Елена Ленковская - Лето длиною в ночь
Конечно, они с сестрой пока всего лишь нырки. Так хронодайверы называют детей, у которых есть способности к погружениям в прошлое, но пока мало опыта и мастерства. Но всё-таки и Русе, и Луше уже кое-что довелось повидать в Истории…
А Тоня даже не подозревает, что «её дорогие Раевские» аж в 1812-году побывали. И Наполеона видели, и с Михайло Ларионычем знакомы… Кутузовым, ага!
В другой раз, в 1805-м, Руся плавал по Атлантике и Тихому океану с экспедицией Крузенштерна. А Лушка — вместе с капитаном Беллинсгаузеном — Антарктиду искала… Нашли ведь они Антарктиду! Сестра — живой свидетель, была она там, на шлюпе «Восток», в 1820-м году.
Эх, столько всего произошло интересного! Вот бы Тоня удивилась…
С нею можно было бы посоветоваться о самых разных важных вещах. Наш она человек — Антонина Ковалёва!
Но — нельзя. Хронодайверы не должны выдавать свои хронодайверские секреты…
* * *В гостиной тем временем звучат нетерпеливые аплодисменты.
Глеб уже сел на специально приготовленный стул, спиной к зрителям. Тоня несколько раз взмахивает большим цветастым покрывалом и накрывает им Глеба — вместе со стулом. И с головой.
Та-ак. Руся заинтригован. Глебова голова под покрывалом кажется непропорционально большой… А! Так вот оно что!
Руся уже обо всём догадался.
Ну-ну, не зря сегодня с утра на кухонном подоконнике огромный капустный кочан красовался. И Тоня салат из него резать не велела.
— Ой, самое главное забыли! — вдруг спохватывается «факир». — Луша, детка, принеси с кухни большой нож! Самый большой!
В гостиную прибывает внушительных размеров нож — с острым лезвием из блестящей нержавеющей стали.
Нож производит впечатление. Смех в рядах зрителей затихает, уступая место нетерпеливому, напряжённому ожиданию.
Что-то будет?
* * *Луша втискивается обратно в кресло. Под мышкой у неё прихваченные с кухни китайские деревянные палочки для суши.
— Нервных просим удалиться! — объявляет «факир».
Луша бьёт палочками по деревянному подлокотнику кожаного кресла. По комнате горохом рассыпается устрашающе-трескучая дробь.
«Факир» с каменным лицом резко вкидывает руку. Над Глебовой головой, скрытой покрывалом, вспыхивает стальной клинок.
Все ахают. Луша, ойкнув, замирает с палочками в руке, забыв барабанить…
Мгновение, и в полной тишине раздаётся оглушительный хруст: широкое, отлично заточенное лезвие застревает в голове ассистента.
Ассистент исчезает, ассистент возвращается…
Руся, признаться, тоже слегка вздрогнул, когда в якобы Глебову голову воткнулось с размаху сверкающая сталь.
Ну да, все — ахнули.
Но чтобы — как его сестрица — заорать от испуга? Девчонки, они вечно паникуют… Ведь заранее же ясно, что это трюк!
— Ты чего, это же фокус! Лу, тебе воды не принести?
Луша только сконфуженно улыбается, неопределённо мотнув головой.
Тем временем Тоня демонстрирует публике платок, прорезанный ножом. Мол, всё по-настоящему…
— Маэстро, предъявите ассистента! — наконец, требует кто-то из взрослых зрителей.
— Эй, Глеб, голову покажи! — кричат дети.
Тоня отступает на шаг в сторону.
Все глядят на тёмного дерева венский стул, повёрнутый к зрителям гнутой спинкой. «Прекрасного юноши» там нет и в помине.
Под высокий потолок гостиной взлетает дружный вздох удивления. Гости хлопают. Они-то полагают, что так всё и было задумано с самого начала, и никто не замечает, как вдруг бледнеет Тоня.
А под смятым, наполовину сползшим на паркет цветастым покрывалом… капуста!
Вот оно что! Всем не терпится получше рассмотреть глубокий след, оставленный в капустном вилке острым ножом «факира». Увесистый плотный кочан передают из рук в руки, потом с хохотом и визгом роняют на пол. Капуста, шмякнувшись об паркет, тяжело и лениво перекатывается в угол, к диванной ножке.
Её ловко, по-футбольному, перехватывает мальчишеская нога в спущенном чёрном носке.
— Глеб? Ты здесь? Уф-ф, — Антонина облегчённо выдыхает. — Прямо человек-невидимка… — Ты меня напугал! — Куда ты опять подевался?
— Никуда… — Он уже поднял капусту и держит её под мышкой, как мяч. — Да здесь я, здесь… — Ясные серые глаза, невинный взмах густых тёмных ресниц…
Антонина морщится. Этот взгляд, приводящий в умиление всех без исключения взрослых, последнее время её слегка раздражает. Глеб пользуется им, чтоб добиться расположения. Или — когда нужно слегка приврать для пользы дела.
Теперь, видимо, как раз такой случай.
Вид у парня какой-то слегка шальной. Где он болтался? Во дворе? На лестнице у лифта? Его не было минут пять, от силы десять.
Или был? И эти исчезновения ей просто примерещились?
Впрочем, и без сегодняшних исчезновений в их жизни последнее время странностей было хоть отбавляй…
Нужно остановиться, сделать паузу, наконец-то во всём этом разобраться, но… Её тут же окликают, зовут, тянут на кухню — она хозяйка вечера, и пора организовать чаепитие для многочисленных шумных гостей.
* * *Поздно вечером Тоня — как обычно, перед сном — заглядывает в комнату к близнецам.
— Тонь, поболтаем?
— Ох, нет, — устало вздыхает она, — не сегодня…
Потом спрашивает как бы между прочим:
— А где Глеб-то опять? Я думала, он у вас засиделся. Постель пустая…
— Нет, он к нам не приходил. Да в туалете поди застрял… — как можно беспечней предполагает Руслан.
— Так там свет не горит… — Тоня кусает губы.
Близнецы украдкой переглядываются.
Ко всеобщему облегчению, слышны шаги. Это Глеб. Уже облачённый в пижаму он появляется в дверном проёме.
— Где ты бродишь? — вскидывается Тоня. — Спать пора!
— Спокойной ночи зашёл пожелать, — удивлённо тянет он, и тут же удаляется, обиженно шаркая тапками.
Тоня гасит свет и тоже уходит.
* * *— Носом чую, нырок он… — шепчет Руся на ухе сестре. — Озоном пахло сегодня! Ну ведь пахло же!
— Не знаю, не заметила.
— Да потому что насморк у тебя! А Рублёва — спросить надо было напрямую…
— С ума сошёл, напрямую! — возмущается Луша. — Надо к новому человеку хотя бы присмотреться.
— Да ты-то уже вовсю присматриваешься…
Пауза. Лукерья чувствует, что у нее горят уши. К счастью, свет в комнате уже погашен.
— О чём это ты?
Руся противно хихикает, за что тут же получает подушкой в лицо.
— Ладно-ладно, уж пошутить нельзя.
— Нельзя! И вот так, с бухты-барахты приставать к человеку с подозрениями в хронодайвинге тоже нельзя! А если он не нырок никакой? Он нас за идиотов примет!
— Ну, ты из-за этого больше меня расстроишься, ясное дело, — хмыкает Руся, милостиво возвращая сестре подушку.
— Давай всё-таки подождём. Хотя мне самой кажется, что даже… Даже Тоня что-то подозревает…
* * *Тоню действительно мучают самые невероятные подозрения. С некоторых пор вокруг творится много необъяснимого, и все эти странности напрямую связаны с Глебом.
Возможно, у неё слишком живое воображение. Даже наверняка. И кое-что она себе просто напридумывала…
Но то, что произошло однажды ночью здесь, на Итальянской, ни в какие привычные рамки всё равно не укладывается!
Случилось это не так давно, всего недели за две до приезда её дорогих близнецов…
Часть вторая. До того, как
Ночная гроза
…Ей снился прогулочный аэростат — давняя мечта…
На нём улетали близкие. Друзья, их дети.
Глеб — среди них. Пока не в шинели, и не в нахимовской фланке с матросским воротником, — в белом пуловере, с длинными, волнистыми, ещё не остриженными по форме волосами… Счастливый, взволнованный, в компании таких же счастливых, взволнованных людей.
А она… Она почему-то должна была остаться — здесь, на земле…
Как же все они красивы! — Будто модели с обложки модного западного журнала конца 60-х! — Ветер, треплющий пряди стильных стрижек и концы шёлковых шарфов, ослепительные улыбки, солнцезащитные очки, приподнятые на лоб… Почти монохромная картинка — резкая, чёткая, как на отменного качества чёрно-белом фото. Однако и без цвета ясно, что позади — лазурный, благодатный простор южного итальянского неба.
…Тугой шар гудит, слегка вздрагивает на ветру. Друзья стоят у борта праздничной толпой, улыбаются и машут, машут картинно, и музыка звучит — будто в фильме Федерико Феллини.
И она — провожающая в толпе зевак — улыбается, вглядываясь в красивые и такие родные лица, и тоже машет им в ответ, в такт музыке, словно включаясь в эту красивую игру в кино.
