Дмитрий Емец - Таня Гроттер и проклятие некромага
Расправившись с окороком, Тарарах встал из-за стола и поманил Таню и Ваньку. Вместе с ними увязался и Ягун. Чтобы не привлекать внимания, они отошли к началу лестницы и разместились на нижних ее ступенях, рядом с ногами атланта.
Атлант, конечно, не был глухим и мог подслушать, но если атлант и подслушает, то лишь через неделю поймет смысл сказанного. Еще неделю будет размышлять над сказанным. Месяц – взвешивать, стоит ли информация того, чтобы поделиться с другими атлантами. И, наконец, год, чтобы более-менее связно объяснить, что именно его потрясло. Ну а дальше отсчитывайте уже десятилетия с учетом интеллекта аудитории и общей бессвязности рассказа.
Принимая же во внимание, что за эти десять лет произойдет много чего интересного, в головах атлантов воцарится такая путаница, что никакой человеческой жизни не хватит, чтобы ее расхлебать. Правда, в отличие от человека у атлантов есть одно преимущество: они живут вечно. Вечность же штука приятная во многих отношениях. Есть время подумать и даже чуток притормозить. Недаром Медузия Горгонова часто называла вечность – «бонусом болванов».
– Куда летим? – спросила Таня прежде, чем Тарарах успел открыть рот.
Питекантроп уставился на нее с негодованием.
– Откуда знаешь? Зеркалишь?
– Ушанка! – кратко сказал Ванька.
Тарарах недоверчиво ощупал голову, сдвинул ушанку на лоб и расхохотался.
– Зуби как-то говорила мне, что я раб привычек.
– Так куда летим? А, неважно куда! Главное: когда? – поторопил Тарараха Ягун.
Тарарах уставился на Ягуна в задумчивости. На его честном лице читалось, что планов взять с собой внука Ягге у него прежде не возникало.
– Я буду молчать как глухонемая рыба в банке со шпротами! И еще я буду полезный! Но если меня не возьмут, я залезу на крышу Большой Башни и буду оттуда орать на весь Тибидохс, что дяденька Тарарах полетел по секретному делу! – пригрозил Ягун.
– Я тебя придушу! – прорычал питекантроп.
– Это вызовет подозрение!
Тарарах вздохнул.
– Ладно, – сказал он. – Меня просили взять двоих, но где двое, там и трое… Через час встречаемся у сторожки Древнира. И не опаздывайте. Лететь долго, а нам нужно будет кое-кого с собой прихватить. Ясно?
Ягун радостно закивал.
– У матросов нет вопросов. Но у них же нет и ответов, – заявил он.
– Кто-то обещал молчать! – напомнил Тарарах.
– Кто-то робко пытается намекнуть, что раз он летит по служебным делам, то желает получить халявное топливо для пылесоса из преподавательских запасов! – сказал нагленький Ягунчик.
Таня была уверена, что сейчас играющий комментатор схлопочет по полной, но доброта Тарараха не знала границ.
– Волосы домовых пойдут? Вчера вечером целая толпа притащилась ко мне в берлогу стричься. Бери веник, мешок и марш сметать!
Ягун открыл было варежку, чтобы качать права и требовать чешую, но тотчас лицо его просветлело.
– Волосы домовых вместо чешуи? Во, блин! Как же я сам раньше до этого не допер! – воскликнул он.
В глазах у играющего комментатора появился знакомый Тане маньячный огонек. «Бедные домовые!» – подумала Таня. Она не сомневалась: если волосы подойдут Ягуну, он с ножницами будет гоняться за домовыми по всей школе так же, как теперь носится по болотам в поисках русалок. И пока последний из домовых Тибидохса не станет лысым как колено, Ягун не успокоится.
Тарарах ушел. Ягун помчался за ним. Ему не терпелось собрать побольше волос и проверить новую насадку на трубу, которая, если верить рекламе, позволяла увеличить магщность двигателя на 30 процентов, одновременно уменьшив расход чешуи на 10 процентов. Лоткова, которой по просьбе безденежного в данный момент Ягуна пришлось выписывать насадку по каталогу, охарактеризовала покупку кратко: «Очередная лажа!»
– Спокойно! – сказал ей Ягун. – Считай, что ты делаешь мне подарок на день рождения, который рано или поздно будет.
– На ближайшую днюху я уже сделала тебе подарок! Кто выписал себе комбинезон?
– Ну и что? Тогда на следующую после этой. Или ты собралась со мной расставаться? А! Отвечай, Дездемона, когда с тобой разговаривает Отелло! – надулся Ягунчик.
Лоткова фыркнула.
– Можешь не сомневаться! Не изменишься – брошу быстрее, чем ты думаешь!
– Тогда эта насадка будет твоим прощальным подарком! Хнык-хнык! – заявил Ягун и умчался к своему любимому пылесосу…
– Что они вообще хотят, эти девушки? – сказал он, нежно полируя его тряпкой. – Когда мы проводим вечера на драконбольном поле – им это не нравится. Когда смотрим по сторонам – им это тоже не нравится. Но если мы пойдем у них на поводу и будем все время мозолить им глаза, они нас наверняка бросят.
Пылесос ничего не ответил. Только поблескивал хромированными боками. Как существо самодостаточное и автономное, он не участвовал в извечной битве полов и интересовался девушками меньше, чем мусором.
* * *Час спустя Таня, Ванька и Ягун, одетые, как для дальнего перелета, стояли у сторожки Древнира. Тангро носился над прудом. Остановить его было невозможно. Дорвавшийся наконец до воды, дракон делал свечку, нырял и исчезал под водой. Один раз Тане показалось, что у него в зубах что-то блеснуло.
– Смотри: рыба! – воскликнула она.
Однако Ванька, мысливший более реалистично, предположил, что это, скорее всего, не рыба, а что-нибудь из имущества водяного.
Тарарах задерживался. Ягун заявил, что лично его это не удивляет. Кто больше торопит, сам же всегда и опаздывает. Играющий комментатор нежно косился на пылесос, заправленный под завязку волосом домовых. Пылесос подскакивал. В глубине бака происходило таинственное бурление. «И ядреная же штука эти волосы!» – восклицал Ягун.
Рядом с пылесосом Ягуна пылесос Ваньки выглядел немощным калекой. «Не мучайте меня! Мне пора в музей на покой!» – говорил его обмотанный изолентой шланг. На бортах ехидно плясали пятна ржавчины. Контрабас же Тани, хотя был древнее пылесоса по меньшей мере на четыреста лет, выглядел еще очень даже ничего. Бодрый и свежий зрелый муж рядом с дряхлым старичком.
– Вот оно превосходство мудрого искусства над сиюминутной, быстро стареющей техникой! – с пафосом произнес перстень Феофила Гроттера и замолчал. Его лимит слов на сегодня был исчерпан еще с утра.
Таня смотрела на развалины сторожки и вспоминала историю с золотой пиявкой.
– Тогда мне казалось, что если не раздавлю ее, то все, конец… А значит, если я умру на минуту раньше всех – какая разница? – произнесла она.
Ванька ничего не сказал и лишь ободряюще улыбнулся. Таня часто думала, что лучшее, что есть у Ваньки, – его улыбка. Если бы можно было взять ее, свернуть, как платок, и повсюду носить с собой.
– Ты чеширский кот! – сказала ему Таня нежно.
– Ты чудо!.. – одними губами произнес Ванька.
Телепат Ягун каким-то образом просек смысл и негодующе кашлянул.
– Кгхм! Учитывая, что меня любит не так уж много народу – ну бабуся там, потом Лоткова, – попрошу меня не дразнить чужими чувствами! А то я буду рыдать и затоплю вон того лешака!
Таня обернулась. Метрах в ста от них, между лесом и прудом, стоял большой лешак и, поскрипывая, смотрел на них. У лешака были спутанные, осенние волосы, опадавшие желтой листвой.
– Что ему здесь надо? Ты, кажется, хорошо разбираешься в лешаках? – спросил Ягун у Ваньки.
Ванька пожал плечами.
– Все что угодно. Лешаки – странный народ. Они воспринимают не наши слова, а наши мысли и побуждения. Они считают, что в жилах людей ходят древесные соки. В ком-то созидательные, в ком-то гнилостные. От этих соков и только от них зависят наши поступки.
– Не понял. Как это? – спросил Ягун.
– Примерно так: мысли текут по стволу характера и выбрасывают побеги поступков. Светлый прозрачный сок – созидательные, гнилостный – разрушительные. Зло не столько зло, сколько отсутствие добра. Любая пустота, лишенная добра, неминуемо заполняется его противоположностью. Или немного иначе: зло – есть болезнь добра. Кажется, так. В общем, я не силен в философии лешаков. Знаю только, что соки для них важнее, чем имена людей. Только по сокам они нас и отличают. В остальном мы для них на одно лицо. Глаза, нос, черты лица – это все туманно, поскольку не являются складками коры. Поди отличи, кто где! Правда, они дают нам всем имена на свой лад… – пояснил Ванька.
Таня покачала головой.
– Сложно как все. Просто этическая магия… Имена? Правда? А тебе, Ванька, лешаки какое имя дали? – спросила она с неожиданным интересом.
– Разговаривать с лешими трудно. И понимать их трудно. Они в основном скрипят, – уклончиво отвечал Ванька.
– Не крути! Уверена, ты их понимаешь! – настаивала Таня.
– Ну немного… Лешаки не любят спешки. Жить надо медленно, но невероятно упорно, а думать спокойно и прочно – именно так живет и мыслит дерево.
Однако Таню было не отвлечь.
