Карри - Чужого поля ягодка
— Я пошарил по архивам, как и обещал. Обобщил. И просчитал кое-что… Если верить сохранившимся легендам и бредням учёной братии, какое-то зерно в твоей версии о параллельных мирах есть…
«Это не моя версия! Я о ней читала!» — возмутилась Миль.
— Ну я же не спорю. Скажу больше — версий и у наших умников много. И большинство совершенно невразумительные. Но у меня перед ними всеми одно неоспоримое преимущество: у меня есть доказательство. Ты. И мне неважно, какая версия правильная. Самые предусмотрительные и, наверное, самые близкие к реальности умники, сходятся в одном — миры не очень хорошо относятся к вторжениям. Любая инвазия — это вмешательство в их нормальное течение событий, грозящее непредсказуемостью развития. Понятно?
«Я сюда не просилась. Да и чем я им помешала?»
— Судьбы миров — вещь неповоротливая и упрямая, но и уязвимая тоже. Один маленький толчок в нужный момент может изменить всё…
«Или ничего не может. В силу инертности махины, каковой является каждый мир — толчок погаснет, и всё пойдёт, как должно было».
— Особенно, если причину толчка устранить сразу… Так что сначала он попробует от тебя избавиться. А если не удастся устранить, он будет тебя… приспосабливать к себе, притирать… Чем больше времени пройдёт от момента твоего прибытия сюда, тем больше произойдёт всяких событий, они образуют связи, сцепляя тебя с окружающим. И чем сложнее, драматичнее события, тем более прочными станут твои связи с этим миром. Ты врастёшь сюда, всё меньше у мира будет причин выталкивать тебя… и всё меньше шансов будет у тебя вернуться обратно. Чего, если честно, мне очень бы не хотелось.
Миль подлезла под его руку и замурлыкала.
«По-моему, у меня уже появились кое-какие связи…»
— Правильно. Самые мощные связи — эмоциональные. Как дружественные, так и враждебные. А также случайные. А вот дальше мнения наших умников сильно расходятся. Одни считают, что обратного переноса не будет в силу врастания. И осознание своего положения, твой личный выбор — дополнительный удерживающий якорь. А другие считают, что родной мир нуждается в своей частичке и поначалу будет очень стараться перетянуть тебя назад. Особенно, если там остались прочные привязанности и незавершённая судьба, неосуществлённые связи, всякие долги…
«Стало быть — это опять катаклизмы и неприятности…»
— Со временем, как всегда, наступит некое равновесие, — утешил он. — У тебя даже появится возможность выбора.
«Ну да, опять выдирать корни, рвать судьбы… А если у нас родятся дети?!» — ужаснулась она.
— Очень на это надеюсь.
Он прижал её к себе одной рукой.
— Ничего, маленькая моя… Это только вначале… Я построил модель — очень приблизительную, конечно. Поначалу — да, серия отрицательных событий… Ну, будем поосторожнее…
«Вы меня поэтому из Города сплавили? Джей, значит, в курсе?»
— В курсе, — признал Бен. — А как ты хотела? …Да, так вот: вторая часть графика показала смену полюсности событий.
«Ну да: если выживу, то всё будет очень хорошо, просто, как в сказке: «А которые не мрут, те до старости живут…» Похоже, что все неприятности у нас с тобой ещё впереди…»
— Ну почему все — некоторые уже произошли…
«А жертву, гад такой, ведь принял!..» — возмутилась она.
— Кто? Какую жертву?
«А, забудь… всё равно не сработало… Так почему ты изменил слова клятвы?»
— Ну… если вдруг что-то пойдёт совсем не так… я хочу, чтобы ты выжила… и была свободна.
«То есть?!» — Миль взвилась, нечаянно толкнув Бена под руку, и машина качнулась.
— Тихо, тихо… — он выправил курс. — Ты его не провоцируй. Я, конечно, хороший пилот, но не Бог — если упадём, то разобьёмся… Кстати — пристегнись-ка…
«Я спрашиваю — что ты имеешь в виду?! — ярилась она. — Я уже не смогу без тебя! Ты это знаешь! Если тебя не будет — я не смогу! — и вдруг поникла. — Не смогу дышать… не смогу жить… Я не нашла тебя там, дома… и здесь есть только один ты…»
— Вот поэтому я изменил клятву. И ничего уже не поделать. Я знаю, что случиться может всякое. И ты это знаешь, так ведь? Пока мы рядом, мы сильнее. Значит, он постарается нас разделить. Врозь — это ещё не насмерть, понимаешь? Найди в себе силы справиться с ситуацией, не поддавайся! И… и даже если я не выживу, Миль — я хочу, чтобы ты жила дальше.
Она молчала, всем своим видом выражая протест. Не против его слов. Против такой несправедливости. «А не бывает справедливости, мышка-трусишка, — словно наяву донёсся бабушкин голос из далёкого детства. — Только та, которую люди согласны сотворить друг для друга».
— Эй — неужели ты уже ему уступаешь? Вот так, без боя?! Да хотя бы назло ему ты должна будешь выжить — а уж тем более ради меня. И вообще — жизнь больше любви. Ты же знаешь, что я прав.
Она молча сопела ему в рубашку.
— И ты мне сейчас это пообещаешь. Поклянись мне. Чтобы я… чтобы у меня тоже была хоть какая-то надежда… — он сгрёб её одной рукой, прижав к боку, уткнулся в макушку.
Отчаянная нежность затопила Миль всю, без остатка, хотелось сказать и сделать всё, что он ни попросит… но… всегда есть какое-то «но»… И она сказала:
«Клятва… Ты не знаешь, о чём просишь. Я веда, милый, ты помнишь? И моя Клятва — вещь страшная. И редкая. Равносильная самопроклятию. Ибо к нам Судьба требовательна, как ни к кому другому. Скажем, я поклянусь, что буду жить во что бы то ни стало — и не смогу сдержать слово. Но Клятву выполнять я буду всё равно обязана. Можешь меня представить ни живой, ни мёртвой? Или в вашем мире нет страшных сказок про нежить? Ты ведь не хочешь для меня такой судьбы?»
Он слегка оторопел и, хотя и знал, чуял — она не врёт, всё-таки осторожно спросил:
— Это что — правда?
«Увы… откуда-то ведь берутся все эти устойчивые к влиянию времени шедевры фольклора… Так что давай просто ограничимся моим искренним обещанием: оказавшись перед выбором, я сделаю всё, чтобы остаться в живых».
— Ну… ладно, — согласился он, покосившись на неё с непонятным выражением на лице и некоторым смятением в мыслях.
Но задышал — она почувствовала — посвободнее. Что-то внутри у него понемножку оттаивало, отпускало. И сердцебиение выровнялось, и хватка пальцев, крепко, до белизны костяшек, сжимавших штурвал, немного ослабла… И настроение пошло вверх.
— А во-вторых? — спросил он.
«Что «во-вторых?» — не поняла она.
— Ну, ты сказала, что у тебя ко мне два вопроса. Первый мы обсудили? Обсудили.
«А-а… А во-вторых — с какой такой стати я в первую брачную ночь спала одна?! Чего это ради?»
— А с такой. И ради душевного спокойствия одного безнадёжно влюблённого парня. Он мне, кстати, про нас с тобой такое порассказал… Ты не поверишь…
Она, однако, поверила сразу. Только удивилась:
«И что — это всякий раз так? Тогда у этого мира действительно есть повод для беспокойства. Простой поцелуй — и такие последствия…»
— Не всякий, — уточнил Бен. — Во время регистрации всё обошлось без фокусов и сияний. Видимо, потому, что мы там были в кругу чужих людей. И вообще — относительно спокойны. Но вот за брачную ночь я бы не стал ручаться… Нет, не стал бы…
Дорога оказалась неблизкой. А что вы хотите — пришлось пересечь практически весь континент. Поначалу внизу долго-долго тянулся Город, Миль вдоволь насмотрелась на его бесконечные Кварталы и затканное серой пеленой тяжёлое, низкое небо, но Бен поднял машину выше — и «Призрак», пробив плотную облачность, вынесся под сияние солнца и ясную ледяную синь настоящих небес, казавшихся твёрдыми и гладкими… А облака, теперь стелившиеся под днищем машины, притворялись плотной снежной равниной, по которой так и хотелось пробежаться на лыжах…
«А ведь где-то здесь точно должны водиться ангелы», — подумалось ей, и она засмеялась тихонько, чётко представив себе обутых в узорчатые валеночки ангелов, играющих в снежки и катающихся на санках. Мысль не была закрытой, и Бен тоже улыбнулся милым, хотя и незнакомым, образам… Эта «равнина» тянулась до самого конца пути, и Миль не уставала ею любоваться, но Бен погрузил «Призрак» в её обманчивую плотность, и машина, выпав из облачного слоя, оказалась под хлёстким проливным дождём.
Здесь всё промокло и выглядело сумеречно-серым, включая море — и неряшливые тучи, задевавшие мохнатыми животами рваные верхушки растерзанных волн, и избиваемые этими волнами скалы, стойко ограждавшие вход в небольшую естественную бухту, где было поспокойней и потише, и песок пляжа, затвёрдевший от дождя, и даже стоявший повыше, поодаль от береговой черты, дом, засветивший свои огни, едва «Призрак» пересёк некую условную границу.
Сильный боковой ветер, несомненно, мешал посадке, но Бен не зря говорил, что он хороший пилот — машина, как привязанная, зависла точно над раскрывшейся диафрагмой крыши ангара, плавно снизилась и аккуратно опустилась на положенное место. Крыша тут же сомкнулась, и наступила тишина. Подул тёплый воздух, дождевая вода на полу подсыхала на глазах.
