Джеймс Паттерсон - Эксперимент «Ангел»
Ближе к сцене яблоку упасть негде, и все сплющены, как сардины в банке. Но мы стараемся держаться оттуда подальше, так что народ на нас особо не нажимает. А не то, думаю, у нас бы у всех крыша поехала. Ангел в толпе ни на шаг от меня не отходит. И все время держит за руку. А Игги посадил Газмана к себе на плечи, и Газ сидит там на верхотуре и раскачивается в такт музыке. Смотрю на него и чуть не плачу. Сколько раз я видела его таким счастливым? Раза два за все восемь лет его жизни — не больше!
Увести их оттуда в середине концерта у меня не хватило духа. Так мы и остались, пока он не кончился. Ho как только мимо нас к выходу потекла толпа, слиняли в тень, туда, где деревья погуще.
— Клево! — Надж так обалдела от счастья, что в первый раз в жизни с усилием подбирает слова. — А народу сколько! Послушайте… Я имею в виду, слышите, какой гул стоит? Люди разговаривают, машины шинами шуршат и тормозами скрежещут, сирены воют, и даже собаки лают все время. А помните, как было дома тихо?
— Там было слишком тихо, — откликается Газман.
— Мне этот шум уже в печенках сидит. Когда тихо, мне понятно, кто где и что происходит. А здесь все смешалось в какую-то кашу и ничего разобрать невозможно. Сваливать из этого вашего Нью-Йорка надо!
— Подожди, Игги, ты привыкнешь. Это самый лучший в мире город! — Надж уже совсем достала меня своими восторгами.
— Хватит вам препираться! — Чуть какой в стае спор, мне как всегда приходится за старшую выступать. — Мы тут не развлекаться собираемся. У нас дело есть. Институт найти.
— А как? Как его найдешь-то? — задает Ангел вопрос, который давно уже не дает мне покоя.
— У меня есть план, — твердо заявляю я.
Но ложь, пусть даже во спасение, все равно остается ложью.
76Я тебе вот что скажу, мой дорогой читатель, если вокруг Нью-Йорка построить высокий забор, получится самый большой в мире цирк.
И в этом-то цирке мы проснулись на следующее утро. Мы еще только глаза открыли, а по петляющим дорожкам парка уже накручивали бесконечные мили голенастые бегуны, вертели педали велосипедисты, и даже любители верховой езды уже вовсю понукали своих лошадей.
Не прошло и часа, к ним присоединились конькобежцы на роликах, уличные актеры, жонглеры и клоуны, мамаши с колясками и неисчислимое множество собачников со своими четвероногими друзьями всевозможных пород и окрасов.
— Смотрите, смотрите, — страшным голосом шепчет Надж, прикрывая рот рукой, — у тетки целых шесть пуделей, и все белые. Зачем ей столько?
— Может, она их продает? — высказываю я свое предположение. — Иначе зачем бы нормальному человеку шесть одинаковых пуделей.
— Откуда это такой запах вкусный? — вертит головой Игги, определяя источник действительно неимоверно соблазнительного аромата. — Вон там! Что там такое? Левее, левее, — уверенно подталкивает он меня.
— Там чувак еду какую-то продает. Подожди, сейчас посмотрю. На тележке написано: «Орешки жареные в меду».
— Я отсюда без орешков никуда не пойду. То есть можно мне, пожалуйста, немного денег?
Пока мы вместе с Игги и Ангелом не торопясь покупаем шесть маленьких пакетиков с волшебно благоухающими орешками, Клык, Надж и Газман ушли вперед поглазеть на торгующую воздушными шарами клоунессу.
Мы даже догнать их еще не успели, а меня уже что-то в этой актерке настораживает. Только я сперва не пойму, что. Вроде бы она, как и положено, выкидывает свои записные фокусы… Но тут я замечаю, что краем глаза она переглядывается с каким-то прогуливающимся вокруг нее пижоном.
По спине у меня пробегает холодок. Все бранные слова, которым я так долго не давала воли, вот-вот сорвутся у меня с языка. Конец нашим маленьким радостям. Беззаботности моей как не бывало. Остался только страх, гнев и мощный инстинкт самосохранения.
Ангел напряглась и еще крепче сжала мою руку.
— Игги, держись рядом, — шепчу я. — И свистни нашим.
Клыку ничего объяснять не нужно. Он и сам постоянно настороже, так что, обернувшись в мою сторону, он мгновенно просекает ситуацию. Неуловимым движением разворачивает Газа и Надж на сто восемьдесят градусов, и вот они уже все трое стремительно удаляются прочь.
Я, Ангел и Игги припускаем в ту же аллею и тоже набираем скорость. Быстрый взгляд через плечо подтверждает мои самые худшие догадки: нас преследует тот чернявый пижон. И он уже не один. С ним тетка, и у них одинаковые хищно сосредоточенные лица и одинаково жестокие глаза.
Сканирую окрестности, автоматически фиксируя пути к отступлению, площадки для взлета и возможные укрытия.
— Бежим!
Наша шестерка — все отличные бегуны. Нормальному человеку нас ни за что не догнать. Но и над ирейзерами белохалатники тоже постарались. Их генетический код тоже существенно усовершенствован. Вот и получается, беги не беги, но если не удастся взлететь, нам конец.
Тех уже трое. Парочка плюс новый амбал. Они припустили трусцой, и за спиной я уже слышу их топот.
Несемся, не разбирая дорожек, натыкаясь на велосипедистов и сбивая скейтбордистов. Извините, на вежливые маневры у нас нет времени.
— Их четверо! — бросает на ходу Клык. — Нажимай, ребята.
Между нами всего каких-то двадцать шагов. Голодный оскал уже обезобразил их стандартно-смазливые рожи. Ускоряемся из последних сил.
— Шестеро, — предупреждаю я наших.
— Нам бы взлететь, — добавляет Клык.
Закусив губу, еще крепче сжимаю руку Ангела.
Ирейзеры все ближе. Дышат мне в затылок, их уже восемь.
Что же делать, что делать?
77— Налево, — командует Клык, и мы без размышлений круто забираем влево. Откуда он только знает, что нам туда?
Парковая дорожка неожиданно выносит нас на площадь. По краям — тысяча киосков со всякой снедью и ерундой. Слева два кирпичные здания. Перед ними в воротах толпа школьников.
Глаза мои регистрируют огромную вывеску «Зоопарк».
— Сливайтесь с толпой, — я только успеваю шепнуть, а мои уже растворились среди подростков. Правда, Клык, Игги, Надж и я — все ростом существенно выше нормального среднего подростка. И чтобы наши головы не торчали, привлекая ненужное внимание, приходится присесть и идти на полусогнутых. Но в целом мы пробрались в самую середину и, кажется, совершенно неразличимы. Вокруг нас примерно двести школьников разного возраста. Шаркая ногами и подгоняемые сзади взрослыми, они медленно продвигаются к воротам. Я с трудом сдерживаю шальное желание помычать: ни за что бы не подумала, что моя легкая стайка так естественно впишется в это стадо. Но никто не обращает на нас внимания, никому и в голову не приходит спросить нас, кто мы и откуда взялись. Подростки себе и подростки. В зоопарк со школой идем.
Из-за плеча какой-то девчонки выглядываю посмотреть, как там ирейзеры. Мечутся, как сумасшедшие, по площади. Похоже, они нас потеряли.
Один из этих волчин попытался было проскочить в зоопарк, но у ворот его остановил полицейский:
— Сегодня только для школьников. Взрослым вход запрещен. Вы, мистер, служащий или сопровождающий со школой? Предъявите, пожалуйста, пропуск.
Злобно оскалившись, ирейзер отступает обратно.
Круто! Нью-йоркский полицейский против ирейзера. Вот это картинка! Загляденье! Да здравствуют нью-йоркские полицейские!
Тем временем мы подошли к турникету на вход. А вдруг засекут? Но служитель только вяло бормочет: «Проходите, проходите», глядя поверх голов школьной толпы и не обращая ни на кого никакого внимания. Уф! Пронесло, пустили без проблем.
За воротами, чуть только войдя в зоопарк, мы спокойно вынырнули из толпы. Снова все вместе, снова наша стая-шестерка!
— Йесс, — подпрыгивает довольный Газ, — вход только для школьников! Классное местечко!
— Зоопарк! — Надж совершенно вне себя от восторга. — Мне всегда хотелось в зоопарк! Я про зоопарки читала и по телеку их видела! А теперь вот сама в зоопарке оказалась. Клево! Спасибо тебе, Макс!
В ответ я только улыбаюсь, молчаливо соглашаясь со своим всемогуществом. Хотя причем тут Макс? К чему-чему, а к этому визиту я никакого отношения не имею.
— Пошли-пошли, чего застряли, — голос у Игги нервный и напряженный. — Давайте-ка отсюда подальше. Что там за хрень такая? Что это, лев? Он за решеткой? Да что же вы все молчите? За решеткой? Да?
— Игги, ты спятил, что ли? Это же зоопарк! — Надж берет его за руку. — Здесь все за решеткой.
Да уж, конечно. Решетки и клетки — это нам хорошо знакомо!
78— Глядите, глядите! Белый медведь! — Газман прижимает лицо к стеклянной загородке, за которой в огромном бассейне жизнерадостно плещется огромный белый медведь. Точно завороженный, Газзи смотрит, как медведь играет с пустой жестяной канистрой из-под пива — то подбрасывает ее, то топит.
Должна тебе прямо сказать, мой дорогой читатель, ничего подобного мы никогда прежде не видели. Нас не водили по выходным в зоосады да в музеи заботливые родичи. Так что мир, в котором мы вдруг оказались, был новым, совершенно незнакомым и даже чужим для нас миром. Миром, где дети свободно бегают по дорожкам, где никому даже во сне не приснится никакая генная инженерия. Где ни за кем не тащатся провода бесчисленных мониторов давления, напряжения, ускорения и прочего, и прочего. Где даже звери сидят не в тесных клетках, а живут в огромных вольерах, и по всем признакам похоже, что они там счастливы.
