Дмитрий Емец - Череп со стрелой
– Подай-ка мне ту жестяную банку!
– Зачем?
– Чтобы она. У меня. Была.
Банка оказалась из-под чая, но очень старая. Облупленная барышня танцевала на спине у хорошо сохранившегося слона. В банке Меркурий хранил всевозможные мелочи, нужные ему для работы по коже: всякие обрезки, ножики разных форм, заклепки, тюбики с клеем.
Все это Меркурий вытряхнул себе на колени и достал пузырек с широким горлышком и резиновой пробкой. Внутри были какие-то высохшие водоросли. Афанасий потянулся к пузырьку, но Меркурий кольнул его в палец шилом:
– Подснежник. Открывать. Нельзя.
Подснежниками шныры называли небольшие атакующие закладки.
– Подложите это. Под крыльцо Белдо. Пробку выдерните издали. Близко. Не соваться.
– Взорвется? – спросил Афанасий, держа во рту уколотый палец.
– Нет. Это будет. Небольшая месть. Но приятная, – ответил Меркурий, голосом отсекая все вопросы.
Заложить подснежник вызвался Ул. С ним собрался пойти Афанасий, но Ул заявил, что возьмет с собой Яру. Когда утром он пришел к ней, Яра двигала мебель.
– У тебя инстинкт свивания гнезда! – сказал Ул.
– Только меня из этого гнезда могут в любой момент вышибить! – мгновенно ответила Яра.
Ул сел на подоконник. Уже много дней они старательно избегали этой темы. Она была как завонявшая рыба, которая лежит в холодильнике в закрытой кастрюле. И выбросить надо, и крышку поднимать не хочется.
Яра подошла и лбом ткнулась ему в плечо:
– Прости!
– Все будет хорошо, – сказал Ул.
– Все будет так, как должно быть. А хорошо или плохо, мы поймем после. Больно – это не всегда плохо, а приятно – это не всегда хорошо, – ответила Яра.
В Москву они не особенно спешили. Позавтракали, побывали в пегасне. Ул почистил Азу, Яра заглянула к Гульденку, и потом только отправились на электричку. У входа в Зеленый Лабиринт Кавалерия вполголоса спорила о чем-то с Владом Ганичем. Заметно было, что она им очень недовольна.
– Мне один вопрос не дает покоя. Почему Ганича фонтан подпускает ближе, чем остальных? – сказала Яра, когда они шли полем.
– Мы же обсуждали это. Мы – чудо былиин! – хорошие, – отозвался Ул.
– И? – ревниво спросила Яра.
Ул усмехнулся. В каких-то вещах мужской мозг всегда мыслит четче.
– Вот видишь, ты не протестовала, что ты хорошая. Мы, может, скромничаем иногда, что мы такие несовершенные, сволочи последние, но все равно втайне знаем, что мы хорошие. А Ганич знает, что он гад. Но гад, который зачем-то сидит в ШНыре и многого себя лишает. Я не удивлюсь, если через пару лет Ганич и Фреда обгонят всех остальных. И за Первую Гряду будут нырять.
– Ты серьезно?
– А почему нет? Возьмут да и нырнут. Они не ковыряются в пупке и не размышляют, почему у них, таких золотых, до сих пор не выросли крылья.
В Москве они сразу отправились на «Комсомольскую», где Улу нужно было проверить одну из зарядных закладок. На площади у трех вокзалов гомонили таксисты. Один из них, приняв Ула за приезжего, предложил за тысячу рублей доставить его с Ленинградского на Казанский.
– А от Казанского до Ярославского – две? – спросил Ул.
Щедрый таксист вызвался доставить за полторы и очень огорчился, когда Ул и Яра пошли к метро.
– Сам виноват, что тебя пытаются надуть. Ты похож на бурята! – сказала Яра.
– Это в дедушку, – ответил Ул.
– Ты же говорил, что он калмык.
– Калмык – другой дедушка.
– А бабушки кто?
– А бабушки – захваченные ими русские пленницы. Кстати, обе были захвачены очень удачно. Одна в киевском университете, другая с московской пропиской. Только непонятно, кому в результате повезло больше. Характер у бабушек оказался не сахар. Дедушки начинали разуваться даже не в коридоре, а за триста метров до дома.
– Правильно. Чего грязь в дом тащить? – согласилась Яра.
К дому Белдо они отправились пешком вдоль Садового кольца. В небе уже жила весна. Солнце плескалось в окнах. Рекламные тумбы шелушились старыми афишами. Ул отрывал от них куски и высматривал названия прошлогодних фильмов.
По совсем уже сухому тротуару вышагивал пятилетний карапуз. За ним, точно живой щенок, прыгала пластиковая бутылка на веревочке. Тут же, вдоль кольца, не смущаясь выхлопными газами, совершала пробежку красивая ухоженная пара. У обоих на шеях были золотые круглые украшения, похожие на собачьи медали. Медали прыгали в такт бегу – очень синхронно. Так же синхронно муж и жена улыбались друг другу. Яра подумала, что они оба психи, но психи приятные. Ей бы тоже хотелось бежать так с Улом и чтобы их ребенок тащил за собой пластиковую бутылку.
На одной из тумб оказалась свежая афиша. Яре захотелось в театр, и она стала требовать у Ула, чтобы он ее сводил. Ул в ответ стал ржать, зажимая себе рот шапкой.
– Чего ты радуешься?
– Я хотел назвать сумму, которую мне нужно заплатить, чтобы я пошел в театр!
– Лучше купи мне билет!
– Я куплю его из той суммы, которую мне заплатят, чтобы я пошел в театр.
Яра попыталась рассердиться на Ула, но у нее не оказалось на это времени. Они уже почти подошли к дому Белдо. Здесь Ул ненадолго оставил Яру в парфюмерном магазине, а сам надел яркую строительную жилетку, нахлобучил захваченную с собой каску и, уверенно подойдя к подъезду, стал разглядывать ступени. Одна их них была закреплена хуже прочих и согласилась сдвинуться, когда Ул немного помог ей львом. Под ступеньку Ул заложил пузырек с подснежником и, вернув ступеньку на место, сдернул крышку заранее привязанной леской.
Мамы, выпасавшие на детской площадке свое потомство, поглядывали на деятельность Ула с беспокойством. Опасаясь, что они все расскажут Белдо, Ул подошел к ним. Спокойно приподнял одного из малышей под мышки и, оттащив немного в сторону, поставил на землю.
– Что, еще не огородили? Поосторожнее тут ходите!
Мамаши тревожно таращились на рыжую жилетку Ула.
– Слышали когда-нибудь, что Москва находится на месте древнего моря? Так вот, море снова поднимается! Каждую минуту можно провалиться, особенно в вашем дворе, – предупредил Ул.
– И что нам делать?
– Оставайтесь здесь и предупреждайте других, чтобы не ходили!
– А дети?
– А дети пусть бегают! Они легкие, глубоко не провалятся, – разрешил Ул и ушел, уверенный, что мамаши не скоро вспомнят про ступеньку Белдо.
Яра ждала его в магазинчике. Она успела уже перенюхать все мыло и купила себе крем для рук.
– Чего так долго? Я думала, тебя убили. Встретил кого-нибудь?
– Угу. Ведьму, убивающую взглядом.
– Ты с ней поздоровался?
Ул отправил палец бродить в левой ноздре.
– А то как же! Она умерла от счастья, но ее откачали… Ладно, шутка! Не было там никого. Я с народом общался.
– И как?
– Нормально! В Москве можно делать все что угодно, если ты в строительном жилете. А у меня еще и каска есть!
Покинув магазинчик, Ул и Яра поднялись на крышу соседнего дома, откуда в бинокль хорошо просматривался подъезд главы магического форта.
Дионисий Тигранович, которому накануне продуло в машине шею, объявил себя больным. Он сидел дома, кутался в песцовую шубу и обижался на весь мир. Млада и Влада боялись к нему сунуться и вместо себя подсылали Птаха. Своего водителя Белдо считал безнадежно нечутким и по этой причине скандалов ему не устраивал. Разве что изредка швырял в него чашку или тарелку, но скорее как исключение, потому что был жмот и посуду берег.
За час до того, как Ул заложил под ступеньку подснежник, к Белдо без приглашения заявилась Рая Великанова, вечно голодная студентка ветеринарного техникума, которая все, к чему прикоснется, превращала в шоколад. С собой Рая захватила одну из своих подруг, тихую большеглазую девушку, которая очень быстро ела печеньки и никакими другими талантами отмечена не была.
Влада и Млада пустили девушек в квартиру с некоторым злорадством, убежденные, что старичок их насмерть сглазит. В прошлый раз Рая, гладя его попугайчика, превратила птицу в шоколадку, а вечером Дионисий Тигранович, страдая от старческого голода и угрызений совести, слопал бедную птичку и поклялся отомстить.
Однако Белдо, отчасти назло Младе и Владе, попугайчика простил и принял Раю и ее подругу очень хорошо. Он шутил, умилялся, кормил их с ложечки паштетом, рисовал на салфетках их портреты, но при этом запрещал Рае снимать перчатки. Он знал, что когда у человека всего один дар, то этот дар глобальный и противостоять ему не может даже глава форта, пользующийся поддержкой эльбов.
– Раечка! Ты наше секретное оружие! – развеселившись, сказал Дионисий Тигранович. – В комнату войдут двое, а выйдет один! И никаких следов!
– Я мужчин не ем! Даже не уговаривайте! – кокетливым басом прогудела Рая и с треском разгрызла чайную ложку, которая от прикосновений к ее губам превратилась в шоколад.
В разгар разговора в комнату боком протолкнулся нечуткий Птах, подосланный Младой и Владой, и деревянным голосом поинтересовался: