Вальтер Моэрс - Румо и чудеса в темноте. Книга 1
Недостроенные стены возвышались оттуда, будто из тумана, винтовые лестницы появлялись как-будто ниоткуда, в башнях не было окон. Это было похоже на недостроенный новый дворец, у хозяина которого закончились деньги.
— Мне стыдно, — сказал Колибрил, — я не люблю, когда кто-то видит мои ещё не готовые вещи. Это всё выглядит таким недоработанным.
— Безобразие! — воскликнул Смайк, — это наинтереснейшие руины, которые я когда-либо видел.
— Это — строение мыслей, — ухмыльнулся Колибрил. — Моя вечная стройка. Полуготовые теории, руины идей. Я сомневаюсь, что доведу когда-либо эту диссертацию до конца.
Клубок серых змей, двигаясь по куполу, пролетел мимо Смайка. Они не были по-настоящему осязаемыми и Смайка возникло ощущение, будто эти червяки состоят и мельчайших, чёрных частиц. Удивлённо наблюдал он за ними.
— Сноски, — объяснил Колибрил, — они назойливы, но неизбежны в докторской работе. И они нужны в огромном количестве.
Смайк прочитал:
Cтр.244: Проф. Докт. Абдул Соловейчик, «Флоринтское орнаментирование глав и его влияние на замонийское волыночное барокко в период правления Регонама Салиаса III», стр. 4567–4896. Гралсунд, Издательство Соловейчика.
Смайк рассмеялся, из-за чего оскорблённая сноска отлетела обратно к своим товарищам. Они зашушукались, завертелись и затем вся стайка, хихикая, исчезла в темноте.
Раздался грохот, как-будто кто-то высыпал камни из вагона, и из мрака снизу вверх вытянулась, как побег спаржи, чёрная башня. Едва она закончилась строится около неё возникла ещё одна, но в два раза ниже.
— Видите? — воскликнул доктор, — Даже сейчас я не могу перестать над ней работать. Это две новые идеи, опровергающие главный тезис.
— А как звучит тема вашей диссертации? — спросил Смайк.
— «Влияние Несуществующих крошек на замонийскую микромеханику», — резко ответил Колибрил.
— Ага, — сказал Смайк, — звучит захватывающе.
— Нет, — усмехнулся Колибрил, — не звучит. Это звучит странно и совершенно безнадёжно. Но всё равно спасибо.
— Опять вы что-то утаиваете!
— Тут вы правы. Поверьте мне, за этой темой, вероятно, скрывается решение наших важнейших проблем.
— Какие проблемы вы имеете ввиду?
— Ну, к примеру, процесс умирания. Смерть.
— Хо-хо! — засмеялся Смайк. — А не замаскированный ли вы алхимик?
— Я учёный, а не шарлатан, — голос Колибрила звучал деловито и уверенно. — Здесь не варятся отвратительные эликсиры и дохлые жабы не обрабатываются электричеством. Здесь занимаются измерениями. Точнейшими, мельчайшими измерениями.
— Измерениями? Чего?
— Да, чего, собственно говоря? Фактически я измеряю то, что уже давно не существует. Я измеряю Несуществующих крошек.
Опять Соловейчик
В одном из соседних коридоров послышался шум. Смайк посмотрел туда и не поверил своим глазам — к нему из темноты шёл профессор доктор Абдул Соловейчик. Он невнятно бубнил себе что-то под нос, тут он был прозрачным и в четыре раза больше, чем в обычной жизни. Эйдет не обратил на Смайка никакого внимания, а просто продолжал идти дальше, перешагнув через него, и пропал в тумане купола. Смайк протёр глаза.
— Это был на самом деле Соловейчик? — неуверенно спросил он.
— Нет. Да. Нет. Ну, в какой-то степени… это было воплощение одной из докторских диссертаций Соловейчика, а именно: «Применение биполярных линз в многократных предписаниях». Она мне срочно нужна для теоретической надстройки.
— Это была тоже диссертация?!? Но почему она выглядит как существо?
— Они могут принимать различные образы, — ответил Колибрил. — Это зависит от их качества. Все докторские диссертации Соловейчика похожи на него, он — сильная личность, это его стиль. Их ни с чем не спутаешь.
— А почему Соловейчик был так недружелюбен?
— Эта диссертация немного недовольна, так как она всё ещё не подружилась с моей базовой теорией. Она всё ещё ищет точку сопряжения, где она сможет пристыковаться. Я же вас предупреждал, что есть вероятность встречи с профессором Соловейчиком.
— Теперь я понимаю!
— Знаете ли вы, что докторская диссертация в большинстве своём состоит из других докторских диссертация, — произнёс Колибрил. — Новая докторская диссертация похожа на оргию старых диссертаций, которые друг друга, э-э-э, оплодотворяют, что произвести на свет что-то, никогда ранее не существовавшее.
Голос доктора звучал возбуждённо.
— Это очень поучительно, когда научные действия демонстрируются таким наглядным образом, — сказал Смайк. — Но вы должны объяснить мне одну вещь — кто или что есть эти Несуществующие крышки?
— Крошки, а, не крышки. Если честно — это сорт особых знаний, который для вас будет только ненужным грузом. Как на счёт небольшой порции практической математики? Или курс по биологии? Что-то полезное?
— Вы сами начали, вот и доводите до конца. Я требую полного разъяснения.
Колибрил снова ухмыльнулся, но эта ухмылка прозвучала, как ухмылка дивы, соизволившей наконец после бесконечных оваций исполнить ещё одну арию.
— Ну хорошо, — простонал он. — Вы сами захотели.
Помещение вокруг Смайка начало вертеться. Лестницы, башни и стены изменяли свои формы, весь купол двигался. У Смайка закружилась голова и он на мгновение закрыл глаза. Когда он их снова открыл — всё закончилось. Он находился на какой-то поляне, сидел на чём-то прохладном очень похожем на камень, а перед ним стоял подиум с пультом. За пультом стоял доктор Колибрил и улыбался Смайку.
— Доктор Колибрил? — спросил Смайк. — Это вы?
— Конечно нет, — ответило видение, — это иллюзия. Как и всё вокруг. На самом деле я стою на поляне с вашим пальцем в моём ухе. Всё это лишь для наглядности. Так же приятнее, чем постоянно висеть в какой-нибудь комнате и слышать только мой голос.
Смайк посмотрел на него внимательнее. Доктор казался слегка прозрачным, как привидение.
— А я тут внутри тоже в виде иллюзии? — спросил Смайк.
— Нет, — сказал Колибрил. — Вы — настоящий. С помощью телесного контакта в моём мозгу появилась трёхмерная телепатическая проекция, имеющая на самом деле настоящее тело. Очень маленькое тело, но всё же. Сам я не могу материализоваться в своих мозгах. К сожалению. Но вы можете.
— Ага, — кивнул Смайк ничего не понимая.
— Итак, поехали, — воскликнул Колибрил, — начнём-ка мы лекцию.
Оцтаскоп или Колибрилочки
— Я же уже вам рассказывал о моей, хм, назовём это своим именем — одержимости микроскопией, — Колибрил откинул крышку пульта и вытащил из него занятный предмет. Это были очки состоящие из огромного количества линз, установленных друг перед другом и постоянно уменьшающихся в размере. Колибрил нацепил этот предмет на свой нос и уставился на Смайка. Он был похож на механическое насекомое с другой планеты.
— Используя супермаленькие линзы я изобрёл очки-микроскоп, которые я считаю моим личным гениальным творением в области оптометрии, и назвал их Оцтаскоп. Или Колибpилочки — как желаете. Ну и как они мне подходят?
— Великолепно! — солгал Смайк.
— В то время как для астрономии и для изучения тьмы изобретаются всё большие линзы для всё больших телескопов, я пришёл к мысли о создании всё более маленьких линз для всё более маленьких микроскопов. Знаете ли, существует естественные ограничения, когда инструменты для создания линз становятся так малы, что их невозможно брать руками. Так что я нанял карликов, которые под моим наблюдением были обучены шлифовке линз. Это уменьшило мои линзы ещё на две трети. Но для меня они были всё ещё недостаточно малы. Я стал искать мне подмогу в природе и в конце концов нашёл. На пляжах флоринтского алмазного побережья встречаются песчинки, точно в центре у которых, будто маленькое стеклянное сердце, находится идеально отшлифованная микролинза мельчайшего размера. Но тут появилась новая проблема — как освободить линзы из панциря? Это мне удалось с помощью дуновения эолистского шлифующего ветра, основанного на принципе…, но мы заходим слишком уж далеко.
— Что вы можете делать с помощью этих очков?
— С их помощью я могу заглянуть в структуру вещей. Любой твёрдой материи. В камень, например. Так же я могу видеть такие вещи в воздухе, которые невооружённым глазом не видно. Знаете ли вы что цвета состоят из цветов? Из более деликатных, несравненно нежных, неописуемо красивых световых нюансов, по сравнению с которыми цвета нашего большого мира кажутся абсолютно безвкусными, обычными, грязными, как же ещё можно объяснить… да — они кажутся бесцветными.
— Нет, — ответил Смайк, — этого я не знал.
— А то, что я могу видеть чувства? Бешенство? Страх? Любовь? Ненависть? А запахи? Их тоже можно увидеть. Вы представляете каким невероятно красивым выглядит аромат розы? И как отвратительна вонь сточной канавы? Можете ли вы себе представить, какие формы может принимать звук? Если бы вы знали как восхитительно выглядит хорошая музыка — и как ужасающе плохая! О, вы не поверите, но у микрокосмоса имеются свои тёмные стороны! Да, да — это всё то же самое, только меньше, многограннее и сложнее, — Колибрил снял очки.
