Дэвид Амонд - Скеллиг
— Сюда скоро придут выгребать мусор, — сказал я. — И вообще этот сарай может рухнуть.
Он снова вздохнул.
— У тебя есть аспирин? — спросил он вдруг.
— Аспирин? Таблетка?
— Ладно, не важно.
Кожа на его лице иссохлась, точно штукатурка. Черный костюм висел мешком, потому что тела на костях вовсе не было.
Сердце мое бухало, как колокол. Пыль забила ноздри, попала в горло.
Я стоял, закусив губу, и не сводил с него глаз.
— Ты ведь не Эрни Майерс? — осторожно спросил я.
— Я? Этот старый козел? Тот, что кашляет, аж нутро наизнанку выворачивает, и харкает на все вокруг?
— Простите, — пробормотал я.
— Что тебе нужно?
— Ничего.
— А аспирин у тебя есть?
— Нет.
— Премного благодарен.
— Что вы будете делать? — спросил я. — Отсюда скоро все вынесут или все рухнет. Что вы станете де…
— Ничего. Поди прочь.
Я прислушался. Пока меня вроде никто не хватился.
— Вы можете перебраться в дом.
Он издал смешок, хотя даже не улыбнулся.
— Уходи, — прошептал он.
Снял дохлую муху с лацкана пиджака и отправил в рот.
— Может, вам чего-нибудь принести? — спросил я.
— Аспирину, — проскрипел он.
— А поесть чего-нибудь хотите?
— Двадцать семь и пятьдесят три.
— Что?
— Ничего. Убирайся прочь.
Пятясь, я выбрался на улицу. Счистил с себя пыль, паутину и мух.
Папа все еще маячил за матовым стеклом ванной комнаты. Наверно, распевает «На синих холмах Дакоты».
— Это ты недавно переехал? — раздался незнакомый голос.
Я быстро обернулся.
Над задним забором торчала голова. Девчонка.
— Ты, что ли, сюда переехал? — спросила она снова.
— Да.
— Меня зовут Мина.
Я таращился на нее и молчал.
— Ну? — выжидающе произнесла она.
— Что ну?
Она прицокнула языком и сказала нараспев, чуть скучающим тоном:
— Я — Мина, а ты…
— Майкл.
— Ну вот и хорошо.
Ее голова исчезла за забором, и послышался громкий шлепок подошв об утоптанную землю тропинки, что тянулась вдоль всех домов.
— Приятно познакомиться, Майкл, — сказала из-за забора. И убежала.
Глава 8
Выйдя из душа, папа со стоном признался, что в доме нет ни хлеба, ни яиц, ни… Вдруг его осенило:
— Придумал! Давай закажем еду в ресторане.
И тут меня тоже осенило.
Китайский ресторан был совсем рядом, за углом, и папа обзавелся меню еще в день переезда.
— Закажем к маминому приходу, — продолжал папа. — Что ты предпочитаешь?
— Двадцать семь и пятьдесят три.
— Ишь ты! Даже не взглянул! Нуты и выдумщик!
Однако он улыбнулся и покорно записал мой «заказ».
— Итак: маме — особый чау мейн,[1] тебе — весенние булочки и свиной шар суи,[2] мне — говядину с грибами, малышке — хрустящие водоросли и креветочное печеньице. А откажется — мы и сами съедим. Пусть сидит на материнском молоке, если не скучно.
Он позвонил китайцам, вручил мне деньги, и я побежал забирать заказ. Когда я вернулся, мама с девочкой были уже дома. Мама заквохтала вокруг меня, принялась расспрашивать, что да как в школе и хорошо ли я доехал. Но тут малышка срыгнула прямо ей на плечо, и мама пошла переодеваться.
Гтапа умял свою говядину с грибами, и водоросли, и печеньице в придачу. Сказав, что у него все внутри слиплось от Эрниной пыли, он опрокинул в себя бутылочку пива. Заметив, что у меня на тарелке осталась ровно половина, он жадно потянулся за добавкой.
Я прикрыл тарелку рукой.
— Ты станешь толстым, — сказал я папе.
Мама засмеялась.
— Еще толще! — уточнила она.
— Да я умираю с голоду! Пахал тут на вас целый день напролет.
Он пощекотал девочку под подбородком и поцеловал в лоб.
— Особенно я старался для тебя, цыпленок.
Я по-прежнему прикрывал тарелку- от возможных покушений.
— Ты толстяк, вон пузо торчит!
Он приподнял рубашку и ущипнул пальцами складку на животе.
— Вот, вот! — сказала мама.
Безмятежно глядя на нас, он окунул палец в соус на краю моей тарелки.
— Пища богов! — вздохнул он. — Впрочем, хорошенького понемножку. Червячка я заморил. Всем спасибо!
После этого он проследовал к холодильнику, достал еще одну бутылку пива и кусок сыра.
Я же переложил остатки 27 и 53 в пластиковую коробочку и спрятал на улице в контейнере для мусора.
Глава 9
В тот вечер я снова увидел Мину. Мы с папой стояли в маленьком палисаднике перед домом, среди чертополоха и одуванчиков. Он уже привычно расписывал, как красиво скоро здесь станет: цветочки, кустики, деревца, а под окошком — резная скамейка. И тут я увидел Мину.
Она сидела на дереве перед одним из домов по нашей стороне улицы. Удобно так устроилась на толстой ветке — с книжкой и карандашом в руках. Покусывала кончик карандаша и смотрела в небо сквозь листву.
— Интересно, кто это? — полюбопытствовал папа.
— Ее зовут Мина.
— Понятно.
Мина скорее всего заметила, что мы на нее смотрим, но не шелохнулась.
Папа ушел в дом — проверять, затвердел ли цемент на кухне.
А я вышел за ворота и, встав под Мининым деревом, взглянул на нее снизу вверх.
— Что ты там делаешь?
Она прицокнула языком.
— Ты балда! Спугнул. Все вы такие.
— Кого спугнул?
— Дрозда.
Зажав зубами книжку- и карандаш, она повисла на ветке и спрыгнула в сад. Выпрямилась и посмотрела на меня снова, долго и внимательно. Была маленькая, волосы — черные как смоль, а глаза вострюшие… Ну, будто она тебя насквозь видит.
— Ладно, ничего страшного. Я в другой раз закончу.
Она показала пальцем на крышу. Там, на самом гребне, сидел дрозд и посвистывал, подергивая хвостиком вверх-вниз.
— У них это сигнал. Он предупреждает сородичей об опасности. А опасность — это ты.
Она кивнула на дерево.
— Там, наверху, на конце моей ветки, гнездо. С тремя птенчиками. Только не вздумай туда лезть.
Она забралась на забор и села ко мне лицом, свесив ноги.
— Вот тут я и живу, — сказала она. — Дом номер семь. А у тебя, значит, маленькая сестренка есть?
— Ага.
— Как зовут?
— Мы еще не придумали.
Она опять поцокала языком и закатила глаза к небу.
Потом открыла книжку.
— Гляди, — пригласила она.
Там были птицы. Много карандашных рисунков, некоторые раскрашены голубым, зеленым и красным.
— Вот он, дрозд. Они часто встречаются, но очень красивы. Вот воробей. А это синички. А это крепыши-снегири. Ой, смотри-ка сюда, это щегол, он залетел к нам в прошлый четверг.
В этой птичке были все оттенки, от густо-зеленого и ярко-красного до канарсечно- желтого.
— Это мой любимец.
Она захлопнула альбом.
— А ты любишь птиц? — Она смотрела сердито, будто я в чем-то провинился.
— Не знаю.
— Типично. А рисовать любишь?
— Иногда.
— Когда рисуешь, поневоле смотришь на мир более пристально. И это помогает увидеть его по-настоящему. Ты это знаешь?
Я промолчал.
— Какого цвета дрозд? — спросила она.
— Черного.
— Вполне типично.
Она перекинула ноги к себе в сад.
— Ладно, пока. До новых встреч. И я бы хотела, если можно, посмотреть на твою сестренку.
Глава 10
Я отчаянно пытался не заснуть, но в сон клонило жутко. И я провалился, не успев лечь. Мне приснилось, будто наша малышка оказалась в гнезде у Мины в саду. Дрозды кормили ее мухами и пауками, она потихоньку окрепла и в конце концов выпорхнула из гнезда и устремилась вверх, пролетела над кронами и крышами и приземлилась на наш гараж. Рядом, на заборе, сидела Мина. Она принялась рисовать девочку, а когда я подошел ближе, прошипела: - Уйди. Ты — опасность!
Тут девочка завопила наяву, в соседней комнате, и я проснулся.
Мама ее баюкала, малышка пищала и повизгивала. За окном щебетали птицы. Когда мама накормила ребенка и все наконец угомонились, я выбрался из постели, взял фонарик, торопливо натянул какую-то одежду и прокрался мимо родительской комнаты — сначала в ванную за пузырьком аспирина, а потом вниз, на улицу, через заднюю дверь.
Коробки с едой были на месте, в контейнере для мусора. Правда, за это время их завалили старыми газетами и охапками сорной травы, они перевернулись, и соус почти весь вытек. Я приоткрыл одну крышку. Красный шар суи весь склеился и застыл. Я пересыпал подмокшие «весенние» булочки в эту же плошку и пошел к гаражу.
— Балда, — ругал я себя. — Выдумал невесть что.
На крыше гаража, широко разевая желтый клюв, распевал дрозд. И в первых рассветных лучах его черные перья отливали золотом и синевой.
Я включил фонарик, вдохнул поглубже и ступил внутрь.
По утлам тут же зашуршало и забегало. Чьи-то лапки протопали прямо по моей ноге, и я чуть не выронил все, что нес. Добравшись до буфета, я осветил пространство до дальней стены.
