Серж Брюссоло - Черный замок
В рюкзаке Себастьяна она отыскала кое-какую одежду, чтобы можно было выглядеть поприличнее; затем Пегги предприняла попытку разбудить синего пса и ущипнула его за правое ухо.
– Что такое? – пролаял пес. – Ну как, из меня уже сделали сосиску? Не-а!.. Лапы-то пока на месте!
Он несказанно обрадовался и уселся, потягиваясь.
– У-у, удав с ушами! – заверещал он, задыхаясь от бешенства. – Этот псих ненормальный срезал мой галстук! Я как будто голый!
– Не ной, – шепнула Пегги Сью, – все могло быть гораздо хуже. Посмотри вон на ту мышь. Он исхитрился прооперировать даже такую кроху.
Пегги забавляла шустрая беготня маленького грызуна. Наглый мышонок ни капли не боялся посторонних, петлял между разной строительной дребедени и что-то самозабвенно грыз. Когда он становился на задние лапки, на брюшке его виднелась оставшаяся после операции проплешинка. А вот шрама как не было. Когда у него заново отрастет шерстка, следов от скальпеля там не останется.
И снова Пегги подумала о том, какие неполадки обнаружил участливый доктор в крохотном тельце: шумы в сердце? Блуждающую почку? И как следует относиться к такому избытку профессионального рвения?
– Операция по пересадке сердца серой мышке… – прошептала девочка. – Только представь! Пересадка сердца, проведенная во мраке склепа без операционного блока и навороченной аппаратуры.
– Я в шоке! Ага-ага, – подтвердил синий пес. – Да ни один врач не возьмется совершить подобное микрохирургическое чудо в таких отстойных условиях.
Чувствуя себя неловко в одежде на несколько размеров больше, Пегги снова подошла к Себастьяну. Некоторые рубцы исчезли вовсе, но на их месте возникли новые, как будто ночной хирург бесконечно переделывал свое творение на манер богемного художника, которому некуда торопиться и он спокойно вносит в картину поправку за поправкой, чтобы достичь абсолютного совершенства. Если так и дальше дело пойдет, закончит ли он когда-нибудь кромсать бедного мальчика? Очень, ну очень сомнительно. Либо… Либо, уже вернув ему здоровье, не пытается ли он теперь улучшить его? Подобно скульптору, который без конца старается улучшить свое гипсовое изваяние.
Эта гипотеза напугала Пегги. Она поспешила положить ладонь на лоб Себастьяна, а затем посчитала его пульс. У него была небольшая температура, так что тревога оказалась ложной.
– Ух ты! – вскинулся синий пес, обнюхав руку лежавшего без сознания молодого человека. – Быть может, это только мое воображение, но, сдается мне, он стал гораздо крепче и сильнее, чем раньше! Готов поставить свое левое ухо – когда я видел его в последний раз в плавках на аквалианском пляже, у него не было всех этих бицепсов-трицепсов. С ума сойти?! Он смотрится, как супергерой комиксов. Ничего себе! Терминатор Летающий Бугай. Он же Истребитель Отребья. Он же Стальной-Пупок-Заступник-Всех-Кто-Убог.
– А ведь ты прав, – признала Пегги. – Похоже, доктор Скелет делает из него культуриста…
Девочка знала, что особенно-то радоваться этим изменениям – глупо. Доктор Скелет, может, и хотел как лучше, но по прошествии времени пользы от его трудов было – кот наплакал. Пегги тут же вспомнилась полезная в хозяйстве «лапуля» шведа Фергуса. Неужели новые внутренности, имплантированные в тело Себастьяна, подвергнутся такому же превращению? Сумеет ли мальчик жить с сердцем крокодила? Скажется ли это на его поведении?
«Станет ли он злым? – подумала она. – Не захочется ли ему меня укусить?»
От всех этих треволнений она даже вспотела и перестала поеживаться от утренней прохлады. Но ее злило собственное бессилие – то, что она всего лишь зрительница таинственного спектакля, где все роли были загодя розданы другим. Теперь она была убеждена, что ночной хирург прячется в подвале языческого храма, в каком-нибудь укромном закутке. Вот только как же определить – где? Без противогаза она рискует всякий раз падать в обморок, когда доктор Скелет выберется из своего логова.
Пегги решила пройтись по саду, чтобы проветрить мозги, одурманенные миазмами анестезии.
И как только в сопровождении синего пса она ступила на тропинку, проложенную меж колючими кустами, как тотчас застыла изваянием: изумлению ее не было предела.
На месте древних изуродованных статуй на пьедесталах стояли… мумии! Мумии были перетянуты бинтами и напоминали издали группу больных с сильными ожогами, на которых с головы до ног наложили стерильные повязки.
Минуту, если не больше, девочка и синий пес не шевелились разинув рты, и не понимали, откуда что взялось.
– Умереть, не встать! – пролаял пес. – На скульптуры намотали десять километров перевязочных материалов… Ну и в чем тут смысл, они же – просто куски обтесанных камней, и ничего больше!
– Погоди! – вмешалась Пегги. – Мне кажется, я начинаю понимать. Доктор Скелет сошел с ума! Лечить всех, у кого имеются хоть какие-то повреждения, стало его навязчивой идеей.
– Ты хочешь сказать, что он поступил с изуродованными статуями так, как обращаются с живыми существами после несчастного случая?
– Да, он больше не в состоянии отличить человека от скульптуры, изображающей человека. Обнаружив этих идолов, он вбил себе в голову, что должен заживить их «раны». Эта версия хоть и отдает безумием, но по-своему вполне логична.
– Да он просто псих! – протявкал пес. – Сдается мне, что ему сперва стоило бы подлечить собственную голову, иначе поздно будет.
Пегги тихонько подошла к пьедесталам. Статуи в бандажах – это было нечто! Они напоминали хорошо отмытых мумий, ожидавших, когда же их положат в саркофаг.
Черт возьми! Тот, кто это сотворил, был больной на всю голову, без сомнения!
Пегги вытянула руку. От бандажей исходил запах лекарств, словно на раздробленные камни нанесли слой мази. Она едва сдержала нервный смешок, представив себе скульптуры, чьи раны «обработаны» каким-нибудь бактерицидом вроде меркурохрома. Любопытство победило все ее сомнения. Сейчас она все увидит своими глазами! Кончиками пальцев она подлезла под повязки. Но, едва прикоснувшись к бинтам, Пегги ойкнула от удивления. Под повязками было тепло… Похоже на разгоряченную кожу побитого боксера после боя. Но главное, там было что-то мягкое. Податливое.
«Вот и у меня съехала крыша, – подумала она. – Что там может быть, кроме ваты… или компрессов? Ведь под ними – камни!»
Она чуть оттянула переплетенные бинты на уровне щиколотки. От того, что она увидела, у нее волосы на голове вздыбились, и она сделала над собой усилие, чтобы не отшатнуться в ужасе.
Под повязками было мясо! Теплая трепещущая плоть, которой заткнули раны в камне. Трещины и следы от ударов киркой были забиты живой замазкой, и скульптура вся чуть подрагивала, словно ее стегали прутиком. Плоть была горячей, раскаленной даже, как если бы это вещество прикладывало все силы, чтобы закрепиться на мраморе. И надолго!
– Ну, вообще, – промямлил синий пес, выпучив глаза шарами. – Ведь… да… да это же…
– Операция по пересадке кожи, – договорила Пегги.
Собственно, она сразу обо всем догадалась. Будь она похрабрее, распеленала бы мумию.
Пегги подняла голову и принялась внимательно изучать, что же это за повязки такие. Кстати, интересно, попытался ли он заодно сделать пластику тем статуям, кому лица разбили киркой? Ну, разумеется. В таком случае, что за физиономии прячутся теперь под бесчисленными, крест-накрест наложенными лентами марли? Лица – человеческие, или… морды крокодилов?
Чего добивался доктор Скелет? Может, ничего особенного, просто работал без точного плана, по зову сердца? Инстинктивно лечил все, что, как ему казалось, напоминает тело страдальца, и далеко вперед не заглядывал?
Зоркий, цепкий взгляд Пегги скользил с одной неподвижно стоявшей на пьедестале мумии на другую.
Ну уж ходить-то они не смогут, правда?
Забинтованные фигуры нагоняли на нее страх. Ей казалось, что мумии вот-вот зашевелятся.
Да, умной эту мысль не назовешь. Пегги заставила себя переключиться на более конкретные проблемы. Откуда взялась эта плоть, которой ночной хирург пользовался, как самой обычной замазкой?
– Да ведь из этого же чертова вещества доктор Скелет лепил новые органы калекам во времена паломничества! – внезапно осенило ее. – Ну конечно! Отрезанные руки не отрастают даже с помощью магии. Он их мастерил, как изготавливают руку или ногу для воскового манекена.
– Ты права, – согласился синий пес. – «Лапуля» шведа Фергуса – как бы протез… но не простой, а живой протез!.. Умереть, не встать.
– Эта замазка к мрамору не пристанет, – предположила Пегги Сью, поправляя повязки на статуях. – Сегодня она испортится. А завтра вообще отвалится… Не приживется она на камне, это исключено!
– Я бы не был столь категоричен, – процедил синий пес. – Мы столкнулись с некой наукой, которая нам явно не по зубам.
