Владислав Крапивин - Кораблики, или «Помоги мне в пути…»
Впрочем, все эти заботы милая девушка из агентства взяла на себя, и к вечеру все было готово. В течение дня я побывал в школе и отпросил Петьку у его классной дамы на несколько дней, а потом встретился с Юджином. И рассказал ему про наши с Петькой новые "открытия".
Юджин вдруг крепко разозлился. Не на меня и не на Петьку, а на Комиссию по планированию научных разработок. Эта комиссия со своими "компьютерно-куриными мозгами" практически не давала ни гроша для работы Базовой группы и Лаборатории темпоральных исследований.
– Говорят: летит ваш Конус, и слава Богу, чего вам еще-то. А дальнейшее, мол, копание в природе Времени – это, извините, сплошная мистика и несерьезное занятие… А ведь Петька-то – живое доказательство многомерности Пространства и параллельности миров. Сейчас бы вплотную приступить к этой проклятой формуле…
Юджин был прав, но я поморщился. Делать Петьку объектом исследований и экспериментов не хотелось. "Живое доказательство" в это время дурачилось с Митей Горским в кают-компании базы.
Юджин сказал:
– Я понимаю, почему ты насупился. Бережешь пацана. И себя заодно. И правильно… Мне, честно говоря, Петька тоже дороже всех темпоральных и пространственных проблем.
Я поверил Юджину. Я знал, что к Петьке он привязан. Может, потому, что вспоминает своих внуков, Егорку и Кирилла, с которыми почти не видится. Единственное дитя Юджина – дочка Елена – с отцом не ладила и свидания своих сыновей с дедом не одобряла…
А Юджин продолжал:
– Но ведь обидно, черт возьми! Государственная лаборатория, учреждение особой важности, а отношение к нему хуже, чем к захудалой мастерской… Этот подонок Полоз один сумел создать, по сути дела, целый институт по вылавливанию жителей прошлого, а мы все на том же уровне, что полвека назад…
– Ну какой там у него институт… – осторожно возразил я.
– А ты что думал? Что его хроноскоп – машинка с пианинной клавиатурой? Это же был только пульт. А подвалы были набиты энергоблоками и конденсаторами биополя. Как бы иначе он сумел добиться материализации живых тел!
Я опять поморщился: не хотелось об этом. Но все же заспорил:
– Само по себе это дело нехитрое, когда есть программа…
– Нехитрое в принципе, но технологически емкое. И надо сказать, что этот тип…
– Слушай, ну его к свиньям! – не выдержал я. – Не надо о пакостном перед дорогой.
– И то правда… Ну тогда один совет на дорогу. Там, в Старотополе, ты будь повнимательней…
– В каком смысле?
– Во всех. Не та страна, что у нас. Степень благополучия на порядок ниже.
– Ох, а здесь уж "степень благополучия", – буркнул я, вспомнив недавние вылазки террористов.
– И все-таки… – серьезно сказал Юджин.
Выехали мы следующим утром. Поездом. Решили поглядеть в окна, какая она нынче, матушка-Земля. До Старотополя было около двух с половиной тысяч километров. Экспресс-торпеда свистела по насыпям и эстакадам со скоростью полтысячи километров в час. Первую половину пути Петька плющил нос о выгнутое стекло громадного иллюминатора. Да и я почти не отрывался от окна.
Земля была красива: с пестрыми красками осени на горных склонах, с синими, выгнутыми, словно края гигантского блюда, горизонтами, с шапками облаков, пробитых веерными лучами. С белой россыпью городов и поселков на берегах и холмах…
Все эти картины разворачивались, наплывали и убегали назад с небывалой быстротой.
Когда поезд взлетал на эстакады, казалось, что мы в самолете. Впрочем, Петька сказал иначе:
– Это, наверно, как твоя "Игла", которая прокалывает космос…
Было совсем не похоже, но я отозвался покладисто:
– Пожалуй…
– Пит, а зачем вообще прокалывать Пространство? Зачем туннели к другим звездам?
– Трудный вопрос… Говорить "зачем" тут, пожалуй, бессмысленно. Человечество раздвигает границы мира… Сейчас вот уже открыта обитаемая станция на Плутоне, почти что на границе системы. И приходит черед путешествий к другим звездам.
Петька съежился в пухлом кресле и уже не смотрел в окно. Сказал досадливо:
– Ты как-то не так объясняешь. Слишком просто.
– Извини уж. Как умею…
– Ты не обижайся. Но, по-моему, ты же сам понимаешь…
– Что?
– Что туннель в Пространстве – это… ну, не просто дорога к другой звезде. Это что-то вообще совсем новое. И тут загадка – зачем он нужен?..
Вот копнул, негодник! То самое, что всегда царапало всех нас и чему не было названия. Потому что это было предчувствие, а предчувствиям нет места в программе. По крайней мере, так утверждал строгий Валентин Сапегин. Он был прав. Настройка Конуса требовала предельной четкости…
Я хотел было пробурчать, что эта тема не для философов в коротких штанишках. Но сразу пришло воспоминание, как я, десятилетний, сижу поздним вечером на крыше, жду маму, которая почему-то долго не идет со станции, и смотрю сквозь созвездие Большой Медведицы в дальнюю-дальнюю глубину миров. И возникает "замирательное" чувство слияния с этой бесконечностью. А сквозь него все равно пробивается тревога: почему же мамы так долго нет? Поезд опоздал, что ли?..
И вырвалось у меня то, чего говорить Петьке, конечно, не следовало. Просто не удержался.
– Может, он для того, этот туннель, чтобы каждый мог догнать маму. Если ушла по рельсам…
Я тут же испугался. А Петька молчал. Словно задремал. Я проговорил поспешно:
– А в общем-то никто не знает, чего можно ждать в конце туннеля…
Петька спросил, не глядя на меня:
– А тебе… разве не интересно, что там?
– Ну почему же…
– А зачем ты тогда ушел с "Иглы"?
Он опять копнул то, что я и сам-то лишний раз трогать опасался. Но ответил я честно:
– Много причин… Во-первых, стало страшно совсем оторваться от своего времени. А тут все-таки хоть что-то осталось. И Юджин… А самое главное: у каждого заранее была своя задача. Идти до конца должны двое – Дон и Рухадзе. Они себя к этому готовили. А я должен был за два года отладить навигационные системы, внести все коррективы, убедиться в полной контактности Конуса с теми двумя и уйти… Моя главная задача во всей этой работе была добиться, чтобы туннель возник, начал существовать в Пространстве. А его окончание – дело других.
Петька повозился в кресле:
– По-моему, Пит, ты сам себе пудришь мозги…
– Сейчас получишь по заднице!
– Вдова, – хихикнул он.
Тогда я сказал мстительно:
– Если бы я не вернулся в положенное время, как бы мы встретились? Кто бы пришел на выручку вашей светлости?
– Тогда, значит, судьба, – примирительно согласился он.
– То-то же…
– А ты веришь в судьбу?
– Еще бы…
– А в бессмертную душу?
– Если бы не она, то одна сопливая вредная личность осталась бы безмозглым биороботом…
– Ну, это еще надо доказать, – строптиво заявил Петька.
Однако почему-то протянул руку через мягкий подлокотник и взял меня за локоть. А потом и лег щекой на мое плечо.
– То-то же… – опять сказал я.
Петька подышал рядышком и задал неожиданный вопрос:
– А в Конусе тоже есть бессмертная душа? Ты ведь говорил, что он совсем как живое существо, как человек, только в тыщу раз умнее.
– Не умнее, а мыслит иными, многопространственными категориями…
– Ну тем более…
– Кто его знает, – вздохнул я. – Мы, Петух, пока топчемся у границы Запределья и пытаемся найти щелку, чтобы заглянуть в него…
– Не искать надо, а ковырять, – мудро заметил он.
– Вот и ковыряем. Для того и туннель…
Петька не стал больше спорить. Долго молчал. Я понемногу забеспокоился:
– Чего притих?
– Думаю, как там Кыс. Будет без меня скучать, бедный…
3
Старотополь вырос из-за горизонта разноцветными башнями высотных строений, мачтами межпланетной связи. Ничего похожего на прежний наш родной город мы не увидели – ни при подходе поезда, ни тогда, когда катили в наемной машине (с живым водителем) по шумным, современно-пестрым улицам. Можно было подумать сперва, что и не уезжали из Византийска. Впрочем, погода была совсем не южная. Серая и сырая – настоящая осень. Петьку я еще в поезде заставил переодеться в теплый костюм – теперь он щеголял в черно-оранжевой курточке с подогревом и брюках из искусственной замши. Но мою тетратканевую куртку продолжал упрямо таскать на плечах.
Двухкомнатный номер для нас был заказан заранее. В незнакомом отеле "Морской" на незнакомой улице Чаек. Портье-компьютер, гостеприимно помигав огоньками, выдвинул пластмассовую ладонь с ключом и поздравил нас с приездом. В номере на девятом этаже Петька тут же кинулся к персоналке "Агат" с принтером. Он уже поднаторел в современной электронике. Умело вызвал справочную службу и попросил карту Старотополя. Принтер безотказно выдал цветную схему на шести стандартных листах.
– Смотри, – прошептал Петька. – Кладбище сохранилось. – Вот оно…
На юго-западе центральной части зеленело неровное пятно, усыпанное мелкими крестиками. В точности, как на старых топографических картах. И надпись была: "Загорское кл-ще (ст.)". Очевидно, "ст." – это "старое".
