Виталий Мелентьев - Чeрный свет
По обоим берегам огромной полноводной реки тянулись всхолмленные просторы тундры. В неверном свете тускло поблескивали озерца, покачивались на легком ветру исковерканные ветрами и морозами кедры и карликовые березки. Покрикивали невидимые птицы, и даже в этом тундровом безмолвии где-то далеко стучал мотор.
Подышали свежим воздухом, посовещались, попили прохладной речной водицы – сладкой и вкусной, может быть потому, что это была своя, родная водица.
И Вася, узнав знакомые картины, мечтательно вздохнул:
– Порыбачить бы теперь…
– Не время, – сухо ответил Ану. Он заметно волновался, все время испытующе поглядывая на мальчиков. Вася примолк, потом вздохнул:
– Интересно все-таки, а что тогда было со мной и куда делся мой верный мамонт Тузик?
– Какой это еще Тузик?
Пришлось заново пересказывать собственную невероятную историю, и Ану, подумав, сказал:
– Куда делся твой Тузик, я не знаю. Может быть, снова замерз и ждет очереди, чтобы оттаять. Но если принять во внимание, что происходило с каждым из нас и особенно с теми, кто побывал в Черном мешке, то лично я тебе полностью верю. Вполне вероятно, что здесь, в тундре, ты попал под какие-нибудь особые излучения, может быть, даже с какого-нибудь еще никому не известного космического корабля, и с их помощью, даже сам того не замечая, воспользовался парадоксом времени.
– Так для этого обязательно нужно двигаться.
– Ты в этом уверен?
– Н-ну, во всяком случае, все так считают.
– Не знаю! – отрезал Ану. – Я теперь ни в чем не уверен. Хотя нет, уверен в одном – мы все-таки слишком мало знаем. Прямо-таки катастрофически мало. Вот почему я и верю тебе. Заметь – я не объясняю, не придумываю, а просто верю. То, что произошло с тобой, вероятно, могло произойти с каждым.
– Выходит, машина времени может существовать? – спросил Юрий и почему-то застеснялся – ведь все теперь знают, что машина времени существовать не может.
– А почему бы и нет! – дерзко ответил Ану. – Что ей мешает существовать? Только людское незнание, неумение использовать законы окружающей материи и времени. Ведь, рассуждая логически, если мы можем обгонять время, то мы можем и отставать от него и, значит, уноситься то вперед живущего, то назад.
– Логически, конечно… – вздохнул Вася.
– Ну да, а тебе обязательно хочется, чтобы все было сразу же и практически и чтобы все на свете ты сам понимал?
– Хотелось бы, – серьезно ответил Вася.
– Вот и познавай. А само по себе ничто не узнается. А я лично о том, чего не знаю, теперь не сужу, но, думая обо всем, что я услышал и увидел, мне кажется: то, что ты рассказывал о себе, вполне вероятно.
– И все-таки, все-таки все эти превращения времени не очень понятны, – вздохнул Юрий.
– Ну и что, мало ли чего еще не знают люди? Узнают! И если ты даже убедишься, что машины времени не может быть, это тоже хорошо. Полезно! – сказал Ану.
– Что же тут хорошего, а тем более полезного?
– А то, что ты убедишься в ошибке, докажешь ее и ни ты, ни другие не будут потом тратить на нее время. А время, сам видишь, самое главное в жизни.
– Значит, вы думаете, что мой Тузик все еще лежит замороженный вот в такой тундре и ждет, когда его разморозят?
– А почему бы и нет, что этому мешает? Жил мамонт, попал в беду, морозы его заморозили целенького, а потом при хорошем стечении обстоятельств он разморозился и ожил. Что здесь особенного? Ведь вам же объяснили, что в некоей прошлой или будущей цивилизации – теперь нам с вами в этом трудно разобраться – замораживаются, а потом возвращаются к жизни не только мамонты, но и люди. Сами ведь слышали… Да, уважаемые мои командиры, совершенно ясно пока что одно – знаем мы страшно мало. – Ану вздохнул и предложил: – Ну что ж, не будем терять времени – нужно взлетать.
Странно было слушать этого прожившего более двухсот лет человека иной цивилизации. Уж если он жаловался, что мало знает и мало видит, так что же говорить им? Ребята только вздохнули и переглянулись.
В легких сумерках все еще длинного полярного вечера машина поднялась в воздух и помчалась к юго-западу. Чем дольше они летели, тем быстрее сгущались сумерки. И вскоре внизу и по сторонам замелькали огоньки неведомых поселков и городков, словно проклюнувшиеся среди темной массы тайги, могучих рек и высоких гор. Потом пошли степи, потом снова леса и горы. И казалось, что никогда не закончится этот стремительный и бесшумный полет над огромной землей. Но все приходит к концу. Пришел к концу и этот полет. Неподалеку от того самого карьера, в который было так приятно скатываться с кручи вместе с потоками белейшего песка, они встретили грозовой фронт. Он шел с юго-востока – темная, клубящаяся стена, беспрерывно подсвечиваемая злыми торопливыми молниями. Они обогнали его сверху, нырнули вниз и тихонько, незаметно и скромненько приземлились у самого входа в оставленный ребятами корабль.
Ану нервно позевывал. Руки у него вздрагивали, и почему-то стало дергаться левое веко. Ребята и видели и не видели все это. В тот момент они не могли понять, почему волнуется Ану перед встречей с незнакомой жизнью. Ведь сами-то они ждали встречи с хорошо знакомой им жизнью и тоже волновались. Как-никак, а им могло достаться от родителей.
Не спеша они вышли из машины и взглянули в темное предрассветное небо, на котором лучились тусклые звезды. Сама гроза полыхала зарницами где-то еще очень далеко.
– Что же будем делать? – спросил Ану, осматриваясь по сторонам. Он вздрагивал от приречного холодка и потирал голые коленки.
– Дождемся рассвета и полетим заявить о своем прибытии.
– А зачем ждать – можно лететь и сейчас, – предложил Вася. – Время и еще раз время!
– Нет, пожалуй, нам все ж таки лучше подождать, – сказал Ану. – Больше того, мне кажется, что вам вначале стоит прийти в город одним, без меня и без машины, и, рассказать о том, что произошло.
– Так нам и поверят, – усмехнулся Юрий.
– Вот если не поверят, тогда вы пришлете Шарика, и я прилечу сам.
– Мне непонятно, – сказал Вася, – зачем это нужно? Лучше уж все сразу и все честно.
– Так кажется на первый взгляд. А если я просто побаиваюсь? – спросил Ану. – Если мне нужно успокоиться, привести себя в порядок?
Ребята не поняли Ану и недоверчиво переглянулись. Это рассердило Ану:
– Неужели вы не можете понять – я волнуюсь перед встречей с вашими людьми! Ведь я столько лет был, в сущности, один. И потом… Потом мне просто неудобно являться в таком виде. – Он похлопал себя по голым ногам. – И наконец, подумайте о тех, кто лежит сейчас в состоянии обезвоженного анабиоза. Вы открыли двери в корабль, пропустили в него воздух. Вы уверены, что бактерии и вирусы не проникли в камеры повышенной защиты – ведь корабль пролежал миллионы лет? Опускался вместе с сушей на дно морское, его заносило песком, и он снова поднимался. Так неужели вы не можете предположить, что металл, даже уплотненный во время путешествия в Черном мешке, претерпел кое-какие изменения? Это значит, что те, кто столько времени ждет воскрешения, подвергаются новой смертельной опасности! А ведь если вы подумаете, кроме меня, хоть немного разбирающегося в системе подобных кораблей, вернее, способного разобраться в них, никто не сможет им помочь.
Этот довод Ану оказался таким убедительным, что ребята совсем примолкли. О тех, кто лежал в корабле и ждал решения своей участи, и в самом деле они не подумали. А подумать стоило. Они сразу вспомнили ту согбенную фигуру у пульта управления, которая рассыпалась при одном только дуновении свежего ветерка, при одном только вздрагивании пола под ногами ребят.
– А если я сейчас же, не теряя времени, начну изучение корабля, принципов возвращения из обезвоженного анабиоза и если у меня получится что-нибудь, мы возвратим людей к жизни. Мне не нужно говорить, что получит ваша цивилизация от возвращения к жизни специалистов целого космического корабля. Таких знаний, какие есть у них, нет во всех академиях вашей планеты, а возможно, и всей Галактики. Вот почему я считаю, что вам нужно делать свои дела, а мне – свои.
Как это ни печально, а Ану все-таки прав: следовало действовать, и действовать быстро и продуманно.
Ребята попрощались с Ану и стали карабкаться по склону карьера. За ними понуро брел Шарик, то и дело оглядываясь назад, за Шариком поковылял было и крокодил, но Ану остановил его.
– Не следует сразу выдавать то, что произошло. А крокодил вызовет лишний интерес у тех, кому до поры до времени не нужно знать ничего.
И ребята ради сохранения тайны оставили крокодила вместе с Ану, а сами собрали пожитки, взвалили их на себя и поплелись домой.
Неожиданно Вася остановился и решительно сказал:
– Как хотите, а черную орхидею я возьму с собой.
Он вернулся к машине и взял цветок…
Даже в лесной таинственной и тревожной темноте этот необыкновенный цветок светился необыкновенно теплым, ласкающим светом, и потому, должно быть, на душе мальчиков стало спокойней.
