Ледерман Валерьевна - Календарь ма(й)я
Юрасик сидел на земле, скорчившись от боли в груди и хватал ртом воздух. Он больше не мог двигаться ни вперед ни назад. Сердце колотилось с такой скоростью, что казалось, оно сейчас слетит со своей оси. Панический ужас нахлынул на него гигантской волной и потопил с головой.
Глеб и Лена
Рассеянный дежурный вспомнил о своих узниках только минут через двадцать, когда закончился матч. Принеся стаканы и сахар к закрытой двери, он обнаружил, что оставил ключи внизу.
— Эй, вы там живы? — спросил он через дверь, даже не догадываясь, что она не заперта, а просто плотно прикрыта.
— Живы, — недовольно отозвался Глеб. — И сыты. Попили чайку из стаканов, спасибо большое!
— И сахару вдоволь наелись! — воскликнула Лена, которую Глеб заставил подать голос. Так, на всякий случай. Чтобы у дежурного даже мысли не возникло, что они не в полном составе.
— А я не обязан вас обслуживать! — рассердился Миша. Он был явно не в духе. Видимо, его любимая команда проиграла, несмотря на последний гол. — Когда смог, тогда и принес. А будете хамить, вообще ничего не получите.
— Ну и не надо, — ответил Глеб. — Мы уже спать легли.
— Ну и спокойной ночи! — рявкнул дежурный и удалился, позвякивая стаканами.
— Все, теперь можно бежать, — сказал Глеб, выждав минут пять. — Он долго не вернется.
— Зачем нам бежать? — спросила Лена. — Мы Юру все равно не найдем. Мы даже позвонить ему не сможем.
— Ну и что? Мы поедем прямо к отелю. Там и встретимся.
— А ты знаешь, как найти этот отель?
— Спросим у кого-нибудь.
Глеб потушил в кабинете свет и осторожно открыл дверь. Бесшумными тенями они с Леной выскользнули в коридор, добрались до лестницы, ведущей вниз, и на цыпочках пошли по ступеням. Спустившись на первый этаж, они нырнули под лестницу и в дверях туалета нос к носу столкнулись с выходящим оттуда дежурным Мишей.
Юрасик
Он не знал, сколько прошло времени, может, одна минута, а может, целый час. Он ничего не ощущал, кроме боли и удушья. Ему казалось, что вот еще мгновение, и он умрет. Но почему-то не умирал. В какой-то момент он с удивлением обнаружил, что ему становится легче. Боль в груди по-прежнему была очень сильной, и дышал он хрипло и надсадно, и в животе плотно сидел комок льда, но паника немного отступила. Страх ворочался где-то в глубине и уже не окутывал с ног до головы. Юрасик попытался подняться, однако ноги не слушались. Тогда он встал на четвереньки и сделал шаг, потом другой. Юрасик старался выровнять дыхание, набирал воздух очень медленно, как учил врач, а выдыхал еще медленнее. На вдохе продвигался на четвереньках, а на выдохе останавливался и отдыхал. Раз-два-три — вдох… Раз-два-три-четыре-пять — выдох… По мере того как приближалась цель, дышать становилось легче. Юрасик уже различал спасительный угол здания и деревья, а за ними — свет уличного фонаря. Наконец он добрался до конца дома и, держась за стену, поднялся на ноги. До шумной и светлой улицы осталось совсем немного — еще один короткий дом и небольшой дворик с детской площадкой. «Все равно дойду», — стиснул зубы Юрасик и, превозмогая боль в груди, упрямо двинулся вперед.
На освещенную фонарями улицу он выбрался обессилевший, на трясущихся ногах, и в изнеможении свалился на скамейку возле трамвайной остановки. Часы на руке показывали пятнадцать минут одиннадцатого. Неужели прошло всего двенадцать минут с того момента, как он вылез из окна? Не может быть! Ему казалось, что прошла целая вечность.
Скоро Юрасику стало легче, сердце успокоилось, дыхание пришло в норму, и его охватила радость. Он смог! Он дошел!
Но нужно было спешить, ведь ребята надеялись на него и ждали результатов. Да и находился он слишком близко от районного отделения полиции. Наверняка там уже спохватились и ищут его. Поэтому нужно сначала отъехать на безопасное расстояние, а потом выяснять, как добраться до отеля «Южный ветер».
Юрасик сел в первый же подошедший к остановке трамвай.
На отчаянные вопли дежурного прибежали еще два человека, один в форме капитана полиции, другой — в гражданской одежде. Полицейские вновь заперли ребят в том же кабинете и прочесали все здание и прилегающую к нему территорию. Потом вернулись и устроили пленникам допрос, пытаясь выяснить, куда делся их спутник. Глеб дерзил, Лена подавленно молчала. Видя, что от них ничего не добиться, капитан сказал, что сейчас они сообщат всем патрулям приметы беглеца и его очень скоро приведут обратно.
— Ну что? — сердито спросила Лена, когда полицейские ушли. — Зачем было бежать? Сидели бы себе тихонько, они до сих пор не опомнились бы. А теперь его схватят.
— Да не схватят. Времени прошло много. Он уже далеко, — ответил Глеб.
Но, к его великому разочарованию, около двенадцати дверь открылась, и в кабинет вошел нахохленный Юрасик в сопровождении сияющего дежурного. Миша злорадно сообщил, что теперь в туалет они будут ходить под конвоем и чаю с конфетами больше не получат. Дежурный забрал уже остывший чайник и ушел, не забыв на этот раз запереть кабинет.
— Как будто мы его пили, — проворчал Глеб. — Так стаканы и не дал.
— Юра, тебя патруль поймал? — кинулась Лена к беглецу. — Это мы виноваты.
Тот устало покачал головой и плюхнулся на диван.
— Вы не виноваты. Меня таксист обманул, — сказал Юрасик, вытаскивая из-под майки помятую тетрадь с фотографией. — Он оказался братом дежурного. Я ждал автобус на остановке, а он мимо ехал, увидел меня и узнал. Ему дежурный позвонил и попросил покататься по городу, меня поискать.
— Зачем же ты сел к нему? К незнакомому человеку в машину?!
— Откуда я знал? Он же таксист. Нужного автобуса долго не было, а он остановился и сказал, что довезет меня без денег, потому что у него сын моего возраста. Сказал, что начинается комендантский час и меня точно заберет патруль. Что мне было делать? Я и сел. А он привез меня сюда и передал своему брату. Видели бы вы, как этот Миша обрадовался. Боялся, наверно, что ему влетит из-за меня.
— А почему у тебя все коленки грязные?
— Да это… споткнулся во дворе. Темно было.
— Весь день коту под хвост, — подвел итог Глеб. — И на раскопки зря ездили.
— Не зря, — возразил Юрасик. — Мы фото сделали.
— Ага, которое в двенадцать часов превратится в тыкву, — невесело усмехнулась Лена.
— Вот именно. С профессором мы еще успеем поговорить завтра, а как быть с иероглифами? — Глеб вопросительно взглянул на Юрасика.
— Я их ему нарисую, — сказал тот и раскрыл свой рюкзачок с остатками еды. — Что-то я проголодался.
— Погоди, — остановил его Глеб. — Ты действительно можешь их запомнить, а завтра нарисовать?
— Да я уже запомнил. Я их внимательно рассматривал, и на камне, и на фото.
— А ну-ка, давай.
Глеб отобрал у Юрасика рюкзак и сунул ему тетрадь. Ручку нашли на столе инспектора. Юрасик задумался на мгновение и уверенно вывел на чистом листе четыре строчки знаков. Лена и Глеб склонились над тетрадкой, сверяя их с фотографией.
— Вот ошибка, — показал Глеб на один из символов. — Тут должна быть еще одна черточка. А остальное все правильно.
— Здорово! — обрадовалась Лена. — Значит, ты завтра утром поговоришь с дедом и покажешь ему иероглифы. Ведь он будет дома?
— До обеда точно будет. На конференцию он поедет к вечеру, часам к пяти. Официальная часть у них шестого мая, сегодня. А пятого вечером они просто все собираются и общаются в неофициальной обстановке.
— А завтра не будет поздно?
— Надеюсь, что нет. Ведь надпись уже у нас, — Юрасик постучал пальцем себе по лбу. — Пока есть стена, есть и время.
— Всего пять дней, — устало проговорил Глеб. — А потом исчезнет последняя надежда.
— Прекрати, — предостерегающе сказала Лена.
— Будем себе потихоньку катиться назад, — не унимался Глеб. — И однажды в марте я проснусь в том поезде, который вез меня сюда. А еще через несколько дней снова окажусь в Вольске, и больше вы меня не увидите. Останетесь вдвоем против всего мира.
— Слушать не хочу! — Лена резко встала. — Я и так весь день на нервах. У меня дети с утра одни сидят. Может, они убежали или квартиру сожгли. Я даже позвонить им не могу!
— Этому горю легко помочь. Если бы ты не была такой упрямой и умела прощать…
— Даже не начинай! Я и слышать не хочу ни про какую бабу Липу! Ты не представляешь, что она сделала!
— Зато я видел, как она мучается от этого! Она же хотела помочь.
— Она помогла! Очень помогла! Папу посадили, мама из-за этого заболела, все друзья и знакомые отвернулись. Нас называют семьей уголовника, нищими и оборванцами. И мы должны ее благодарить за это?
Лена отошла к окну и замерла, глядя на темную улицу.
