Лев Успенский - КУПИП
— Уже час, — задумчиво сказал «Джон Мангльс». — «Роберт», измерь величину тени шагами. Эти хронометры вечно врут. Гм! Что же нам делать?
Устрицын вышел из воды на отмель. Его вихрастая коротышка-тень легла прямо на юг.
— Лева! — закричал он через минуту. — Смотри, как смешно-то. Тень как раз с меня ростом. Как раз! Вот я лег на нее. Тень — до щепки и моя голова — до щепки. Лева, знаешь, я придумал, что делать! Побежимте лучше к этому дяденьке, который живет около пруда… Ну, у которого такой свисток… Который все время на лодке… У которого на одной руке пять якорей, а на другой два туза, чья-то морда и по-китайски написано… Уж он-то наверное умеет бутылки открывать…
Люся Тузова взглянула на Леву: «Ай да Устрицын!»
— А ведь верно, — сказала она. — Еще ребята его зовут — капитан Койкин. Его все боятся. Его один раз даже наш петух, — тут Люся сделала большие глаза, — испугался, а уж он — ну решительно никого не боится… Наверное, он все умеет! Бежим к нему.
Быстрее быстрого они запихали в ведерко добычу — пять аллигаторов, одного гавиала и двух скользких усатых дельфинов — и помчались по берегу. Впереди, подпрыгивая, мчался Устрицын, за ним поспешала Люся, а сзади всех бежал Лева Гельман с бутылкой. Ему вчера воткнулась вот этакая заноза в пятку, он побоялся иода, все прикладывая к пятке подорожник, и теперь изрядно хромал.
* * *
Около той дачи, где жил капитан Койкин, тянулся желтый дощатый забор. Забравшись на камни (— У, крапива какая противная! — заворчала сейчас же «леди Елена»), все трое старались заглянуть во дворик.
— Там собака ворчит… кажется, — опасливо проговорила Люся, прислушиваясь.
— По-моему, храпит кто-то… или хрюкает, — сказал Устрицын.
И он был прав. За забором они увидели чисто морскую и величественную картину. По всему двору тянулись веревки. На них пестрело развешенное белье. Оно весело хлопало и парусило на ветру. В углу, на земле, стоял брезентовый шезлонг. Над ним на веревках был натянут какой-то странный тент из простыни, а под тентом, развалившись в кресле, покоился капитан Койкин. На обложке толстой книги, которую он держал в левой руке, виднелся черный силуэт парохода. Правой рукой капитан то сердито почесывал загорелую и волосатую грудь свою, то что есть духу хлестал себя по плечам березовой веткой — на ней осталось уже очень мало листьев. Удивительнее всего были его брюки: они спускались на босые капитанские ноги таким привольным клешем, каких ребята не видывали еще никогда.
В каждый из двух этих раструбов могли свободно поместиться по меньшей мере три Устрицына. Неподалеку от капитана, у его ног, на земле стояла бутылка с надписью «лимонад», подальше другая, еще дальше третья. Усы капитана двигались как у кота, но глаза были закрыты.
— Смотрите… он усами читает, — в страхе прошептала Люся.
— Проклятые москиты! — в тот же миг хрипло сказал сонный морской голос. — Вот я вас… У!
Капитан протянул босую ноту, охватил пальцами горлышко ближней бутылки, поднял бутылку ногой высоко над землей, перехватил ее в руку, отпил глотка два и, попрежнему орудуя ногой, не глядя, поставил ее на песок.
— Уф-ф!
— Ай! — в восхищении взвизгнул Устрицын, — Люся! Смотри!..
В тот же миг книга упала налево, ветка направо. Капитан сел в своем кресле и обеими рутами прижал к глазам бинокль.
— Три физиономии! — рявкнул он. — Одна другой чище! Девица! Юнги! Эй, там под ветром, слушать мою команду! Отвечать, кто такие? Откуда? Куда? С заходом в какие порты? Груз? Назначение?
Все трое ребят наполовину опустились за забор от страха.
— Мы — ребята… пискнула Люся. — Нам нужен капитан Койкин.
— Ребята? — грозно переспросил капитан, позволяя биноклю свободно упасть на ремне и страшно наморщив лоб. — Гм! Ребята? Ребята — ребятам рознь. Без седла верхом ездить умеете? Гм! Из рогаток в бутылки умеете стрелять? Ну, это еще проверим! Тонули хоть раз? Босиком-то ходите? Эй, ты, крайний… Вон тот… Подними-ка ногу над забором! Гм! Сандалии… рваные… Ну, ладно, это все равно, что босиком. Хорошо. Давайте сюда. Будем разговаривать, если — босиком. Не люблю белоножек! Лезьте сюда. В чем дело-то?
— В бутылке… В зеленой… — ответили Устрицын и Лева, торопливо перелезая через забор. Люся смотрела туда и сюда, ища калитки.
— Девица! — загремел капитан, выпрямляясь. Прекратить поиски калиток! Никаких калиток! Капитан Койкин не любит калиток! Зачем калитки, если всякий может через забор! Как так — дело в бутылке? Что значит — дело в бутылке? Какое дело? В какой бутылке? Немедленно объяснить!
Трепеща от множества различных чувств. Лева и Устрицын приблизились к капитану.
— Вот в этой… — пробормотал Лева. — Мы ее выловили из реки… ловили аллигаторов (Люся вытащила из ведерка рака) и дельфинов (Люся вытащила пискаря)… Вдруг плывет бутылка…
— От уксуса. Я знаю… — пискнула Люся.
Капитан Койкин сурово взял бутылку в руку..
— Гм? Да, это — бутылка, — проницательно сказал он. — Водоизмещение — ноль пять десятых литра. Говоришь: от уксуса? Гм, гм… Как сказать… Я полагаю… Впрочем это — безразлично. А что в бутылке?
— Там — документ… — начал Лева.
— Документ? Там — документ?! Клянусь десятибалльным шквалистым норд-остом. Ты говоришь — там документ? Так что же вы молчите?
— Мы не молчим… — тявкнул Устрицын.
— Молчать! — загрохотал капитан. — Стоять неподвижно! Документ в бутылке! Бутылка в реке! Река впадает в море! Все понял. Необходимо вскрыть немедленно. Вскрыть с чрезвычайной осторожностью. Дай-ка мне тот кирпич…
Не успели ребята ахнуть, как капитан ударил камнем по горлышку, и оно со звоном разлетелось на множество осколков. Маленькая бумажка выпала на широкую капитанскую ладонь.
Маленькая свернутая бумажка.
— Вот… — задыхаясь от почтительности, прошептала Люся. — Я же говорила, что он умеет… бутылки! Вон он как осторожно: трах кирпичом!
Капитан снова уже сидел в кресле. На колене он разглаживал бумажонку, ворча над ней, как бульдог над костью. Глаза его горели…
— Документ! — бормотал он. — Ей-ей документ… Весь подмок… Только некоторые слова… Дырка!.. Клянусь утренней побудкой и национальным флагом Уругвая! Чорт возьми! Весь подмок!
— Как у Жюль-Верна, — задыхаясь от восторга ахнул Лева… Как в «Детях капитана…» Вы читали?
— Молчать! — тихо ответил Койкин. — Стоять смирно! Не дышать. Я все читал… что нужно! Гм… Что же тут написано?
Действительно, бумажка сильно подмокла. На ней было что-то написано химическим карандашом, видимо, второпях. Наверху стояло жирно: «Крайне важно. Сегодня 26-го июня… нашел пять жемчужин довольно крупных…», дальше шел длинный ряд клякс. Потом виднелись слова: «…Ондатра шмыгнула в пещеру… В этой пещере… ради… 0,5 кило… чрезвычайную ценность…» Дальше опять пестрели разнообразные строчки расплывшихся, совершенно непонятных слов. Наконец в самом низу снова повторялось: «0,5 кило… ради… завтра, 26-го июня…» Сбоку справа было наспех начерчено нечто вроде плана пещеры. Выше стояла точка, похожая на звездочку, и около нее с трудом можно было заметить почти смытые водой бледные буквы: «С. Пол…».
Капитан Койкин наконец отвел глаза от бумажонки. Эти глаза горели торжественным пламенем.
— Ребята! — раздельно и внятно произнес он. — Ребята! Мы с вами сделали великое открытие. Ценнейшую находку, разрази тайфун того, кто плохо закупоривает бутылки! Вы чувствуете это? Приказываю немедленно почувствовать. Но вы бы пропали, как пена на волне, если бы не капитан Койкин. Я уже все понял: тут решительно ничего нельзя понять. Как быть? Что делать? Откуда приплыла бутылка? Как это выяснить? Капитан Койкин все знает. Надо ехать в КУПИП. Надо ехать к Баберу. В Ленинград. Бабер все знает. Далее больше, чем я. Он скажет, что это значит. Далее если бы на этой бумажке не было ни единственного слова, он все объяснил бы. Даже если бы в бутылке не было бумажки, он сообразил бы все. Даже если бы бутылки не было, он и тогда не задумался бы. Едем к Баберу.
— Милый капитан Койкин! — пропищала тут Люся. — А кто это — Бабер?
Койкин бросил на нее убийственный взгляд.
— Стыдись, девушка! — загремел он, размахивая пальцем перед ее носом. — Тщательно скрывай свое грубое невежество. Бабер — это самый ученый, самый премудрый, самый замечательный человек на земле. Он везде был. Он все знает. Он пробовал все кушанья на свете…
— Все кушанья? — ахнул Устрицын, — и заячью кислицу пробовал?
— Все, кроме овсяного киселя, — важно сказал Койкин. — Он вас так не отпустит. Он сразу же заберет вас с собой в экспедицию. Мы поедем разыскивать несчастного, который не умеет закупоривать бутылки.
