Алексей Лукьянов - Сотрясатели земли
Говорили папа и мама, и, судя по голосам, отнюдь не мирились.
— И что, ты был так занят, что не мог приехать и посмотреть, что с твоим ребенком?
— Мы уже обсудили это, Ксюша, давай не начинать снова?
— Ну конечно, Иван Иванович спокойны, как удав, чего мне-то нервничать? Поглядел издаля — дом вроде стоит, и слава богу, зачем куда-то идти!
— Вы мне вчера все уши прожужжали, что за город на ночь поехали. Ты почему-то мне не позвонила, не предупредила, что тебя на работу вызвали?
— А ты позвонить не мог?
— Куда? За город?
Викса схватилась за голову. Мама вчера велела позвонить папе на работу и предупредить, что ночует дома одна, чтобы папа приехал и навестил ее. Точно, она вчера так забегалась, что забыла обо всем на свете. За это мама не похвалит. И папа тоже.
Папа, конечно, мог спросить у мамы, почему она сама не позвонила ему на работу, но он знает, что для мамы говорить по телефону — сущее мучение. И на самом деле мама, конечно, не хотела брать Виксу с собой, и лучше оставила бы на ночь у Смирновых. Маме прислали на пейджер сообщение: попросили выйти в ночную смену, потому что слишком много мамочек рожать собрались и требуется еще один анестезиолог. Очередной выходной насмарку. Но Виксе как раз не улыбалось торчать на даче у вредной Тоськи, да еще без мамы, до завтрашнего утра. Викса прямо клещом вцепилась: возьми с собой в город да возьми. На даче у Смирновых ни компьютера, ни Интернета, один только ящик, и тот черно-белый. Зато у Виксы отличный «пентюх» — хоть кино смотри, хоть в Интернете ползай. Мама это понимала, и, скрепя сердце, взяла дочку с собой. Так что, если разобраться, она сама была виновата… И Викса тоже.
Мама заплакала. Папа нерешительно попросил ее не расстраиваться, ведь обошлось же. Но мама плакала все горше и горше, и папе пришлось ее обнять.
Может, и помирятся, решила про себя Вика.
— Сколько времени? — спросила она как ни в чем не бывало.
Сначала ей влетело от мамы. Потом от папы. Потом от обоих сразу. Это можно было снести, это ненадолго. Мама сейчас выпустит пар, повеселеет, Виксу усадят за стол, накормят, расскажут все, чего она не знает.
Так и получилось. Электричества в городе все еще не было, но газовые коммуникации и водопровод, по счастью, не пострадали, так что мама изжарила гренки, вскипятила чай, и все сели завтракать. Папа рассказал о том, что узнал за истекшие сутки.
Местность в городе и районе изменилась чрезвычайно. Садово-огородное товарищество «Ягодка» оказалось срыто, вместе со всем урожаем, огородными постройками, системой водоснабжения и электрификации. Там, где ночью вздыбилась гора, наутро обнаружился внушительный провал, заполненный водой, вывернутыми с корнем деревьями, водопроводными трубами, мачтами электропередач, проводами, битым кирпичом — все нужное и полезное обернулось обычным мусором.
Кто-то предположил, что виной всему — метан, прорвавшийся из глубин земли. В этих местах было много карстовых пустот, как под городом, так и вокруг. Именно шум газа в бесконечных известковых тоннелях жители Понпеев и восприняли как рев умирающего зверя. А потом газ взорвался, известняк кое-где обрушился — вот и получилось землетрясение.
Интересней всего получилось с рекой Талинкой, протекавшей ранее через весь город и постепенно иссыхавшей. Она просто-напросто исчезла. Осталось только песчаное дно, превратившееся в топкую жижу, покрытую бутылками, банками, металлоломом, гнилыми досками и прочими следами человеческой жизнедеятельности. Обнаружили пропажу за городом: она ушла с открытого пространства в лес, почти за пять километров от города. Река преспокойно текла в новом русле — раньше в этом месте пролегал длинный, через весь лес, овраг. Вообще, Талинка в ландшафт вписалась очень хорошо, единственное, что делало ее непохожей на обычную среднерусскую реку, — отсутствие живности по берегам. Ни уток, ни куликов-перевозчиков, только рыба плещется, озадаченная новым рельефом. Папа так и сказал: «Но рыба в Каме была». Викса догадывалась, что это цитата, но откуда — пока не знала.
В отличие от природы, Понпеи, конечно, ночной катаклизм перенесли гораздо хуже. По улицам как Мамай прошел: битые стекла, вывалившиеся из кладки кирпичи, колотый шифер, смятое кровельное железо, поваленные заборы. Даже удивительно было, что никто серьезно не пострадал, обошлось только синяками да ссадинами. Мама сказала, что готова в Бога поверить, потому что ни одного трупа за ночь, и автономная электростанция в больнице без перебоев работала, спасибо буржуинам. И папа тоже был рад, потому что нынче ночью даже случаев мародерства не зарегистрировали — настолько народ перепугался.
Родители так увлеклись своими рассказами о пережитой ночи, что совершенно забыли спросить у Виксы, что было с ней. Может, так даже и лучше, думала она, запивая гренку чаем. Рассказывать всю правду не стоит — точно не поверят. Это во-первых. А во-вторых, доказательств у нее кот наплакал, да и те не запротоколированы.
Но зато есть главный подозреваемый, и он только что вошел во двор с большим пакетом — видимо, ходил в магазин. Что же, Викса выведет его на чистую воду.
— Стой, ты куда? — крикнула мама.
— Побегу, посмотрю, что там с Талинкой стало, — соврала Викса.
4
Ее так и подмывало выскочить Кругловым навстречу и задать пару вопросов. Но торопиться не стоило. Ничего, никуда не денутся. Главное сейчас, чтобы они не начали крушить все налево и направо. Вон, весь город перетряхнули, папа говорит, люди дома спать боятся. Удивительно, как это никого не прибили.
Пакет волок Егор, а Юся рядом просто пускал пузыри. Все-таки он совсем урод, Егор хоть нормальный… относительно брата.
Когда до подъезда оставалось метров двадцать, Юся неожиданно — даже Викса испугалась — повернулся, единственной своей рукой влез в нагрудный карман на рубашке брата и с небывалой ловкостью для такой неловкой руки выхватил оттуда блестящую подвеску — не то кулон, не то медальон, папа сказал бы «украшение из отполированного металла». И немедленно засунул себе в рот, только цепочка снаружи осталась. Виксе почудилось, что воздух загудел, словно трансформаторная будка или пчелиный рой.
Егор бросил пакет на асфальт, ухватился за свисающую цепочку и рванул с такой силой, что даже у Виксы зубы заныли. Юся взревел и полез в драку.
Дрались они нехорошо, по-кошачьи: царапались, шипели, норовили укусить друг друга, упали на колени и лупили руками вслепую, кто куда попадет. Как и в эту ночь на балконе. Только землю не трясло, потому что блестящая фиговина отлетела в сторону, и Викса тут же выпрыгнула из подъезда и схватила трофей.
Штуковина оказалась неожиданно тяжелой, золотые украшения весят намного легче. Это была мышка, такая, какими их рисуют в детских мультфильмах: собравшаяся в комочек, поджавшая хвостик. В общем — весьма симпатичная подвеска. Викса мышей не боялась, хотя точно знала, что они являются переносчиками опасных заболеваний. Вообще-то мышки — вполне себе симпатичные зверушки, однако не очень приятно, когда посреди ночи идешь в туалет, а там, на краю унитаза, сидит такая симпатяшка и чистится. Появляется какое-то брезгливое чувство. Но равнодушная к украшениям и брезгующая мышами Викса такой амулетик и сама бы с удовольствием носила.
— Вы не из-за этой фигни деретесь? — спросила она.
Драка тут же прекратилась. Егор испуганно поднял глаза на Виксу и стал подыматься с колен. Юся, даром, что только что пытался нанести брату увечья, помогал, при этом мыча «маё».
— Девочки, висюльку не поделили? — с притворной жалостью спросила Викса и даже прыснула, до того смешно ей это показалось: мальчишки носят дамское украшение, да еще и дерутся из-за него.
— Ты чего смеешься? — спросил Егор, обернувшись на Виксу.
— Я? Э… Нет, я ничего…
Но воображение Виксы всегда поспевало впереди осторожности. Предательский образ парней с серьгами в ушах, в платье с глубоким вырезом, с химической завивкой, в туфлях со стразами, на высокой платформе, с розовым педикюром, с бижутерией на коротких шеях — и ее подкосил хохот. Викса плюхнулась задом на асфальт и стала хохотать. Ей уже наплевать было, что сейчас уроды Кругловы схватят ее, оторвут голову и руки с ногами, и в таком виде сдадут родителям (от этого, признаться, еще смешнее становилось), но Кругловы в вечернем платье… ха-ха-ха!
Братья встали над Виксой устрашающей горой, но Егор как-то не решался обрушить на соседку сверху праведный гнев. Его, похоже, слегка озадачил истерический хохот юной девицы.
— Чего ржешь, спрашиваю? — повторил он вопрос.
Викса уже не хохотала, она икала и давилась:
— Я… ик… не могу… ик… хватит меня… ик… смешить…
— Спорим, я сейчас дуну — и ты улетишь, — злым шепотом прошипел Егор.
