— А кого ему еще звать? «Скорой помощи», как ты сама сказала, в этом веке нет, на корабле — тем более. Да что «Скорая помощь», у них на кораблях, уверен, простой валерианки не найдешь.
— Чем мы ему поможем?..
— Опять ромом?
— Рому больше нельзя. Этот приступ, наверное, рецидив после той порции.
— Рецидив? Слушай, а ты как в медицине, хоть сколько-нибудь?..
— Я — нет. У меня папа — заслуженный врач республики.
— Что ты говоришь? Тогда ты здесь по меньшей мере — кандидат медицинских наук. Пошли. Если капитан Кихос умрет — осложнений у нас, чувствую, прибавится.
3
Капитан Кихос лежал на постели, закинув голову на подушку. Лицо его опять было синюшным, глаза закрыты. Дышал он тяжело и с хрипом. Сознание капитан уже потерял. Как ни малы были познания Ники, она понимала — нужно что-то делать, иначе капитан Кихос этого приступа не переживет.
В каюте находились трое его помощников. Двое из них курили трубки.
— Дымят, дьяволы! — выразилась Ника. — Клим, открой пошире окошки. Я буду втолковывать этим дубам основные правила неотложной помощи при сердечных приступах. А ты мне помоги.
— Основные правила?.. Что ж, давай втолковывай.
На табурете возле кровати капитана сидел пожилой моряк с пышными бакенбардами. Потому как он сидел, а двое других стояли, Ника рассудила, что он здесь старший, и начала воспитание с него. Тем более что трубка у него была размером с кулак и дымила, как старинный паровоз.
Ника постучала пальцем по трубке и отрицательно покачала головой.
— Ноу!
Она сказала по-английски, хотя с таким же успехом могла сказать и по-русски. Чернобородый моряк даже не взглянул на нее. Он только передвинул трубку в зубах и, озабоченно посматривая на капитана, выпустил клуб дыма прямо в лицо Нике. И тогда она просто выдернула трубку из его зубов и выбросила за окно.
Чернобородый оторопело моргнул.
Дерзость поступка вначале даже не уложилась в его сознании. Он ничего не понял. А когда понял, то его лицо тут же стало багроветь, и Клим подумал, что на корабле может появиться еще один сердечный больной. На всякий случай он подвинулся поближе. Чернобородый моряк вскочил. Клим ласково, но крепко взял его под руку.
— Климент Джексон, — представился он. — Слушатель духовной академии в Глазго.
Клим не имел представления, есть в Глазго духовная академия или нет, рассчитывая, что моряку сейчас придется сообразить, кто с ним говорит и как ему нужно отвечать.
— Пабло Винценто, — несколько оторопело отозвался он. — Второй помощник капитана.
— Сеньор Винценто, — продолжал Клим. — Надеюсь, вы не хотите принести вред капитану Кихосу?
— Какой вред… о чем вы?
— Я так и подумал. Конечно, вы уже догадались, что свежий воздух сейчас — лучшее лекарство бедному капитану. И вы правы — вам и вашим товарищам лучше всего покинуть каюту и там, на палубе, помолиться святой деве, чтобы она проявила милосердие к несчастному больному. А моя сестра тем временем попробует помочь ему.
