Патрик Несс - Война хаоса
Даже я чувствую, как хватаюсь за поводья Ангарад…
И бегу за ними.
Жеребенок?!
Я проклинаю себя и отворачиваю ее морду от сражения…
Но солдаты продолжают бежать, даже когда падал один, а потом и второй — они бегут двумя короткими шеренгами, одновременно стреляя из винтовок по спэклам…
Спэклы падают под огнем…
Солдаты бегут…
Тут ко мне подлетает мистер О’Хара на своей лошади, он тоже палит из винтовки одновременно со всеми, а рядом из леса выскакивают спэкл с белой палкой, он целится в О’Хару…
ЛОЖИСЬ! — думаю я…
Думаю, но вслух не говорю…
И эта мысль — быстрая, как пуля, — проносите" от меня к нему…
Он тут же пригибается в седле, и заряд кислоты пролетает над его головой… Я
Мистер О’Хара стреляет в спэкла и поворачивается ко мне…
Но не с благодарностью — в его глазах пылает ярость…
Внезапно наступает абсолютная тишина.
Спэклов больше нет. Они даже не убегают — их просто не стало, мы отразили атаку, всюду валяются трупы спэклов и людей…
Сражение шло не больше минуты…
А перед нами стоят две идеально ровные шеренги уцелевших солдат: винтовки одинаково подняты, все взгляды устремлены туда, откуда появились спэклы…
Все ждут новых приказов мэра…
Я смотрю на его лицо: оно так горит свирепой яростью и решимостью, что смотреть больно.
И я знаю, что это значит.
Его власть над людьми крепнет.
Он управляет ими все быстрее, легче и четче.
(но я тоже, я тоже)
— В самом деле, Тодд, — произносит он вслух. — Ты прав.
Тут до меня доходит: хоть моего Шума до сих пор никто не слышит, мэр-то все прекрасно понял…
— Возвращаемся в город. — Впервые за черт знает сколько времени он улыбается. — Пора попробовать коечто новенькое.
[Виола]
— Спасибо огромное. Уилф! Ты герой! — слышу я голос Брэдли, когда выхожу из корабля-разведчика на улицу и озираюсь по сторонам в поисках госпожи Койл. Уилф останавливает рядом с кораблем телегу с двумя гигантскими бочками свежей воды: можно раздавать.
— Не за что, — отвечает Уилф. — Я просто делаю свое дело.
— Хоть кто-то его делает, — раздается за моей спиной. Это Ли — он почему-то вернулся с охоты раньше обычного.
— Ты не видел, куда пошла госпожа Койл? — спрашиваю я его.
— И тебе здравствуй, — смеется он, показывая мне двух лесных кур. — Вот эта, пожирнее, нам с тобой. А Симона и Гуманист обойдутся худосочной.
— Не называй его так, — хмурюсь я.
Ли переводит взгляд на Брэдли, который шагает обратно к кораблю. Наблюдатели, что сидят полукругом возле трапа — сегодня их стало еще больше, — тихо переговариваются о чем-то друг с другом, и в Шуме некоторых, включая Ивана, слышится слово «Гуманист».
— Он же пытается нас спасти, — говорю я им. — Он хочет, чтобы люди, которые скоро сюда прилетят, жили в мире. Со спэклами.
— Ага, — отзывается Иван. — И так он занят этим делом, что даже не замечает: их мощное оружие куда быстрей восстановит мир на планете, чем вся хваленая гуманитарная помощь!
— Хваленая гуманитарная помощь обеспечит тебе долгую жизнь, Иван, — говорю я. — И на твоем месте я бы занималась своим делом, а не лезла в чужие.
— Наше дело — выживать, — громко отвечает Иван.
Сидящая рядом женщина поддакивает, самодовольно улыбаясь, и хотя она страдает от того же недуга, что и я, — видно по ее пепельно-серому лицу и железному обручу на руке, — мне все равно хочется хлестать и хлестать и хлестать ее по щекам, чтобы она никогда больше не смела так на меня смотреть.
Но Ли уже берет меня за руку и ведет прочь, вокруг корабля — там, рядом с двигателями, никто не стал бы разбивать палатку, хотя сейчас они холодны и не работают.
— Глупые, мелкие душонки… — бормочу я.
— Ты извини. Виола, — говорит Ли, — но я с ними в чем-то согласен.
— Ли…
— Президент Прентисс убил мою мать и сестру, — продолжает он. — Я готов на все. чтобы остановить его и спэклов.
— Тогда ты ничем не лучше госпожи Койл. А она ведь пыталась тебя убить!
— Я только говорю, что мы могли бы показать свою силу, раз у нас есть оружие…
— И развязать многолетнюю кровопролитную войну!
Он тоже ухмыляется — ох, как мне осточертели эти ухмылки!
— Говоришь прямо как Брэдли. Он тут единственный такие речи толкает.
— Ну да, а тысячная толпа голодных и напуганных людей способна предложить рациональное…
Тут я умолкаю: меня останавливает пристальный взгляд Ли. На меня, на мой нос. Я это знаю, потому что вижу в его Шуме рассвирепевшую себя с наморщенным носом — видимо, я всегда так делаю, когда злюсь, — и его чувства к этой морщинке на носу…
Потом на секунду в его Шуме вспыхивает другая картинка: мы крепко обнимаемся, причем на нас обоих нет одежды, и я вижу светлые волосы на его груди, которые никогда в жизни не видела — мягкие, пушистые, спускающиеся к самому пупку и ниже…
— Черт, — выдыхает он и отшатывается.
— Ли…
Но он уже отвернулся и быстро шагает прочь, Шум залит желтым стыдом.
— Мне надо на охоту! — на ходу выпаливает он.
И припускает еще быстрей.
А я снова отправляюсь на поиски госпожи Койл — и горю так, словно покраснела с головы до пят.
[Тодд]
Жеребенок? — всю дорогу канючит Ангаррад и бежит даже быстрее, чем я прошу. Жеребенок?
— Мы почти дома, милая, — говорю я.
В лагерь мы въезжаем вместе с мэром: того прямо распирает от гордости за свой дар внушения. Он соскальзывает с лошади и отдает поводья Джеймсу. Я тоже подъезжаю к нему и спрыгиваю на землю.
— Принеси ей овса, — быстро говорю я. — И воды немного.
— Я ее севодня уже кормил, — отвечает Джеймс. Я тем временем веду Ангаррад к своей палатке. — А воду теперь строго экономят, такшто…
— Нет. — Я торопливо расстегиваю пряжки седла. — Ты не понял. Ей надо попить. Мы только что…
— Опять она тобой командует? — спрашивает Джеймс.
Я резко оборачиваюсь, вытаращив глаза. Он радушно улыбается, понятия не имея, какой ужас мы только что пережили, и думает, бутто я потакаю своей лошади и не умею за ней ухаживать, но ведь ей нужна моя забота…
— Она красавица, — говорит Джеймс, распутывая колтун на гриве. — Но хозяин здесь ты.
Он вспоминает свою ферму и лошадей, которых они с отцом держали, — трех буланых кобыл с белыми носами. Потом их забрала армия, и больше он их не видел: наверно, погибли в бою…
От этой его мысли Шум Ангаррад тотчас вскидывается: Жеребенок? — с тревогой спрашивает она.
Я злюсь пуще прежнего…
— Нет, — говорю я Джеймсу. — Принеси ей воды, сейчас же.
Даже не успев понять, что делаю, я начинаю пристально смотреть ему в глаза, давить на его Шум своим, хватая его…
Хватая его душу…
Я — круг, круг — это я…
— Ты чего, Тодд? — спрашивает он, размахивая рукой перед своим лицом, точно отпугивая муху.
— Воды, — говорю я. — Живо.
Едва ощутимый гул змеится в воздухе…
А я покрываюсь испариной, хотя на улице холодно…
И Джеймс тоже…
Он потеет и теряется…
Хмурит лоб…
— Тодд?
Голос у него такой грустный — бутто я предал его, бутто залез ему в душу и напачкал там, — такшто я почти перестаю, почти теряю хватку, почти отпускаю его…
Но только почти.
— Сейчас напою ее вдоволь, — ошалело выдавливает Джеймс. — Сбегаю за водой и напою.
И он убегает прочь, к цистерне.
Секунду я пытаюсь отдышаться.
У меня получилось!
Снова!
Ох, как это было приятно…
Я чувствовал себя таким… всемогущим…
— Господи помоги, — шепчу я. И меня пробивает такая дрожь, что приходится сесть.
[Виола]
Госпожу Койл я нахожу в окружении женщин, рядом с палатками лазарета. Она стоит ко мне спиной.
— Эй! — кричу я. решительно топая к ним. После того, что случилось с Ли, голос у меня чересчур громкий, но сама я едва держусь на ногах и боюсь, что вот-вот упаду ничком в грязь.
Госпожа Койл оборачивается. Рядом с ней стоят три женщины. Госпожа Надари и госпожа Брэтит — после прибытия «Ответа» на холм они не удостоили меня ни словом, — но на них я даже не смотрю.
Я смотрю на Симону.
— Тебе нельзя вставать с постели, — говорит госпожа Койл.
Я перевожу на нее злобный взгляд:
— Кто так делает?! Сначала спросили, готова ли я, а потом развернулись и ушли!
Госпожа Койл обводит взглядом остальных, включая Симону — та кивает.
— Что ж, дитя, раз ты действительно хочешь знать…
Я все еще тяжело дышу и по ее тону понимаю, что новость мне совсем не понравится. Она тянется ко мне, словно просит разрешения взять меня за руку, — я отшатываюсь, но покорно иду за ней к палаткам лазарета. Остальные целительницы шагают следом, как личная охрана.
— У нас есть теория, — говорит госпожа Койл.
— У нас?
— С каждым днем она приобретает все больше веса и смысла. Боюсь, она подтверждается.
— Вы не могли бы перейти к делу? — раздраженно спрашиваю я. — День был тяжелый, я плохо себя чувствую.
