Джеймс Паттерсон - Эксперимент «Ангел»
Вырвавшийся из клетки Клык вмазывает ближайшего белохалатника в тележку. Клык холоден, собран и движется на редкость размеренно и четко: рука заведена назад, кулак сжат, резкий выброс вперед — удар. Противник смят.
Освободить Надж труда не составило. Под прикрытием Игги и Газмана, поведших ястребов на второй заход нападения, она кубарем вылетела на траву из раскрытой клетки.
Тетка в белом халате все не может подняться на ноги. В полуполете поддаю ей ногой в грудь. Она обмякает и снова заваливается набок. Вот тебе, ведьма, узнаешь у меня, что такое «вредное производство»!
Между тем Ари стоит на коленях и беспомощно раскачивается, обхватив руками раздолбанную ястребом башку. Клык не может сдержаться и вмазывает этому отморозку от всего сердца за все, что только накипело, — раз — в ребро! два — в скулу! — и наконец, подобрав чью-то раздолбанную конуру, с размаху водружает ее Ари на голову. Словно ставит на нем большой жирный крест.
Пара коротких шагов разбега — и я уже поднимаюсь ввысь. Слышу рядом с собой, как крылья ястребов разрезают воздух, и меня охватывает восторг.
Внизу насчитываю четверых валяющихся на земле белохалатников и еще троих ирейзеров, кроме Ари. Двое оставшихся ирейзеров пока стоят на ногах. Один из них пытается достать ствол, но тут же получает удар в запястье стальным гнутым клювом. Это камнем упал на него ястреб.
— Клык! Игги, Газ! — ору я. — Быстрее! Вперед! Делаем отсюда ноги!
Они следуют за мной, но им явно неохота покидать поле боя. Непонятным мне маневром Игги собрал вокруг себя ястребиную стаю. Как же ему удалось сообщить им, что сражение окончено?
Широко раскинув крылья, могучие птицы плавно взмывают в воздух, и в ушах у меня стоит их резкий гортанный клекот.
— Раз, два, три, четыре, пять, — пересчитываю я свою собственную стаю. — Клык, поддержи Ангела!
Все это время Ангел из последних сил держалась в воздухе. Но крылья ее все больше и больше провисали, и она начала терять высоту.
Газман и Клык дружно подлетели к ней, подхватили с двух сторон и круто пошли вверх, надежно держа под оба крыла.
Из Школы высыпала туча белохалатников и ирейзеров. Но нас им уже не достать — мы слишком высоко и летим, стремительно набирая скорость.
Я торжествую! Поделом вам, ученые фанатики! Школе конец! Навсегда!
— Макс! — звук этого голоса снова заставил меня посмотреть вниз.
Это Джеб. В растерзанном халате, с окровавленным плечом. Ему, видно, здорово досталось от ястребов.
— Максимум, — снова кричит он мне вдогонку. У него какое-то странное выражение лица. Таким я его еще никогда не видала.
— Макс, пожалуйста! Это тоже был тест! Как же ты не понимаешь. Никакой опасности здесь нет — только тест! И все! Поверь мне! Ты должна мне верить! Вернись! Я тебе все объясню!
Я смотрела на него. Вот человек, который спас меня четыре года назад, научил меня всему, что я знаю, который утешал меня, когда я плакала, и подбадривал, когда дралась. Ближе него у меня человека тогда не было — почти что отец.
— Нам не о чем с тобой разговаривать, — говорю я устало. И, взмахнув крыльями, поднимаюсь все выше и выше, догоняя свою семью.
66Спустя два часа показалось озеро Мид. На вершине скалы стая огромных ястребов, тех самых, которые только недавно спасли нас и помогли вырваться из Школы. Все шестеро, мы одновременно опускаемся на уступ утеса.
Ангел без сил падает на пыльный пол пещеры, а я сажусь рядом с ней, ласково гладя ее по головке.
— Я ужасно боялась, что никогда больше тебя не увижу! — прошептала она, и одинокая слеза катится у нее по щеке. — Они там меня мучили, так мучили! Макс, мне там было так страшно, так плохо!
— Я бы им ни за что тебя не отдала, я бы во что бы то ни стало тебя спасла, — все повторяю я ей, чувствуя, что мое сердце вот-вот разорвется от нежности и любви. — Я бы за тебя сражалась до последней капли крови, до самой смерти.
— Они и так тебя чуть не убили, — ее слабенький голос дрожит от истощения и от еще не прошедшего страха. Прижимаю ее к себе, обнимаю и баюкаю долго-долго.
— Вот так и должно теперь быть всегда, — говорит Игги. — Мы всегда теперь будем вместе.
Поднимаю глаза туда, где, прислонившись к стене, лицом к каньону стоит Клык. Он почувствовал мой взгляд и обернулся. Я выбросила вперед левый кулак. Почти что улыбаясь, он подошел и поставил свой сверху. За ним Ангел, Игги, Газман и Надж — один за другим вся наша стайка-семья построили нашу секретную пирамиду единства.
Оторвавшись на секунду от Ангела, я осторожно, сверху донизу, провожу правой рукой по всей пирамиде.
— Я так… вам всем… благодарна! — смущенно говорю я, и Надж поднимает на меня полные удивления глаза.
О'кей, я не самое сентиментальное существо на свете. Я имею в виду, я очень люблю свою семью. Я что хочешь для нее сделаю, но сказать об этом словами мне неимоверно трудно.
Может, надо с этим как-то бороться? И вот я медленно и старательно подбираю самые нужные, самые важные слова:
— Я только сейчас поняла, как вы все мне нужны, как все мы нужны друг другу. Я вас всех люблю, всех пятерых. Трое или двое, четверо или даже пятеро — это не мы. МЫ — это все шестеро. Все шестеро как один.
Клык усердно изучает свои кроссовки. Игги нервно барабанит тонкими пальцами по коленке. Но младшие смотрят на меня во все глаза, слушают и отзываются каждой клеточкой своего существа.
Надж порывисто обхватывает меня за шею:
— Макс, я тебя тоже очень люблю. Я всю нашу семью очень-очень люблю.
— И я тоже, — вторит ей Газзи. — Мне плевать, где мы живем, в доме, или в пещере, или даже в любой картонной коробке. Где мы все вместе — там и дом. Я вот как думаю!
Я обнимаю его, и он уютно устраивается у меня под боком.
Вскоре усталые, но счастливые, мы все засыпаем и просыпаемся среди ночи под громкий стук проливного дождя. Такой ливень в пустыне — настоящее чудо! Мы выбираемся на уступ, и он смывает с нас пыль, кровь, грязь и все страшные воспоминания только что пережитого. Боль еще на прошла, и даже капли дождя, падающие на мое лицо, кажется, ударяют по открытым нервам. Но я терплю, я протягиваю руки к небу и чувствую себя по-новому чистой и свежей.
Прохладно, меня слегка знобит, и Клык заботливо растирает мне плечи. Взглянув в его темные, как небо над пустыней, глаза, я тихо говорю:
— Джеб знает, где наш дом. Туда нельзя.
Он согласно кивает:
— Обратной дороги нет. Надо искать новый дом.
Я задумалась. Глаза закрыты, прохладный, вымытый дождем воздух наполняет мне легкие. Постепенно во мне растет уверенность:
— Нам теперь на восток. Мы держим путь на восток!
Часть 4
Нью-Йоук, Нью-Йоук!
Здесь, над облаками, небо голубое-голубое. Здесь холоднее, хотя солнце жарче. Здесь воздух разреженный и легкий, как шампанское. Тебе непременно надо попробовать и шампанское, и этот высотный воздушный коктейль, мой дорогой читатель.
Я совершенно счастлива. Мы все шестеро — бездомные беглецы. Возможно, мы так и останемся бездомными беглецами до конца наших жизней, какими бы длинными или короткими они ни оказались. И все-таки…
Вчера мы вырвались из ада Школы, вырвались из когтей ее дьявольских церберов ирейзеров. Вчера мы ликовали, когда наши союзники ястребы рвали в клочья наших врагов. Вчера мы спасли Ангела. Она снова с нами.
Я оглянулась на нее, все еще больную и слабую. Нужно время, еще долгое время, чтобы она снова стала прежней и забыла недавние измывательства белохалатников. Как подумаю о том, что довелось ей пережить, горло сжимает и становится трудно дышать.
Ангел чувствует, что я думаю о ней, поворачивается ко мне и улыбается. А я смотрю на нее и вижу не только улыбку, но и синяк в пол-лица, уже подживающий, желто-зеленый.
Надж подлетает близко-близко, пристраивается у меня в хвосте и радостно восклицает:
— Красота! Какая здесь красота!
Плавным, как в танце, движением всего тела уходит вверх, потом снова снижается и пристраивается лететь со мной рядом, крыло к крылу.
— Макс, смотри, как хорошо! Мы летим, никто за нами не гонится, мы все вместе, мы даже завтракали в ИХОПе,[8] — она беззаботно болтает, наша всегдашняя Надж-заткни-фонтан-дай-отдохнуть-и-фонтану. Но мне почему-то совсем не хочется ее останавливать.
— Мы самые счастливые, правда? Нам не надо ходить в школу и делать уроки. Нам не надо убирать у себя в комнате. Помнишь, как я не любила убирать свою комнату?
Я тяжело вздыхаю: когда-то у нее была своя комната. Не думай, только не думай об этом…
И тут я задохнулась. Не помню, кажется, какой-то звук вырвался у меня из гортани, и мгновенно бомбой взорвалась в моем мозгу ослепляющая боль.
— Макс, что с тобой? — закричала Надж.
Но я уже не могла ни отвечать, ни думать, ни двигаться — я уже ничего не могла. Крылья сложились, как бумажные, и я камнем полетела вниз.
