Жюль Верн - Том 3
А что за люди выходят на прогулку из общественных зданий и из частных домов, когда наступает час отдыха? Чванливые господа в черных сюртуках, шелковых цилиндрах, лакированных туфлях и с бриллиантовыми булавками в галстуках. Расфранченные дамы в пышных и безвкусных нарядах, юбках с воланами и наимоднейших головных уборах. И наконец, индейцы, которые тоже начинают перенимать европейские моды и понемногу утрачивают все, что оставалось от местного колорита в средней части бассейна Амазонки.
Таков город Манаус, с которым следовало в общих чертах познакомить читателя для большей ясности нашего дальнейшего повествования.
Глава II Первые минуты
Когда пирога, увозившая Жоама Гарраля или, вернее, Жоама Дакосту, скрылась из глаз, Бенито подошел к Маноэлю.
— Скажи, что тебе известно? — спросил он.
— Мне известно, что твой отец ни в чем не виновен! — ответил Маноэль. — И что двадцать три года назад он был осужден за преступление, которого не совершил!
— Он все сказал тебе, Маноэль?
— Все, Бенито! Этот благородный человек не захотел скрывать свое прошлое от того, кто должен стать мужем его дочери.
— А может ли отец представить теперь доказательство своей невиновности?
— Таким доказательством служит вся его безупречная жизнь на протяжении последних двадцати трех лет, заслужившая всеобщее уважение, а также предпринятый им шаг. Ведь он сам отправился к судье, чтобы сказать: «Я не хочу больше вести это двойное существование. Я не хочу скрываться под вымышленным именем. Вы осудили невиновного! Восстановите же его доброе имя!»
— А ты... когда отец рассказал тебе... Ты ни на минуту не усомнился в нем?
— Ни на минуту, брат!
И молодые люди крепко пожали друг другу руки.
Затем Бенито подошел к отцу Пассанье.
— Падре, — сказал он, — уведите матушку и сестру в их комнаты. Пожалуйста, не покидайте их до конца дня! Никто здесь не сомневается в невиновности моего отца... Вы это знаете. Завтра мы с матушкой пойдем к начальнику полиции. Нам не откажут в свидании с заключенным, эго было бы слишком жестоко! Мы повидаемся с отцом и решим, что нам делать.
Якита, сраженная внезапно обрушившимся на нее ударом, сначала была в каком-то оцепенении. Но вскоре мужественная женщина оправилась. Якита Дакоста будет такой же стойкой, какой была Якита Гарраль. Она не сомневалась в невиновности мужа. Ей даже не приходило в голову, что Жоама Дакосту можно упрекнуть за то, что он женился на ней, скрыв свое настоящее имя. Она помнила только долгую счастливую жизнь с этим великодушным человеком, ныне безвинно брошенным в тюрьму.
Отец Пассанья увел ее вместе с дочерью, которая не осушала глаз, и все трое заперлись в доме.
Молодые люди остались одни.
— А теперь, Маноэль, — сказал Бенито, — я должен узнать все, что рассказал тебе отец.
— Мне нечего скрывать от тебя, Бенито.
— Зачем пришел Торрес на жангаду?
— Чтобы продать Жоаму Дакосте тайну его прошлого.
— Значит, когда мы встретили Торреса в лесу, он уже собирался вступить в переговоры с моим отцом?
— Несомненно, — ответил Маноэль. — Негодяй направлялся к фазенде, чтобы осуществить давно задуманный план и с помощью гнусного шантажа выманить деньги у твоего отца.
— А когда мы сообщили ему, что отец со всей семьей собирается пересечь границу, он сразу же изменил свой план?
— Вот именно. На бразильской земле Жоам Дакоста скорее оказался бы в его власти. Вот почему мы встретили Торреса в Табатинге, где он подкарауливал нас.
— А я-то предложил ему плыть с нами на жангаде! — воскликнул Бенито в приступе запоздалого раскаяния.
— Не упрекай себя напрасно, брат! — проговорил Маноэль. — Рано или поздно Торрес все равно добрался бы до нас. Не такой он человек, чтобы отказаться от богатой добычи! Если бы он разминулся с нами в Табатинге, разыскал бы в Манаусе.
Бенито провел рукою по лбу, стараясь представить себе обстоятельства тижокского преступления.
— Послушай, — сказал он, — как мог Торрес узнать, что двадцать три года назад отец был осужден по обвинению в убийстве?
— Понятия не имею, — ответил Маноэль, — и, судя по всему, твой отец тоже не знает.
— Да, не знает.
— И еще, — продолжал Бенито, — что сказал Торрес отцу во время их вчерашнего разговора? — Он грозился донести на Жоама Гарраля и сообщить его настоящую фамилию, если тот откажется заплатить ему за молчание. — Какую же он назначил цену?
— Руку его дочери! — побледнев от гнева, ответил Маноэль.
— Как?! Мерзавец осмелился!.. Я должен разыскать его! — воскликнул Бенито. — И выяснить, как он раскрыл тайну отца! Может, он узнал ее от истинного виновника преступления? Он у меня заговорит!.. А если откажется говорить, я буду знать, что мне делать!
— Что делать нам обоим, — сказал не столь пылко, но не менее решительно Маноэль.
— Нет, Маноэль... Мне одному!
— Мы братья, Бенито, и долг мщения возложен на нас обоих!
К молодым людям подошел лоцман Араужо.
— Как вы решили? — спросил он. — Оставаться на якоре у острова Мурас или войти в гавань Манауса?
Вопрос этот нужно было обдумать до наступления ночи.
Известие об аресте Жоама Гарраля, успевшее распространиться по городу, несомненно, возбудило любопытство его жителей. А что, если оно вызвало не только любопытство, но и враждебность к осужденному за преступление в Тижоке, которое когда-то наделало столько шуму? Что, если надо опасаться толпы, возмущенной злодеянием, которое до сих пор не наказано? Еслитак, не лучше ли оставить жангаду на якоре у острова Мурас, на правом берегу реки, в нескольких милях от Манауса?
— Нет! — воскликнул Бенито. — Если мы останемся здесь, могут подумать, что боимся за себя, покинули отца и сомневаемся в его невиновности. Нужно немедленно плыть в Манаус!
— Ты прав, Бенито, — поддержал его Маноэль. — Трогаемся!
Араужо одобрительно кивнул и приказал команде готовиться к отплытию. Маневрировать в таком месте было не просто: предстояло пересечь наискось течение Амазонки, сливающееся с течением Риу-Негру, и войти в устье этого притока.
Лоцман велел отдать швартовы, и жангада, подхваченная течением, двинулась по диагонали к другому берегу. Используя течение, огибавшее выступы берегов, Араужо искусно вел громадный плот в нужном направлении с помощью команды, орудовавшей длинными шестами.
Два часа спустя жангада подошла к противоположному берегу, немного выше устья Риу-Негру, и течение само отнесло ее в широкую бухту, открывшуюся на левом берегу притока.
К пяти часам вечера жангада крепко пришвартовалась, но не в самой гавани Манауса, куда можно было войти, лишь преодолев довольно сильное встречное течение, а на полмили ниже. Теперь плот покачивался на черных водах Риу-Herpv, у довольно высокого берега, поросшего цекропиями с золотисто-коричневыми почками и окруженного высоким тростником фроксас с очень твердыми и прочными стеблями, из которых индейцы делают копья.
На берег вышло несколько местных жителей. Без сомнения, их привело к жангаде любопытство: весть об аресте Жоама Дакосты уже успела облететь весь город; однако они были не слишком назойливы и держались в отдалении.
Бенито хотел тотчас же высадиться на берег, но Маноэль его отговорил.
— Подождем до завтра, — сказал он. — Скоро наступит ночь, нам нельзя покидать жангаду.
В эту минуту Якита с дочерью и отец Пассанья вышли из дому. Минья была в слезах, но глаза ее матери были сухи, движенья тверды и решительны.
