Василь Когут - Копия Афродиты (повести)
— Что будем делать? — нарушил молчание Санька. — Это же… открытие!
— Много знаешь, — сказал Степка. — Может, здесь таких открытий — через каждый камень.
— Может, — согласился Санька. — Буквы-то, видишь, — старинные, — начал строить догадки. — Да и камень осел почти весь в землю. Понял? На нем этот ребус, я думаю, выбивали тогда, когда он был наверху. А какой он величины — мы и сами не знаем. Будем копать глубже?
Степка посмотрел на перепачканные руки, на кучу мерзлой земли.
— Нет. Не вижу смысла. По идее — здесь сказано все. Надо только разгадать. Давай снимем копию чертежа. Вода ведь заполняет яму.
Степка вытер насухо руки, взял тетрадку. Пошарил по карманам, растерянно посмотрел на друга.
— Карандаш есть?
— Нет.
Степка, ничего не говоря, достал из коробки спичку, начал ее слюнявить и переносить на чистый листок схему-чертеж с камня. Получалось у него это ловко, быстро и точно. Санька удивлялся, что так просто можно выйти из положения, не имея ни ручки, ни карандаша. Да, Степку упрекнуть не в чем. На всякие выдумки он мастер.
— Замеряй длину каждой детали рисунка, — приказал Степка.
— Как? — удивился Санька.
— Используй листья осоки. Приложи к линии и отрежь… Только запоминай, чтоб не перепутать… И забери с собой.
— Зачем?
— Надо.
Когда все измерения были сделаны, ребята засыпали вырытую яму, утоптали, сверху прикрыли травой. Чертеж на камне снова скрылся в земле.
На улице было светло. Но солнца не видно. На небе сгущались тучи. Подул сильный холодный ветер. Собиралось на дождь.
Друзья вприпрыжку побежали домой.
5. УГОВОР: МОЛЧАТЬ!
Первые крупные капли холодного дождя нагнали друзей у порога. Только успели закрыть за собой дверь, как колючий ливень хлынул на тундру. Бешеный ветер разметывал струи воды, сплошным потоком заливая окно. Деревья и кустарники, будто спасаясь от гнева природы, прижимались к земле. Казалось, что за горами взбунтовался океан. Доносился стон ветра, гул, сплошной водяной поток хлестал по крыше. Ребятам стало не по себе.
Немного погодя они переоделись, промокшую одежду повесили на растянутые в коридоре веревки и улеглись на раскладушках.
— Хорошо, не застал ливень на открытом месте, — сказал Степка.
— Лучше бы застал, — не согласился Санька. — Почувствовали бы всю прелесть тундры на своей шкуре.
— Это нетрудно: высунься только за порог. И как они работают на буровой?
— Привычка.
Степка взял в руки чертеж, долго рассматривал его, затем встал, присел к столу.
— Надо определить масштаб чертежа.
— Нет линейки, — сказал Санька. — Может, поискать в комнатах?
— У меня есть.
Степка вырвал из тетради два средних листа и стал делать шкалу линейки. Только теперь до Саньки дошло, что каждая клетка в тетради полсантиметра и, выходит, никакой проблемы с линейкой нет. Сделав разметки, Степка стал измерять куски осоки и наносить их длину на чертеж. Сверху над линиями написал «а» и эту странную «ижицу». Санька поразился точности копии рисунка.
— Что же дальше? — спросил он.
— Дальше уговор: молчать! Пока никому ни слова. Считай, что это — наша тайна. А теперь ляжем и подумаем.
— Согласен, — сказал Санька.
Но Степка не лег. Он снова уставился в листок. Морщил лоб, что-то мучительно обдумывал и, наконец, заговорил:
— Первая буква из старославянского алфавита — «аз». Значит, переводу она не подлежит.
— Как сказать, — не согласился Санька. — В старинном алфавите есть буквы, обозначающие целые слова. Например, «глаголь», что значит «речь»… Или в китайском… Там, например, иероглиф означает целое предложение…
Степка удивленно смотрит на Саньку, тяжело переводит дыхание.
— И откуда тебе это известно?
— Вспомнил.
После некоторого молчания Степка продолжает:
— Мы сейчас тоже произносим: бэ, эм… На листе их можно проставить, как две буквы: Б и М. Верно? Так и в старину… Не писали же тогда «глаголь»… А писали «Г».
— Верно, — согласился Санька.
— Тогда думаем дальше: с «аз» — ясно. Это «а». Вторая — «ижица-игрек». Математическая задача, что ли? Если учесть этот знак бесконечности… От «а» к «ижице» через бесконечность… Странно… А может, это и не «ижица»? Я, честно говоря, и всех букв старославянского алфавита не знаю.
— Я тоже, — виновато признался Санька.
— Значит, зашли в тупик. А что делает человек, зашедший в тупик? — сам с собой начал разговаривать Степка. — Ищет выход. Где же он, выход?
— Надо найти старославянский алфавит, — неуверенно подсказал Санька.
— Здесь, в тундре? — удивился Степка.
— Может, показать Елизавете Петровне?
Степка презрительным взглядом смерил с ног до головы лежащего на раскладушке Саньку, посмотрел ему в глаза, покачал головой:
— Вот так угов-о-о-р!
На улице ливень немного успокоился. Ветер стих. Вскоре в домик вошла Елизавета Петровна в дождевике, а с ней — молодой парень, по годам, казалось, чуть старше ребят. Он бесцеремонно вошел в комнату, поправил двумя руками мокрые полы пиджака и представился:
— Олег Рапопорт: инженер-механик.
— И ваш непосредственный руководитель практики, — добавила Елизавета Петровна, — кстати, он у нас и за врача. В армии санинструктором служил. Но кое в чем разбирается не хуже дипломированного.
— Сейчас все разбираются в лечебной практике, — улыбнулся Олег. — Другие — и врача за пояс заткнут народными способами лечения. Так и чешут по Авиценне. Но будем считать, что это — шутка. Если у вас, ребята, будет что не в порядке, сразу ко мне…
Степка пригласил гостя присесть. Олег сел. Но разговор не клеился. Ребята рассматривали пришедшего, а он, казалось, и сам не знал, с чего начать разговор с незнакомыми людьми.
— Вы из Беларуси? — наконец спросил он.
— Да, — в один голос ответили друзья.
— Я тоже из тех мест, — сказал он. — Из Высогорска. Слыхали?
— Да.
— Дед там открывал залежи калийных солей. Отец — добывал. А я, после института, попросился сюда, на север. Так сказать, по семейной тропе. Искать неизвестное.
Ребята с интересом смотрели на парня. Когда же он это успел закончить институт? Да еще и армию отслужить! На вид ему дашь лет двадцать, не больше…
— А что вы здесь ищете? — не удержался Степка.
— Об этом вам лучше расскажет Елизавета Петровна. Наше дело маленькое — мы следим, чтобы бур вгрызался в землю все глубже и глубже. Сейчас мы уже ковыряемся на глубине десять тысяч метров.
— Не может быть! — поразился Степка.
— Может. Ищем апатито-нефелиновые руды.
Что такое апатито-нефелиновые руды, ребята и слыхом не слыхали. И разговор снова прекратился. Олег вызывал такую доверительность, что Саньке захотелось поделиться с ним находкой в тундре, но Степка внимательно следил за его действиями, даже — выражением лица, и Санька чувствовал это. Вошла Елизавета Петровна, принесла чай, сладости, положила на стол.
— Ты бы им, Олежка, показал свою коллекцию, — сказала.
— Если им интересно, — как-то неопределенно ответил Олег.
— Покажите, — попросил Степка.
После ужина они пошли в соседний домик, где жил Олег. Зашли в небольшую комнатку и увидели в нишах-гнездах на одной из стенок образцы минералов. Их были сотни. Степка и Санька поразились разнообразию форм и цветов пород. Белые, красные, зеленые, синие, черные, прозрачные и разноцветные, натуральные и отшлифованные, под каждым — название и место добычи. Стенка, от попадавшего на нее электроосвещения, искрилась, играла разноцветными блестками. Под многими минералами не было еще надписей. И можно было только догадываться, что это те, которые добыты здесь, из глубин тундры. Они, может быть, еще не имеют названия. Их придется изучать.
— Это только часть моей коллекции, — сказал Олег.
— У вас еще есть?
— На постоянной квартире в Апатитах. Институт минералогии оценил ее в несколько сот тысяч рублей.
— Вот это — да-а-а! — протянул Санька.
После этих «несколько сот тысяч» ребята по-другому взглянули на коллекцию. Это были не минералы, это были деньги. Большие деньги. И Олег, видимо, приехал сюда, чтобы набрать этого добра, а затем продать… Ему нужны деньги. А добывают их по-разному — шабашники, спекулянты, шулеры… Рапопорт нашел другой выход: и честно работать, и коллекционировать… ценности. Это тоже надо уметь. И никакого преступления в этом нет. Но Олег их сразу разочаровал:
— Деньги — это мелочь. Я бы не согласился свою коллекцию продать и за миллион. Это моя жизнь. А разве жизнь можно оценить? Вы бы знали, сколько у меня друзей по стране. Мы переписываемся, высылаем друг другу образцы минералов, мы живем какой-то особой жизнью земных глубин. Да и не только земных. Теперь без геологии я не смог бы. Каждый кристалл, добытый мною, — история, открытие, вдохновение…
