Хроники Перепутья - Аве Алиса

– Ты же останешься в лабиринте? – сказал Егор. – Никто из обитателей Перепутья к Истоку не пойдёт, тебя не подберут. Что ты будешь здесь делать один?

– Оставь меня, – нежно убеждал жестокосердный.

И Егор решил выполнить просьбу камня. Всё-таки жестокосердный не раз помогал Маше, спас её от незавидной участи навеки остаться в колодце и на ярмарке выручил. Камень считал, что пришло время расстаться, он больше не мог или не хотел им помогать. Скорее всего, боялся, как боялся и сам Егор. Мальчик присел на корточки и собирался положить камень прямо на траву, но заметил, что у основания стены не хватает кусочка.

– Оставь меня, – возликовал камень. Жестокосердный подходил в углубление формой и размером.

Егор осторожно вложил камень в стену, тот сел как влитой. Стена зашаталась и осыпалась, покрыв Егора густой пылью, которую смахнул порыв ветра. Егор потёр глаза, прищурился. Рухнувшая стена открыла ослепительное сияние. Синее небо ширилось над головой. Под ногами блестела яркая трава. Егор увидел дорожку камней, среди которых разместился жестокосердный.

– Ты нашёл дом, – дошло до Егора, и навязчивые мысли отошли на второй план.

Узоры жестокосердного горели ровным светом. Камень подрагивал и повторял:

– Спас меня! Спас меня!

– Здесь твои друзья? Каждый, кто приходил к Истоку, нёс с собой жестокосердного? Помощника? И проходил лабиринт, отдав камень ему?

Егор задавал вопросы, но в ответах не нуждался. Из камня вырвался голубоватый дым. И оформился в очертания человека. Женщины.

Женщина сложила руки на груди, наклонилась к Егору, поцеловала его в лоб и, обратившись в дымку, поднялась к небу. Егор накрыл ладонью лоб, место поцелуя хранило тепло.

– Вот ты, оказывается, какая, – сказал Егор камню, других слов он не подобрал. Камень теперь стал обычным камнем, немым и спокойным, узоры исчезли. И в этом было тоже какое-то освобождение.

– Добрых вам снов, – пожелал Егор и женщине, устремившейся к небу, и камню, занявшему место в лабиринте, и поднял взгляд к тому, что сверкало вдалеке.

Свет шёл не от солнца, ему не было места на Перепутье. Между синим небом и зелёной травой переливались три огромные капли воды: чёрная, белая и жёлтая. Возле чёрной капли стояла Маша, рядом с ней возвышался незнакомец. Егор побежал к ним со всех ног, забыв про усталость и тревогу. Всякий раз, как он видел Машу, в душе будто появлялся магнит, который тянул к девочке.

– Маша, мы выбрались! – он помахал ей.

Но Маша отступила назад, по её щекам текли слёзы.

– Не смей ко мне подходить, – отрывисто сказала она.

Маша сразу пожалела, что заставила Егора пойти в другую сторону. И тяжести камня в руке тоже не хватало. «Жестокосердные всех отталкивали и никому не хотели помогать, – на ум пришёл разговор с Вирь-авой. – Я превращаюсь в жестокосердную? Нет же. Они попали на Перепутье уже камнями. Они в своей жизни были злые, ни с кем не дружили, а я дружу почти со всем классом и списывать даю, когда просят, – рассудила она. – Или они сюда попали людьми?»

Маша проверила, стучит ли сердце в груди. Сердце стучало быстро-быстро. «Не каменею! Я же помогла Платону, и Нагай-птице, и Егору тоже». – «И он тебе помог, а ты оттолкнула его», – заспорил с ней внутренний тоненький голосок. «Лабиринт. Он виноват. Я запуталась». – «Тем более стоило идти вдвоём. Разве не так?» Маша будто опять попала в плен шипов на Сонных холмах и не знала, что выбрать. Закипающую обиду на себя или веру, которая не покидала её с момента, как она вошла в автобус.

«И помни, пригодятся тебе три вещи. Горячее сердце, верная дружба и настоящая любовь», – напутствовал Лодочник. Маша радовалась, что у неё горячее сердце, что она подружилась с Егором и что по-настоящему любит Костика. До самого лабиринта она была в этом убеждена.

«Там вы отдадите то, что захотите вернуть», – сказал Хранитель. И его предсказание сбылось – Маша отдала лабиринту жестокосердного. И Егора тоже.

Вспомнила Маша и слова Вирь-авы: «Спросят – не раздумывай, правду скажут – сердцем решай, плату потребуют – втрое дороже плати».

– Умные такие, – буркнула она, – и ведь ни один не помог! Зато советов надавали.

На холмах Маша злилась точно так же. Когда дуешься на себя, виноваты все остальные. Потому что ты сам же не можешь быть виноват! А выходит, очень даже можешь.

– Я ведь кое-что уже сделала. Я имя Егору дала! Спросили, и я не раздумывала ни секундочки! И до Истока почти дошла! Значит, из лабиринта тоже выберусь. Вот Егор удивится, когда я закричу, что нашла выход! И дальше опять вместе пойдём.

Уговаривать себя было куда лучше, чем злиться. Маша свернула за новый поворот и обнаружила, что лабиринт всё же приготовил сюрприз.

Бесценный!

– Я нашла тебя! – Маша не поверила своему счастью.

В люльке, сплетённой из трав, лежал Костя.

– Ты всё время ждал меня здесь!

Братик весело агукал и тянул к сестре ручки. Он выглядел таким же розовым, кругленьким и счастливым, как в тот день, когда Маша обменяла его на кролика.

– Я так долго тебя искала! – Маша кружила возле брата, никак не решаясь взять его на руки. – Ты простишь меня?

Она рассмеялась, сперва неуверенно, затем звонче и наконец во весь голос. Костя напускал пузырей вместо ответа.

– И правда, – проговорила Маша сквозь смех, – как же ты мне ответишь?

Она подняла и прижала брата к груди, как прижимала кролика и Платона, но никогда самого Костю. И чуть не выронила его на землю. Но не выронила, потому что Костя был уже не младенцем. Машу обнимал мальчик одного с ней роста и возраста.

– Костя? – Маша отступила от повзрослевшего брата. Костя глядел на Машу папиными карими глазами, а удлинившийся нос один в один походил на нос сестры.

– Маша, – мягко произнёс он её имя, – ты слишком долго шла.

Чувство вины, с которым Маша так сильно боролась, подняло голову, подобно ядовитой змее, разлило холодный, сковывающий яд по телу.

– П-прости, – заикаясь, выдавила она.

– Ты что? Мне было весело, – успокоил её Костя, – я столько узнал, завёл друзей.

Из-за спины Кости появились тени с жёлтыми глазами. Маша ойкнула – такие напали на них в лесу.

– Они мне про тебя рассказали, сестрёнка. Хорошо, что ты отдала меня ведьме. – Костя менялся. Его руки, ноги и волосы удлинялись.

Вот из-за чего лабиринт возвращал Машу с Егором к началу! Это была Машина вина и Машино путешествие. Последствия желания разгребать предстояло ей одной. Егор, наверное, уже нашёл выход. Но она здесь, в центре лабиринта, смотрит, как братик превращается во взрослого юношу с золотыми глазами. Кожа Кости бледнела, нос заострился.

– Много тебе повстречалось нечисти на Перепутье, сестрёнка? Кто послабее, кто посильнее, но у всех похожее начало пути. Одиночество. Они все брошенные, и все пошли на сделку, оказавшись на Перепутье. Иначе не выжить.

Тени мантией опускались с Костиных плеч.

– Что ведьма с тобой сделала? – еле выговорила Маша.

– Ведьма? – Костя приподнял брови. – Это ты со мной сделала, дорогая сестра. Ведьма взяла меня под крыло и воспитала, как могла.

– Неправда. – Маша нерешительно приблизилась к брату. – Змеи, браслет, – она потрясла рукой, – мне показали. Я должна стать ведьмой. Не ты! Но они тоже врут! На Перепутье все врут, Костя! Видишь, я пришла, чтобы спасти тебя?

– Если бы не ты, меня бы здесь не было и не пришлось бы никого спасать. Тебе стало обидно и скучно, – Костя говорил безучастно, но уголки его губ подёргивались. – О других ты не думала. Я тебя не осуждаю, наши мама и папа тоже ни о ком не подумали, ведь так? Они же не спросили, нужен ли я тебе. Ты хотела кролика.

– Я хотела кролика, – как загипнотизированная, повторила Маша и тут же воспротивилась: – Да, я хотела, но, Костя, тебя я люблю больше любого кролика!

Колдун, которым стал Костя, не верил Маше.

– На Перепутье все врут, – отчеканил он. – Ты отлично вписалась в мир лжецов.