Владислав Крапивин - В ночь большого прилива
Значит, Женька неожиданно вернулась?
Но она, хотя и бегала порой в мальчишечьих кедах, шнуровала их аккуратно, и размер у нее был поменьше.
Тогда…
Вот еще в чем одинаковость! — На всех четырех кедах серебристо блестели редкие рыбьи чешуйки.
Вздрогнул я и хотел вскочить, но тут же понял: сон это. И печально улыбнувшись такому сну, стал смотреть спокойнее.
Мой взгляд, направленный в окно, скользил над чем-то белым и синим.
Я на миг опустил глаза и увидел на спинке стула маленькую матроску. Я же сам вчера вынул ее из кармана плаща!
Сердце ухнуло куда-то, и я рванулся к окну.
Четыре ноги плавно опустились, в окне появилась шина от самосвала. В ней, как в раме круглого портрета, сидели, прижавшись плечами, Володька и Братик.
Володька улыбался широко и жизнерадостно, а Братик робко, как гость, явившийся без приглашения.
В этот миг я словно бы разделился на двух человек. Внутри меня ожил двенадцатилетний Сережка, который завопил от восторга и потянулся навстречу друзьям. А взрослый Сергей Витальевич (который был снаружи) повел себя по-идиотски. Видимо, от полного ошеломления он сказал голосом строгого завуча:
— Как это понимать?
Василек нерешительно посмотрел на Володьку и прошептал:
— Я же говорил: попадет.
Володька пренебрежительно двинул плечом. Это короткое шевеление заменило длинную фразу: “Не видишь разве, что он просто так, для порядка, потому что считает себя очень большим и серьезным?”
А мне Володька деловито объяснил:
— Понимаешь, мы решили: пускай Васек поживет у нас, пока штурман плавает…
Мальчишка внутри у меня заплясал, но я опять подумал: “Сон это…” И спросил подозрительно:
— А Валерка знает? Он согласен?
Братик тихо сказал:
— Он ведь уже уплыл…
А Володька добавил:
— Мы ему не говорили, потому что не знали: получится ли у нас… Мы пошлем ему говорящую раковину.
Кажется, вид у меня оставался недоуменным и озабоченным, и Володька продолжил разговор:
— А чего? С мамой я договорюсь. Учебники будут одни на двоих. Школьные формы у меня две — новая и старая. Я возьму старые штаны и новую куртку, а Васек — наоборот. Или я наоборот…
— Вы умные люди… или наоборот? — растерянно сказал я. — Кто запишет в школу человека без документов?
Володька глянул на меня как на занудного спорщика.
— У тебя же в гороно все начальство знакомое.
Он был прав. И маленький Сережка, танцевавший внутри меня, хотел уже пройтись колесом. Но вдруг и его и меня словно обдало холодом! Потому что не могло быть того, что сейчас было! Ведь вчера мы распрощались навсегда!
— Слушайте, а это… планеты? Они же расходятся!
Наверно, у меня было очень испуганное лицо. Василек опять улыбнулся виновато, а Володька снисходительно сообщил:
— Да никуда они не разойдутся. Я же не отвязал веревочку.
— Что? — по инерции спросил я и посмотрел вверх. Шина висела на толстом размочаленном канате.
Володька вздохнул и объяснил:
— Так уж получилось. Я когда вышел из лабиринта на нашей стороне, привязал ее. Ну, чтобы на обратном пути не сматывать. Мотать-то долго, а по натянутой я обратно, как трамвай по проводу, — ж-ж-ж…
— А к чему привязал? — глупо спросил я.
Он сказал с невинной улыбкой милого мальчика:
— К шиповнику…
Все стало ясно.
Якорь, намертво вросший в планету, и железный шиповник с корнями до центра Земли. И между ними — белый шнурок с хитрыми Володькиными узелками. Двадцатиметровая веревочка — бесконечная, как Вселенная, и вечная, как пламя нашего жемчуга. Она прошила завихрения загадочных миров, тонкая, слабенькая на вид. Как насмешка над всеми законами пространства и времени… Выдержит? Не поддастся чудовищной силе разбегающихся звезд?
“Выдержит, — понял я. — Ведь у нас теперь есть общая звезда. Мы сами зажгли ее над пустынным островом. И поэтому веревочка связала наши планеты”.
Веревочка. Ни порвать, ни развязать. Что может быть проще и прочнее?
Мой маленький Сережка с радостным воем встал на голову. А дурак Сергей Витальевич поморгал и все же произнес нерешительно:
— Заговорщики… Вам не кажется, что это космическое хулиганство?
— Ой уж… — сказал Братик негромко, но с явно Володькиной интонацией.
А Володька насмешливо спросил:
— Что космическое хулиганство? Веревочка? Скажи кому — засмеются.
Тогда засмеялся я. Засмеялся, отбросив сомнения и страхи и поверив наконец, что это не сон. Засмеялся, до конца отдавшись радости. Я протянул к ним руки:
— Лезьте сюда, обормоты.
Они радостно качнули шину, забросили на подоконник исцарапанные шиповником ноги, а я ухватил их за рубашки…
В это время со двора донесся оглушительный вой. Какая-то смесь аварийной сирены и коллективного рева в детских яслях. Мы подскочили, как от взрыва.
Под нашим окном, у стены, гневно распушив хвосты и вздыбив шерсть на выгнутых спинах, мерили друг друга негодующими взглядами два апельсиновых кота. Митька и Рыжик. Они устрашающе орали, готовясь сцепиться в смертельном поединке.
…Впрочем, к середине дня коты подружились и вдвоем отлупили соседского самонадеянного дога по имени Помпей.
1969–1977 г г.
