Мачей Войтышко - Синтез
— Благодарю, от всей души благодарю! — вскричал ассистент Пацула и, будто на крыльях, помчался на свое рабочее место.
А Зборовский продолжал свой путь по коридору, в отчаянии размышляя о том, как это страшно быть шефом.
Никто не любит принимать решений, если, так или иначе, за это ждут его неприятности. Александр преохотно отдал бы все прелести власти, кабинет и автоматическую секретаршу, любезные приглашения на научные конгрессы, самый высокий оклад — за крупицу душевного спокойствия и возможность заниматься в тиши своими исследованиями.
К сожалению, в этот день ему не было суждено так просто дойти до лаборатории, которую острые на язык коллеги из других отделов называли «криптой»[4] или «катакомбами» из-за целого ряда стоящих там специальных ящиков с замороженными людьми.
Едва он прошел несколько шагов, как на горизонте уже замаячила доцент Ирена из Управления.
— На следующей неделе летишь в Найроби, — сказала она. — Им нужна экспертиза.
Александр печально кивнул.
— Да, еще вот: пятнадцать минут назад я отвела в твой кабинет Элю и Петруся. Они сказали, что подождут.
— Что? — изумился несчастный научный работник. — Каким образом они попали в Институт?
— Я их впустила, — невозмутимо ответила доцент Ирена. — Они сказали, что у них к тебе важное дело.
— Благодарю тебя, но, может, лучше было...
— Они выглядели очень смущенными.
В голове Зборовского блеснула отчаянная мысль.
— Прекрасно, — сказал он. — Они здесь, мои ангелочки. Спасибо тебе, Ирена.
Александр нажал вмонтированный в верхний кармашек аппарат связи с сотрудниками и произнес:
— Прошу ассистента Пацулу зайти ко мне, — после чего почти радостно вошел в кабинет.
— Папа, — заявила Эльжбета, — произошла ужасная вещь.
— В чем дело?
— Мы не можем никуда выехать!
— Это почему же?
Эля перевела дыхание и сказала:
— Потому что тетка Флора на нас донесла.
— Что ты такое говоришь, дитя мое?
— Да, да, сегодня появился какой-то человек из Управления Контроля Машин и заявил, что ему сообщили о взбунтовавшейся машине в нашем доме. Он тщательно осмотрел Франтишека и затем потребовал, чтобы никто из нашей семьи не выезжал из города в течение двух месяцев!
— Ах, так, понимаю, — отец покивал головой.
— Ассистент Кароль Пацула, — доложила секретарша-автомат.
— Прошу, прошу, Кароль, — обрадовался отец. — Вы ведь знаете моих детей, правда? Эля, может быть, ты повторишь историю, которую рассказывала минуту назад?
Эля недоверчиво посмотрела на отца и на ассистента Пацулу, перевела дыхание и начала:
— Вчера наш робот Франтишек вышвырнул тетку Флору из квартиры, вернее выставил, поскольку Петрусь запрограммировал его так, что когда мама сказала «ликвидировать причину», то Франтишек тетю выставил, и тетка...
— Эта выставленная? — живо спросил ассистент.
— Ну да... видимо, дала знать в Управление Контроля Машин, и пришел кто-то из Управления и запретил нам всем выезжать на кан... то есть на двухмесячный срок из города.
— А вы, — обратился Пацула к Зборовскому, — должны ехать через две недели на конгресс! Вот так удружили вам!
— Минутку, Кароль. А как выглядел этот человек, Петрусь?
Петрусь некоторое время молчал, опустив голову, потом произнес:
— Ну... такой... обыкновенный.
— Высокий, интересный брюнет с голубыми глазами, — вставила Эля. — Желтая курточка, прошитая оранжевой строчкой, белые брюки, черные мягкие ботинки. Прилетел на фиолетовом авиакоптере.
— Так я его, пожалуй, знаю, — подтвердил Пацула. — Он как-то был у нас, когда испортился...
— Простите, — прервал его Зборовский. — Петрусь, повтори точно, что сказал этот брюнет.
Петрусь, не поднимавший глаз от носков ботинок, откашлялся:
— Ну... чтобы остаться и не выезжать.
— Однако, это ни на что не похоже: наложить запрет, не предупредив вас лично, — удивился Пацула. — Ведь такие запреты вводятся только в исключительных случаях: какая-нибудь опасная авария оборудования, что-то...
Александр иронически посмотрел на него.
— Прошу соединить меня с Главным Управлением Контроля Машин.
— Эта информация могла туда еще не поступить, — торопливо проговорила Эля. — Он, этот брюнет, полетел куда-то дальше...
— Кончай, — прервал Петрусь. — Никого не было. Мы полетим на Луну.
— На какую еще Луну? — поразился Кароль.
— Папочка, никого не было, — с раскаянием признала Эля. — Просто мы считали это нашим последним шансом, чтобы не лететь на Луну.
— Я вовсе не думал о Луне, — ответил отец. — Я имел и виду поездку к дедушке и бабушке.
— Правда? — крикнул Петрусь. — Папочка, ты чудесный, любимый, неповторимый!
— Папка! — взвизгнула Эля. — Это бесподобно.
— Но после такой страшной лжи я сам не знаю, что делать, — сказал Зборовский. — Ведь вы лжете без зазрения совести.
— Ну разве я не говорил тебе, папа, что Франтишеку необходим детектор! — обрадовался Петрусь.
— Убирайтесь отсюда побыстрее, иначе я вас убью, — заявил отец. — А вечером поговорим!
*— Ну и что, Кароль? Вы по-прежнему настаиваете на своей просьбе? — спросил Александр, когда Петрусь и Эля вышли.
Кароль Пацула был поражен.
— Значит, они все это выдумали? — спросил он.
— Не все. Робот действительно испорчен, — ответил Александр с иронией, как и подобает криогенику, холодной.
— Неслыханно...
— Да... Так поддерживать ваше заявление?
— Что? Ну да, да!
— После всего, что вы тут видели?
— Что в этом такого? Обычные детские шалости.
— Я должен это понимать так, что вы по-прежнему настаиваете?
— Конечно, конечно, это разрешение меня осчастливит...
Александр сочувственно покивал и продиктовал автоматической секретарше заключение в Управление:
— Поддерживаю просьбу гражданина Кароля Пацулы о предоставлении ему права на обзаведение двумя детьми. Несмотря на превышение нашим Учреждением установленных лимитов, вышеупомянутое разрешение должно быть выдано гражданину Каролю Пацуле, поскольку он является добросовестным работником и, полагаю, будет терпеливым отцом.
Руководитель исследовательской группы Института криогеники, кандидат медицинских наук Александр Зборовский.
*Дедушка и бабушка обслуживали огромную плантацию водорослей. Они жили на красивом искусственном островке, полном цветов, деревьев и зверей. Организация Пенсионеров старалась находить для своих членов малоутомительные, но общественно полезные занятия. К ним-то и относилась прежде всего плантация. Те, кому перевалило за восемьдесят, не очень успевали за темпом исследовательских работ, поэтому им поручались более легкие дела. Разве трудно два-три раза в день нажать кнопку, чтобы выловить и перенести в глубь острова очередную порцию водорослей?
А потом раз в месяц к острову подходил супертанкер, который уже имеющиеся заготовки доставлял на базу. А дальше... из водорослей делалось все: тефтельки и салатики, пряники и сосиски, шоколадки и булочки.
Дедушка с бабушкой любили свой остров и последовательно превращали его в дикую пущу, где обитали всевозможные звери. Дедушка не желал пускать на остров чужих, которые пугали животных и губили природу.
— Самое важное, чтобы все было настоящим, — говорил дедушка. — Никаких там киношных деревьев, поддельных цветов, бутафорских пейзажиков. Камень — так камень, туча — так туча, земля — так земля.
И хотя у него всегда были точные метеорологические данные и он мог без труда заказать дождь или вёдро по договоренности с Главным Управлением Погоды, он никогда ни о чем не просил.
— Водорослям все равно, а я люблю естественность, — объяснял он приятелям. — Знаете Робинзона Крузо?
— Все эти рисованые деревья, — вторила ему бабушка, — просто отвратительны! Иду я себе по городу, смотрю: цветет красивая липа, пахнет, шумит... Подхожу ближе, дотрагиваюсь до коры, а рука моя проходит насквозь! Оказывается — головизионная проекция! Вроде бы действительно липа, ан — нет...
Самое удивительное, что дедушка и бабушка перед уходом на пенсию работали архитекторами и проектировали разные необычные по своей конфигурации дома и города.
— Пока еще приходилось сажать единичные дома, все шло замечательно, — сетовал дедушка, — но потом, когда настали времена огромных жилых массивов, тут уж мы были сыты по горло.
«Сажать дома» на языке архитекторов означало сыпать порошок, из которого после поливки специальной жидкостью вырастала двухметровая цветная стена. По заказу клиента проектант делал на ней эскиз дома, и если заказчик выражал согласие, автор начинал рассыпать порошок в соответствии с наброском. Потом все поливал особым составом, и спустя четыре часа дом вырастал, будто гриб. Оставалось только покрыть его крышей, подождать часок, пока все затвердеет, и вносить имущество. Такие дома, несмотря на красоту и легкость как их возведения, так и ликвидации (достаточно было опрыскать дома другими химическими препаратами, чтобы они съежились и превратились снова в порошок), утратили популярность, когда численность всего земного населения превысила пятнадцать миллиардов.
