Жюль Верн - Том 3
Девятнадцатого июля на рассвете жангада покинула Фонти-Боа и поплыла между пустынными берегами вдоль живописных островов, поросших шоколадными деревьями. Небо было по-прежнему обложено тяжелыми, насыщенными электричеством тучами, которые предвещали новые грозы.
Вскоре на правом берегу показалась река Журуа, текущая с юго-запада. Если подняться вверх по этому светлоструйному потоку, питаемому множеством родников, можно добраться до самого Перу, не встретив непреодолимых препятствий.
— Быть может, — заметил Маноэль, — именно здесь следует искать потомков воинственных амазонок, которыми так восхищался Орельяна. Однако надо признать, что в наше время женщины не живут обособленно, по примеру своих прародительниц. Они сражаются бок о бок с мужьями, не уступая им в храбрости.
Теперь Амазонка являла собой настоящий лабиринт. Река Япура, один из самых крупных притоков Амазонки, текла почти параллельно великой реке. Между ними образовались каналы, протоки, лагуны, временные озера — запутанная сеть водных путей.
Но хотя у Араужо и не было гидрографической карты, вернее всякой карты служил ему собственный опыт. Можно было залюбоваться, как умело лавирует он в этой путанице дорог, не сбиваясь и не теряя основного русла.
Благодаря его стараниям двадцать пятого июля после полудня, пройдя мимо деревни Парани-Тапера, путники остановились у входа в озеро Эга, или Теффе, чтобы на следующий день всей компанией отправиться в пироге на берег.
Глава XVI Эга
Жоам Гарраль, редко покидавший жангаду, на этот раз отложил свое ежедневное занятие, чтобы сопровождать жену и дочь во время прогулки в город, носивший то же название, что и озеро.
Эга, главный город округа, насчитывал полторы тысячи жителей и имел своего военного коменданта, начальника полиции, мирового судью, начальника таможни, школьного учителя. Там стояла и воинская часть во главе с офицерами.
Если в городе живет столько должностных лиц с женами и детьми, то, надо думать, там нет недостатка в цирюльниках и парикмахерах. Поэтому Фрагозо не мог ожидать там для себя поживы. Правда, нашему Фигаро больше хотелось просто прогуляться вместе со всеми, потому что Лина сопровождала свою молодую хозяйку. Но когда все общество покидало жангаду, юная мулатка отвела его в сторону.
— Господин Фрагозо, кажется, ваш друг Торрес не собирается идти с нами в Эгу?
— Да, он и впрямь остается на плоту; но я вас очень прошу — не называйте этого типа моим другом!
— А разве не вы надоумили его попроситься на жангаду?
— Да, боюсь, что в тот день, если говорить начистоту, я сделал большую глупость.
— Если говорить начистоту, он мне совсем не нравится.
— А мне и того меньше! Притом не могу припомнить, где я его уже видел. Но у меня осталось лишь смутное воспоминание — не из числа приятных.
— Постарайтесь припомнить, где и когда вы могли встретить Торреса? Нам очень важно узнать, кто он.
— Нет, как ни стараюсь, не могу припомнить!.. Ни время, ни место, ни обстоятельства встречи— ничего...
— Господин Фрагозо!
— Что, сударыня?
— Вам надо остаться на жангаде и понаблюдать за Торресом, пока нас не будет.
— Что?! Не идти с вами в Эгу и целый день вас не видеть?
— Я очень прошу!
— Это приказ?
— Нет, просьба.
— Я остаюсь.
— Господин Фрагозо!
— Что, сударыня?
— Благодарю вас!
— В благодарность пожмите мне покрепче руку, — ответил Фрагозо. — Право же, я этого заслуживаю.
Лина протянула руку доброму малому, и тот на минуту задержал ее в своей, любуясь прелестным личиком девушки.
От места их стоянки до Эги было четыре лье. Чтобы пройти туда и обратно в пироге с двумя гребцами и шестью пассажирами, потребовалось бы несколько часов, не говоря уже о том, сколь утомительно путешествие по такой жаре.
Но, к счастью, с северо-запада задул свежий попутный ветер, так что пирога могла пройти под парусом по озеру до города даже не лавируя.
Итак, на пироге подняли парус. Бенито сел за руль, Лина махнула рукой, напоминая Фрагозо про его обещание, и лодка отчалила. Путь к Эге лежал вдоль южного берега озера. Два часа спустя пирога вошла в гавань поселка-миссии, основанного кармелитами. В 1759 году он стал городом и отошел к Бразилии.
Пассажиры вышли на плоский берег, возле которого выстроились не только местные суденышки, но и несколько небольших шхун, ведущих каботажное плавание вдоль Атлантического побережья.
— Какой большой город! — вскричала Минья.
— Сколько домов! Сколько людей! — вторила ей Лина, у которой прямо разбегались глаза.
— Еще бы! — засмеялся Бенито. — Целых полторы тысячи жителей, не менее двухсот домов, среди которых — подумать только! — есть и двухэтажные; две, а может, даже три, настоящие улицы!..
— Милый Маноэль, — сказала Минья, — защитите нас от моего брата! Он смеется над нами только потому, что сам успел побывать в самых красивых городах на Амазонке!
— Значит, он смеется и над своей матерью, — добавила Якита. — Признаюсь, я тоже никогда не видела ничего подобного.
— Тогда, матушка и сестра, берегитесь! — заявил Бенито. — Вы придете в восторг при виде Манауса, а увидев Белен, упадете в обморок!
— Не беспокойся, — сказал с улыбкой Маноэль, — наши дамы постепенно умерят свои восторги, побывав в первых городах Верхней Амазонки.
— Как, и вы туда же, Маноэль? — воскликнула Минья. — Вы тоже смеетесь над нами?
— Нет, Минья! Клянусь...
— Пускай себе забавляются, — перебила его Лина, — а мы с вами будем смотреть во все глаза: здесь так красиво!
Взорам простодушных созданий предстала кучка глинобитных, побеленных известью домиков, крытых чаще всего соломой или пальмовыми листьями; лишь кое-где стояла каменная или деревянная постройка с верандой, ярко-зелеными дверьми и ставнями, окруженная садиком с цветущими апельсиновыми деревьями. Имелись там и две-три конторы, одна казарма и церковь Святой Терезы, которая в сравнении с икитосской часовней казалась собором. А оглянувшись на озеро, можно было увидеть красивую панораму в обрамлении кокосовых пальм, подступавших вплотную к воде. Тремя милями дальше, на другом берегу, стояла живописная деревня Ногейра, ее домишки прятались в густой листве старых олив.
Но подлинное восхищение обеих девушек вызвали наряды местных щеголих, разодетых как истые бразильские горожанки. Да, жены и дочери здешних чиновников и крупных торговцев носили не простенькие деревенские платьица, а настоящие парижские туалеты. Правда, они успели выйти из моды, но не надо забывать, что Эга находится в пятистах лье от Пара, а Пара — в тысячах лье от Парижа.
— Глядите, глядите, какие красивые дамы и какие на них прелестные платья!
— Боюсь, они сведут нашу Лину с ума! — засмеялся Бенито.
— Поверьте, дорогая, — сказал Маноэль Минье, — в вашем скромном холстинковом платье и соломенной шляпке вы куда изящнее всех этих дам в высоченных токах[51] и широких юбках с воланами.
Тут они вспомнили, что намеревались осмотреть город, и пошли бродить по улицам, где оказалось больше ларьков, чем магазинов; погуляли по площади, где встречались местные франты и франтихи, задыхавшиеся от жары в своих европейских костюмах; и даже позавтракали в гостинице, смахивавшей на постоялый двор, где они имели случай пожалеть о вкусных блюдах, подаваемых каждый день на жангаде.
После обеда, состоявшего исключительно из черепашьего мяса в разных его видах, молодежь снова полюбовалась видом озера, сверкавшего в лучах заходящего солнца, и вернулась на пирогу, пожалуй, несколько разочарованная в своих ожиданиях и немного уставшая от прогулки по раскаленным улицам, таким непохожим на тенистые тропинки Икитоса. И даже восторги непоседливой Лины чуть-чуть поостыли.