Клайв Баркер - Абарат: Первая книга часов
Внимание Остова привлекла одна из книг, лежавшая на высоком пюпитре. Ее он помнил с детства. Называлась она «Стишки и песенки Кологроба». Это была одна из его любимейших книг, он знал наизусть добрую половину содержавшихся в ней считалок, стихотворений и колыбельных, включая и ту славную песенку, которую он спел девчонке из Иноземья. Книга была открыта на странице с прелестной колыбельной, из тех, которые он за давностью лет успел позабыть, но теперь, едва начав читать, сразу вспомнил.
Мой маленький страшилка,
Ты мчишься во весь дух
Расковырять могилку,
Пока молчит петух.
Повесели скелеты
И танец им спляши,
Вальсируй до рассвета
В кладбищенской тиши.
Остов наслаждался чтением, он шевелил губами, не издавая ни одного звука, и перед глазами у него разворачивались милые сердцу картины детства: вот в кухне на низенькой скамеечке сидит его покойная матушка, Миазма Остов, которую окружили трое сыновей — Исчад, Мерзон и Мендельсон, и скрипучим голосом читает одно за другим сочинения Кологроба. Милая матушка! Как он ее любил! Остов вздохнул и стал читать дальше:
Мой маленький страшилка,
Чудовищен твой лик:
Летучей мыши крылья,
Как у вампира клык,
В буграх и шрамах кожа,
Хвост тонкий, как змея.
Откроешь рот, и что же?
Пугаются друзья,
Все дьяволы и черти,
— Так ты горазд орать.
— Ты юный рыцарь смерти,
Тобой гордится мать.
«Так ты горазд орать» — эта фраза на протяжении долгих лет время от времени всплывала у него в памяти, хотя он до настоящей минуты никак не мог припомнить, откуда она. Он не раз спрашивал себя, удастся ли ему в случае необходимости издать такой вопль, которого испугались бы даже дьяволы и черти.
Сделав глубокий вдох, Остов зарычал. Низкий, грозный звук наполнил помещение, отразившись эхом от сводчатых потолков. Любой враг устрашился бы, доведись ему такое услышать, подумал Остов, чрезвычайно собой довольный. Именно так он зарычит, когда поймает наконец ту девчонку. От подобного рыка у нее мозги взорвутся!
Остов снова издал рычание, на сей раз открыв рот пошире и обнажив длинные коричневато-серые клыки. С вершины книжных полок сорвались потревоженные воплем два крылатых создания. Покружив в воздухе, они зависли футах в трех над головой Остова. Размером с грифа, с пепельно-серыми обрюзгшими и злыми личиками, они выглядели чем-то вроде чудовищной карикатуры на херувимов.
— Проваливайте отсюда! — взвизгнул Остов, задрав голову.
Дьявольские существа на миг обратили на него свои маленькие тусклые темные глазки, лишенные белков, и, решив, по-видимому, что он не стоит внимания, вернулись в свои гнезда на полках.
Мендельсон склонился над книгой, чтобы дочитать колыбельную до конца:
Мой маленький страшилка,
Ты мчишься, мчишься прочь,
Едва забрезжит солнце,
— Тебе милее ночь.
В моих ночных кошмарах
Будь гостем дорогим,
Лишь там, дитя...
— Остов!
Мендельсон обернулся на грозный звук этого голоса, исходившего из затененной ниши в дальней стороне зала. Ни одна из многочисленных дверей не скрипнула, впуская Кристофера Тлена внутрь библиотеки. Он все это время находился здесь, наблюдая за Остовом. Слушая, как тот практикуется в рычании.
Мендельсон застыл как вкопанный. Он напряженно вглядывался в сумрак, ожидая появления того, кто только что его окликнул, — Повелителя Полуночи, Кристофера Тлена собственной персоной.
— Сядь, — донеслось из сумрака. — Присядь, Остов, сделай милость. Ты, видно, любишь читать?
Голос был низким, чуть хрипловатым, и в нем слышалась — как ни коротки были произнесенные фразы — отчаянная, смертная тоска. Голос этот мог принадлежать лишь тому из живых существ, кто не раз погружался в пропасть безысходного отчаяния, в пучины первозданного хаоса.
Мендельсон, напрягая зрение, смог наконец различить контуры фигуры своего господина. Весьма внушительной — ростом в шесть футов и шесть дюймов, если не выше, — и облаченной в черный плащ до пят. Потому-то Тлену и удалось остаться незамеченным в густой тени.
Повелитель Полуночи прошагал по залу и приблизился к Остову. Свечи, горящие на столах, высветили лик Кристофера Тлена.
По мнению Мендельсона, ни у кого из живых существ Абарата не было и не могло быть столь пронзительного взгляда, как у Кристофера Тлена. Его светлые, почти прозрачные глаза сверкали как осколки льда на фоне мертвенно-бледной кожи лица. Такой же матово-белой была и вся его голова, абсолютно лишенная волос. На нем, как всегда, был высокий воротник из прозрачного материала, напоминавшего стекло, сконструированный специально, чтобы закрывать нижнюю часть лица. Внутри воротника плескалась голубоватая жидкость, в которой плавали, сверкая и переливаясь, какие-то создания, похожие на маленьких змеек. Некоторые из них были светлыми, как летние молнии, другие — желтоватыми, будто масло. Яркие блики, то и дело вспыхивавшие на их спинках и боках, отражались от поверхности воды, окружая голову Тлена подобием нимба из разноцветных, пляшущих в воздухе искр, что явно доставляло ему удовольствие. Когда одна из змеек коснулась своим хвостом его щеки, он улыбнулся, и улыбка эта была такой свирепой и жуткой, что Мендельсон с трудом удержался, чтобы не броситься опрометью вон из зала.
Нав как-то однажды рассказал ему, что означает эта улыбка и откуда берутся блестящие змейки. Тлену каким-то образом удалось вдохнуть жизнь в те образы, что являлись ему в ночных кошмарах, и в некоторые из самых чудовищных мыслей, посещавших его наяву. Материализовавшись, эти мысли и образы приняли форму белых и желтых змеек. Вдыхая жидкость из своего воротника и вбирая ртом и ноздрями разноцветных змеек, Тлен снова и снова погружался душой в свои кошмарные грезы, заново переживал страхи минувших сновидений.
Его голос, хрипловато и глухо звучавший сквозь воду, кишевшую мрачными образами, был окрашен в безрадостные тона этих видений; каждый звук, вылетавший из горла Повелителя Полуночи, был исполнен тоски и ужаса.
— Итак, насчет книг, Остов...
— Что? Ах да, книги. У меня они есть. Несколько штук.
— А что еще у тебя есть?
Искры вокруг головы Тлена вспыхнули ярче. Он устремил свой пронизывающий взор на Остова.
— И чего у тебя нет?
— Вы имеете в виду Ключ?
— Разумеется, Ключ. Что же еще?!
— Господин, умоляю, простите, пощадите меня. Я не смог вернуть Ключ.
Мендельсон умолк, ожидая, что вот сейчас Тлен набросится на него, быть может, изобьет до полусмерти. Но этого не случилось. Повелитель Полуночи не сдвинулся с места, продолжая в упор смотреть на Мендельсона.
— Продолжай, — промолвил он едва слышно.
— Я... Мне удалось выследить человека, который его у вас украл.
— Им оказался Джон Хват со своими братцами.
— Да. Он удрал с Ключом на Ифрит, а оттуда на лодке в Иноземье. Я бросился в погоню и потопил его лодку, и думал уже, что он у меня в руках...
— Продолжай!
— Но ему повезло. Начался прилив, и волны перенесли его на другую сторону.
— И ты настиг его в Иноземье?
В голосе Тлена слышались теперь любопытство и нетерпение.
— Да.
— Ну и как тебе там показалось?
Тлен произнес это с таким спокойствием и невозмутимостью, словно это был не допрос с пристрастием, а дружеская беседа.
— Я почти ничего там не видел. Пытался изо всех сил изловить Хвата.
— Еще бы. Ты старался, как мог, но Хвату все же удалось уйти от тебя. Восемь голов, что ни говори, лучше, чем одна.
Численное превосходство было на его стороне, не так ли?
— Ваша правда, господин.
В сердце Мендельсона закралась надежда, что его повелитель не будет слишком жесток к нему, понимая, какие трудности ему, Остову, пришлось претерпеть, чтобы проделать долгий путь до Иноземья и обратно.
Тлен подошел к самому высокому из стульев, стоявших поблизости, опустился на него и сомкнул ладони перед грудью, как если бы собрался молиться.
— Ну и?..
— Да, господин?
— Поведай же мне, что случилось после.
— Да. Так вот. Я почти его нагнал в Аппорту.
— В Аппорту? Разве он не разрушен?
— На месте, где он был когда-то, осталось несколько ветхих построек, господин. Маяк. Причал.
— А корабли?
— Кораблей нет. Не иначе как все, что там потонули, успели рассыпаться в пыль или догнивают в земле. Я ни одного не видел.
— Продолжай. Ты добрался до порта и...
— У него был сообщник.
— Не считая его братьев?
— Да. Девица. Девчонка из Иноземья.
