Александр Преображенский - Голоса трех миров
Андрей присел на корточки и быстро огляделся, гот, кто сделал такое-с младшим членом сообщества, мог теперь угрожать и ему. Он почувствовал себя незащищенным, беспомощным. Вдруг сразу вспомнил о маме, отце и Ленке. Чтобы обезопасить хотя бы спину, приблизился к стене. Так и переполз по–гуси- ному, не разгибая коленей. Теперь он даже хотел услышать и получше рассмотреть тех, от кого так упорно бежал по темным коридорам, но, как нарочно, в подземелье смолкло даже далекое эхо.
Страшное зрелище опять притянуло взгляд, и тут он понял, чего еще не хватает на мертвом теле собаки. Вместе с головой пропал и ошейник с говорилкой. «Неужто ради этого? — ужаснулся Андрей и сразу подумал: — А где остальные?» Он знал, что крысоловы никогда не ходят в одиночку, только бригадой, не меньше чем впятером. Об этом как–то рассказывал Виктор, Бюро вакансий для служащих занималось подбором персонала и в эти бригады.
Впрочем, заниматься поисками товарищей погибшего крысолова Андрей не собирался — слишком рискованно, а у него и так уже зуб на зуб не попадал. И не поймешь отчего, то ли от всего пережитого, то ли от холодной ванны в грязном потоке и отсутствия хитона. Наверное, от всего вместе. Надо было выбираться из грязного и опасного места как можно скорее. Андрей попытался рассуждать, в принципе у него всегда это неплохо получалось в Мире Разума, быть может, и здесь, в этом смрадном мире, пригодятся его способности.
Все нечистоты сливаются в реку, сообразил тут же он. Если он пойдет вдоль потока, то обязательно выйдет к реке. Правда, придется миновать очистные сооружения, но иного пути наружу он теперь не знал вовсе. Река к тому же — не самый худший выход. Гораздо хуже, если он вылезет голым и вонючим из канализационного люка на улице города. Нет, выходить надо только к реке. Там можно будет и помыться, и лес подходит к ее левому берегу почти вплотную. Правда, это уже за городом, а бог его знает, в каком месте впадает в реку этот поток. И все же иного пути Андрей для себя не видел.
На всякий случай он все–таки, собравшись с духом, открепил с костюма крысолова светящийся диск теплого и липкого на ощупь фонарика, погасил его и сунул в карман брюк. Мало ли что еще ждет на пути к выходу. Потом Андрей встал и двинулся вперед вдоль течения реки, в том же направлении, что и шел прежде. Вскоре он достиг поворота русла и коридора, за ним его поджидала абсолютная тьма. Горящих ламп дальше почему–то не было ни единой.
Андрей выругался про себя, это всегда придавало ему уверенности, хотя взрослые и говорят, что ругаться — просто распущенность. Зажигать фонарик или нет? Если бы он был сейчас в Мире Разума, такого вопроса просто бы не стояло. Зажигать, и точка. А здесь… Здесь могло быть по–всякому. Крысолову, по крайней мере, зажженный фонарь не помог. «Буду делать все наоборот», — решил Андрей и шагнул в темноту, ошупывая стену рукой и дорогу ногой.
Казалось, что он пришел в место, где кончается все. Света нет, звуков, кроме его собственного дыхания и легкого шарканья шагов, тоже нет, даже журчания потока почему–то не слышно. Вонь, правда, наверняка оставалась, но он принюхался, что ли… Сделал еще несколько осторожных шагов ощупью и только один поувереннее. На этом–то шаге он и упал на колено, наступив на что–то плотное, упругое, поехавшее у него под ногой. Доставая и зажигая фонарик, он почти уже знал, что увидит. К сожалению, он не ошибся. Тело еще одной таксы. У этого крысолова фонарик был потушен, но головы все равно не было. А дальше вдоль стены рядком лежали еще три обезглавленных трупа. Вот и вся бригада. И у них тоже вместе с головами исчезли говорилки.
Андрей вдруг почувствовал, что дрожь его прошла, а на лбу даже выступил пот. Разум подсказывал, что теперь надо повернуть обратно. «Наоборот», — прошептал он самому себе и двинулся дальше, уже не гася фонарика и зажав его в щипцах большого и указательного пальцев. Клинок сильного ясного луча, с острием у ладони, расширяясь впереди, шарил по стенам круглым четким пятном с почти очерченным периметром. Все, что было в этом круге, он видел очень хорошо, но то, что находилось за его пределами, терялось во мраке.
Если бы он зажег фонарик сразу у поворота, то, наверное, никогда бы не свернул сюда, не пошел бы дальше, не наступил бы на тело. Просто не имело смысла, впереди его ждал тупик — тоннель заканчивался стенкой, а вода потока собиралась и убегала в две большие трубы, по которым он мог проползти только на четвереньках. Все равно надо было возвращаться.
Он уже собирался погасить фонарик и повернуть назад, но то, что мелькнуло в бегущем по тупиковой стенке луче, заставило его замереть на несколько мгновений. Сначала он не поверил себе, решил, что привиделось, и, чтобы проверить, совсем медленно вернул светлый круг видимости назад, на место рождения миража.
Он забыл, в каком мире находится, здесь все было по–настоящему, без игры и обмана. Из чернеющей выбоины в стене размером в две человеческих головы на него мертво смотрели три оскаленных головы крысоловов. Как завороженный, он медленно двинулся вперед, не глядя под ноги и не отводя луча.
Стенка тоннеля оказалась всего шагах в десяти, потом еще четыре шага в сторону по приступке над трубой, и вот она — черная выемка с мертвыми головами. Шумно отдуваясь, будто проделал за эти неполные полтора десятка шагов путь в целую вечность, Андрей заглянул внутрь, за головы и отпрянул — еще две головы. Но отпрянул он лишь на секунду, потому что там, в самой глубине, на расстоянии вытянутой человеческой руки, что–то блеснуло, отразив свет фонарика. Пересилив ужас и отвращение, он заглянул снова. За задней парой голов на маленькой плоской площадочке, которой заканчивалась эта полость, горкой лежали гармошки.
«Зачем? Кто устроил здесь такое страшное хранилище говорилок? Будто похоронил. Или это алтарь? Жертвенник? А головы — жертвы? Или стражи? Какая–нибудь новая сатанинская секта из далекого прошлого? Чему они поклоняются? При чем тут обычные речевые трансляторы, снятые с шей несчастных такс? Кто все это придумал? Чье дикое больное воображение подсказало та^сое?»
Он стоял словно прикованный взглядом к горке блестящего металла и не мог дать ответа на эти вопросы, которые сам себе задавал. Так и не найдя объяснений, Андрей протянул руку, стараясь не касаться голов, и вытащил одну из говорилок вместе с ошейником. Осветив ее фонариком, прочел гравировку на металлической пластинке: «Тобби Дарк» — имя погибшего владельца, и короткий набор цифр и букв — группа крови, засохшая корка которой неровно тянулась по всему краю кольца ошейника.
Из оцепенения его вывел знакомый гул, пока еще далекий, но быстро приближающийся. Гул чьих–то спешащих шагов.
«Погоня? Хозяин алтаря? Хозяева?» — все было плохо. Путь назад был отрезан, но оставались трубы, в которых над поверхностью потока оставалось пространство для головы человека. Больше не раздумывая, Андрей сунул говорилку в карман вместе с фонариком, прыгнул в воду и пополз по липкому скользкому днищу правой трубы опять на карачках. Вонь здесь концентрировалась вместе с водой, и. он едва не потерял сознание, легкие почти обожгло, в горле саднило. Но к чистой реке, свободе и жизни теперь оставалась тоЛько эта дорога.
Отрезок пути по трубе слился в единый черный кошмар. Он долго полз, а может быть, и не очень долго, но ему уяйе стало казаться, что труба нескончаема, когда впереди показался сегмент тусклого света, еще через пару минут он низвергнулся вместе с потоком на стальную решетку, усеянную полуразложившимися телами утопших крыс. Отшвырнув трупы ногами, рванул решетку на себя, она поддалась и открылась. Потом последовал прыжок в глубокий отстойник, барахтанье в толще грязной воды на грани потопления, ноги вязли в густой илистой массе вязких нечистот, потом недолгий заплыв к новому участку трубы, на сей раз короткому, еще решетка, еще отстойник, еще труба и, наконец, солнечный свет и река, настоящая река, воды которой даже здесь, вблизи от впадающей в нее трубы, казались кристально чистыми и нежно ласкали тело.
Андрей еще долго плыл по течению, не глядя на берега, а только порой на небо, когда переворачивался на спину. Он много нырял или плыл, погрузив голову в воду. Все чище становился он и все дальше и дальше от смрадного мира и города, потому что сама река несла его за город к лесу.
Глава X ЕЛКИ ЗЕЛЕНЫЕ
Далекое жаркое светило согрело тело, высушило волосы и брюки. Сухой свежий воздух очистил кровь от насыщавших ее испарений подземелья. А ведь спал он здесь на песчаном пляжике едва больше часа. Спал и не видел снов — ни собственных, ни виртуальных. Очнулся и сразу сел, подобрав ноги. Саднило избитые, исцарапанные колени. Сквозь дыры ткани видны подсыхающие струпья, на голых ступнях — присохшие песчинки. Отяжелевшие, набухшие кроссовки он сковырнул еще в самом начале заплыва.
