Эдуард Веркин - Большая книга ужасов – 1 (сборник)
– Какой он у тебя сундук, Сэм! – смеется она. – Как ты совсем!
Я смущенно улыбаюсь.
Ли хватает Бакса за уши, он злобно рычит.
Ли смеется.
– Я ловчее тебя! Ты, увалень!
Сама Ли ходит на гимнастику, и поэтому она очень ловкая.
Но Бакс все равно ловчей. Он ведь собака. А любая собака в десять раз ловчее самого ловкого человека. Вот, например, Ли очень любит неожиданно щелкать Бакса по носу. Не знаю, чего уж интересного в том, чтобы щелкать пальцем по мокрому собачьему носу, но многим людям это нравится. Ли тоже. За те доли секунды, что ее рука тянется к его морде, он может отпрыгнуть по крайней мере пять раз, но, чтобы сделать ей приятное, он сдерживает рефлексы и дожидается, когда ее палец коснется кончика его носа. Я-то его, хитрюгу, знаю.
– Попался! – радостно крикнет тогда Ли, а я сделаю вид, что жутко расстроен неловкостью своего пса.
Затем она назовет его еще раз сундуком и угостит собачьим печеньем. Я сделаю пальцами запрещающий знак и возьму печенье сам.
– Ты чего? – удивится Ли. – Ешь собачье печенье?
– Ага. Оно вкусное. Вот попробуй!
Ли тоже берет круглый сухарик прямо из-под носа жалобно скулящего Бакса. Пробует.
– И в самом деле вкусное. Только несоленое.
– Собакам соленое и сладкое нельзя, – объясняю я. – А сухарики вкусные, мы раньше всегда их ели. Поешь, водичкой запьешь, и все в порядке.
– А чего Бакс их не кушает? – спрашивает Ли.
Бакс скулит громче. Я разрешительно подмигиваю ему. Он зарывается мордой в сухари и аппетитно хрустит.
– Хороший. – Ли снова щелкает его по носу.
Бакс не обращает внимания, не уворачивается. Пусть Ли думает, что это она у нас тут самая быстрая.
– У нас тоже раньше собака была. – Ли треплет Бакса по голове.
Ей можно. Из остальных никто не решается, разве что Ма. Да и то с опаской.
– Собака была у нас. – Ли гладит Бакса по спине. – Породы лабрадор. Только ее потом машиной сшибло. А ты, Бакс, злодей! Кто в гостиной на диване валялся? Селедка снова ругаться будет – ты ей на диван шерсти напустил, а ей убирать. А это, между прочим, исторический диван, на нем однажды сам Гагарин сидел!
Я киваю головой и стучу кулаком Баксу по голове. Я-то прекрасно сознаю, что диван – вещь историческая, только вот Баксу на это глубоко наплевать. Ему что Гагарин на диване сидел, что Маленький Мук – все едино. Он знает, что на диване очень удобно валяться. Вот он и валяется. Я сижу в кресле, смотрю телевизор, а Бакс лежит на диване и тоже смотрит. Во всяком случае, делает вид, что смотрит.
А Селедка – это наша домработница. Ее зовут Изольда, но на Изольду она совершенно не похожа. Похожа на селедку. Так и зовем.
– Селедка его пылесосом! – смеется Ли. – Всю пыль из него вычешет!
Бакс боится пылесоса. Это ужасно смешно. Почти шестидесятикилограммовая зверюга, способная перекусить дюралевую трубку толщиной в большой палец, при первых же пылесосных звуках прячется под кресло или в какую другую щель и не появляется, пока уборка не будет окончена. Как щенок. Селедка этим пользуется и Бакса моего всячески ущемляет. По дому гоняет.
Впрочем, Бакс ей мстит. Несет, бывало, Селедка чай на веранду, а Бакс спрячется в кустах, а когда Селедка проходит мимо – как выскочит! И морду еще такую зверскую сделает, что кто угодно испугается, не только Селедка. Селедка взвизгнет, поднос у нее на траву упадет, а Баксу только того и надо – быстренько все пирожные и сахар проглотит – и в сад, под деревом дрыхнуть. А Селедка назад в дом идет – за новыми пирожными. А обратно уже с пылесосом – чтобы Бакса отпугивать. Такая у них война.
А вообще-то мой Бакс – добрейшее существо. Недавно Ли притащила из школы белую крысу, так этот дурень ее взял, да и тяпнул, думал, игрушечная. Крыса, конечно, всмятку, Ли в слезы. А Бакс как понял, что натворил – так чуть не рехнулся. Заскулил и под дом забился, еле я его оттуда выманил. Он потом неделю переживал – ничего не ел, а это для него пытка настоящая.
– Помнишь Селедку? – спрашивает Ли. – Тетю Изольду? Пылесос помнишь?
При слове «пылесос» Бакс морщится и показывает зубы.
Ли покатывается от хохота.
– А ну, найди Селедку! – говорит Ли.
Я одобрительно киваю.
– Давай, поищи ее, – просит Ли.
Бакс поднимает морду вверх и втягивает воздух. Морда его начинает дрожать и дергаться, я просто вижу, как сквозь его мозг проносятся сотни, тысячи запахов, окружающих нас со всех сторон и нами не слышимых и не ощущаемых.
Яблоки, яблочная кора, баранина с кухни, бензин из гаража, сигареты – это Ма втайне курит, пыль, в углу сада кроличье семейство, соседи топят углем, одеколон «Арктика» – это Па, кожа дивана… Ага, так и есть. Селедка. Рубит в кухне салат…
Бакс уже собирается выпустить наполнившие его голову запахи обратно, в мир, но вдруг там, в мешанине сотен и тысяч оттенков, он ловит то, что заставляет его задержать выдох.
Запах. Неуловимый, практически неуловимый, одна частица на миллион.
Бакс поворачивает морду ко мне, и я вижу, как шерсть у него на загривке поднимается, а глаза выкатываются. Зрачки расширены.
Такого Бакса я видел всего один раз.
…Мухи. Огромные черные мухи въедаются в еще живое мясо…
Собака напрягается, готовая сорваться с места, я с трудом удерживаю ее за поводок.
– Что это? – спрашивает Ли. – Что с ним?
– Не знаю, – отвечаю я. – Что-то почувствовал.
– Что?
– Всякое может быть, – говорю я. – Может быть, котяра этот…
Бакс смотрит в сторону сада и дрожит, я чувствую, как ходят под шкурой его мышцы.
Он рычит.
– Скажи. – Ли треплет меня за рукав. – Скажи, а то я буду всякую ерунду выдумывать и только напугаюсь.
Я смотрю на Ли.
– Я никому не разболтаю, – уверяет она меня. – Честное слово, никому не разболтаю…
Бакс рычит, я с трудом удерживаю его.
Но тут налетает северный ветерок, и Бакс неожиданно успокаивается. Я отпускаю ошейник.
– Я видел черную собаку, – сообщаю я.
– И что? Вокруг полно черных собак. А там под забором есть хороший подкоп, Бакс вырыл. Слушай, а может, он на собаку и рычал?
– Ты не поняла, – я усаживаю Бакса на землю. – Это не простая собака.
– Бешеная? – испуганно оглянулась Ли.
– Не бешеная… Это… другая собака… Таких собак видят перед тем, как случится что-либо нехорошее. Это как дурная примета…
– Все-все-все, – замахала руками Ли. – Дальше не рассказывай! Я не люблю всякие страшилки…
Я пожал плечами.
– Это не значит, что обязательно что-то плохое случится, – сказал я. – Но когда видишь черную собаку – это знак. На это нельзя не обращать внимания…
– А ты откуда знаешь, что это знак? – спросила Ли.
– У нас в приюте истопник был, его Сухим звали, – ответил я. – Он все про разные знаки знал. Всех нас учил. У него поперек тела шрамы в несколько рядов шли…
– Откуда?
– Он говорил, что оборотень.
– Оборотней не бывает, – сказала Ли.
Я промолчал.
– Ну, хорошо, будем считать, что наш Бакс почуял оборотня, – захихикала Ли. – У меня есть серебряные сережки, можем их переделать в пули.
– Отличная идея, – сказал я. – Но только не сейчас, сейчас слишком жарко, чтобы плавить серебряные пули.
– А что делать тогда будем? – спрашивает Ли. – В догонялки не будем играть, надоело. В прятки тоже. Может, погуляем? До озера и обратно?
Я не против погулять. Бакс же при слове «гулять» начинает приплясывать.
– Вот и отлично, – говорит Ли.
И она попыталась снова щелкнуть Бакса по носу, но в этот раз он решил уклониться.
После чего мы направились к воротам. Ли шагала впереди, я тащился сзади, Бакс, как самая настоящая телохранительская собака, брел за мной – прикрывал спину.
Возле ворот нас догнал на машине Па. Он затормозил и опустил стекло.
– Гулять идете? – спросил Па.
– Ага, – ответила Ли. – К озеру спустимся. Лимонаду купим.
– Понятно… – Па почесал подбородок. – Вы там повнимательнее смотрите.
– А что?
– Кики пропал, – сказал Па. – Вчера с утра куда-то ушел, и все, больше нет. Мать расстроена. Плачет.
– Может, погулять пошел, – предположила Ли.
– Он раньше никогда на ночь не задерживался.
– А может, он на чердак залез? – еще предположила Ли.
– Чердак я прошлым летом забил, забыли, что ли?
– Он все-таки кот… – сказала Ли.
Па покачал головой, открыл ворота и поехал в город.
– Кики пропал, – задумчиво произнесла Ли.
Бакс гавкнул, выражая сдержанную радость.
– Может, еще отыщется, – предположил я.
Так и началась вся эта история.
Глава IV
Ненавижу кошек
Это был мой первый настоящий дом. До этого я жил в основном по приютам, а один раз в интернате для детишек, больных туберкулезом. В туберкулезном интернате жилось лучше всего, он располагался в кедровнике, и там хорошо кормили. А год назад запустили федеральную опекунскую программу. Типа, пусть каждая обеспеченная семья, ну те, кто хочет, конечно, возьмут на попечение по ребенку из детских домов, а кто может, пусть возьмет двух.
