Алексей Олейников - Сон Видящей
Шорох. Холод. Чье-то присутствие.
– Неважно выглядишь, Джен.
– Здравствуй, Калеб.
Худой, черноволосый, он вытянулся, догнал ее по росту. Серые глаза, сжатый рот, упрямство и боль – вот что первым бросалось в глаза. Внутри его сердца мерцало ледяное зерно, Дженни различала его. Ледяная химера Ллиюр.
Но это был Калеб, он последним видел Марко, он наверняка знает, что с ним случилось! Дженни так обрадовалась, что ей даже полегчало.
Она выпрямилась, сошла со ступенек:
– Ты получил мою бабочку?
Калеб кивнул.
– Где дедушка? Ты его видел? Я не могу с ним связаться!
Калеб протянул запечатанный конверт.
– Что это?
– Это от него. Просил передать, если сам не сможет.
– То есть как не сможет? – не поняла Дженни. – Ты о чем? Что случилось, Калеб?
Мальчик посмотрел в сторону:
– Мы были вместе. Мы пробились до шестого яруса. Но они… он захотел спуститься вниз. На самое дно. В Каэр Сиди.
– И ты…
– Я не мог идти дальше. Он спустился с Людвигом.
– Ты его бросил?! – конверт в ее руке задрожал, она смотрела на него, словно бумага была пропитана ядом. Она не хотела его открывать!
– У нас был уговор, – угрюмо сказал Калеб. – Я сделал больше, чем обещал. Я провел его в курганы. Помог справиться с охраной. Но то, что было там, внизу… Это не моя битва, Дженни.
– Ты его бросил!
– Если бы я пошел с ним, то исчез бы так же, как и он. Кто бы тогда принес тебе письмо?
Дженни опустилась на землю:
– Что… что там случилось?!
– Я не знаю. Он сделал что-то страшное. Я не мог там оставаться.
Прямоугольник письма белел в сумерках. Простой конверт, надпись «Дорогой Дженни». Марко, что ты натворил?!
Слова у нее кончились.
Калеб протянул руку, помог ей встать. Холодная крепкая ладонь – когда она стала такой крепкой? Как ты изменился, Калеб, как далеко ты ушел по своей дороге…
– Есть еще одно письмо, – он протянул второй конверт. – С инструкцией. С ритуалом, который освободит химеру. Нужен Властный…
– Химеру… – Дженни не понимала, не хотела понимать. – Конечно, о ком ты еще можешь думать.
– Она все, что у меня есть, – сказал Калеб. – Она моя семья. Марко обещал. Я сделал все, что он просил.
– А у меня не осталось семьи, – Дженни уронила руки. Слабость накатывала на нее, уносила прочь.
– Я скоро приду, – пообещал Калеб и ушел, растворился в темноте вечера.
Дженни вернулась в вагончик, упала на стул.
Закусила губу и распечатала конверт.
Дорогая Дженни. Милая моя девочка. Если ты читаешь это письмо, значит, у меня все получилось. Значит, мы больше не увидимся.
Я должен был сказать все это лично, но у меня не хватило духу. Я очень многое от тебя скрывал, полагая, что так будет лучше. Надеялся, что у тебя будет нормальное детство, как у любого ребенка. Ты заслужила счастье, но счастье не та птица, которая часто гостит в Магусе.
Я перепробовал все варианты, но, похоже, это единственный выход. Фреймус слишком силен, и надо лишить его этой силы.
Как я ни старался, я не смог уберечь твою маму. Не смог спасти ее от Дикой Охоты. Я не могу допустить, чтобы они забрали и тебя. Только не тебя, Дженни. Ты моя звездочка, ты моя семья. Я остановлю Дикую Охоту, и ты будешь в безопасности.
Прости меня, Дженни. Я не услышу, как ты скажешь мне, что кого-то полюбила. Не поведу тебя к алтарю. Не буду играть со своими внуками (надеюсь, их будет много, Дженни!). Я не смогу утешить тебя, когда тебе будет тяжело, не смогу погладить по голове, если ты будешь плакать – хотя ты редко плачешь.
Я знаю, что ты будешь искать меня. Не надо. С твоим упрямством ты можешь догнать даже Дикую Охоту. Не делай этого – тот, кто скачет во главе призрачного воинства, больше не твой дед. Марко Франчелли ушел и не вернется.
Тебя ждет много испытаний, но Дикая Охота больше не будет тебе угрожать. Я обращу оружие Фреймуса против него самого. Это самое большее, что я могу сделать.
Знай, я всегда буду с тобой. Я рядом. Люблю тебя, Дженни, и буду любить всегда.
Марко Франчелли, Властный Магуса.
P.S.
Дженни, Видящая Магуса, не сила правит миром, а любовь. Помни об этом, когда придется делать выбор.
Дженни уронила письмо на стол и заплакала.
Глава семнадцатая
Темно. Холодно. Очень холодно. Дневной свет едва проникает сквозь узкий лаз под корнями дерева. Сколько он пролетел – два метра, три? Ноги чуть не отбил, все руки ободрал.
Пещера, пол, стены, низкий потолок поросли шубой ледяных игл, корни дуба расходятся по краям стен, держат землю. В центре – каменная колонна, но узора на камне не разобрать. Свет на Дороге Снов бил в глаза, слепил, а закрыться от него нельзя – тогда он ничего не увидит, пропустит атаку Клементины.
На Дороге Снов вся пещера залита белым светом, а самое яркое зерно света ворочалось в колонне, выбрасывало блистающие нити, тянулось к нему крючьями и лезвиями. Сотни, тысячи бестелесных, еще не нашедших себе тела, теснились в крохотной пещерке, их было больше, чем воздуха. Суп из диббуков. Они не в силах захватить его тело, пока он не спит, но Клементина, их владычица, – совсем другое дело. Парализует даже бодрствующего. Арвет уже испытал ее силу, когда спасал Мари Флери.
Эти зазубренные крючья, различить которые может только взгляд шамана…
Они рванулись к нему, Арвет отпрыгнул и ударился о стену. Бежать некуда, бежать нельзя!
Лезвия белого света, ловчие щупальца владычицы диббуков, прянули к нему и отлетели от взмаха ножа.
На Дороге Снов образ ножа не менялся, но действовал не хуже, чем перо стимфалид. Годится!
Выдыхая клубы пара, он шагнул вперед. Прямо сквозь него протекли несколько диббуков. Арвет сморщился – словно чьи-то липкие пальцы коснулись сердца.
– Лучше выходи сама, – сказал он. – Ты проиграла.
– Твое тело будет нашим, шаман. И тела твоих друзей, и тело твоей любимой. Все люди станут сосудами для диббуков, вся планета будет нашим домом!
Удар! Арвет отсек несколько крючьев, вонзившихся в его тело на Дороге Снов, но десятки других пробили его насквозь. Он не может опустить даже веки, только дыхание и биение сердца оставлено ему. Диббуки кружат, стекаются, окружают его плотным коконом.
Больше ничего не видно, ничего, кроме света.
Спи, шаман, борьба бессмысленна.
Холод ползет по рукам, проникает под кожу, его кости стали льдом, его кровь – жидким азотом. Вихрь диббуков вокруг, они проходят Арвета насквозь, текут по крючьям Клементины, вонзившимся в тело.
Вот и все, твой путь закончен.
Еще нет. Липкие щупальца касаются сердца, чужая воля стучится в ворота разума, но он еще держится, еще не под властью диббуков. Что-то внутри его сопротивляется, что-то не желает растворяться в холодном свете Клементины.
«Ты умер и родился, огонь Сайво-озера живет в тебе, – всплыли в памяти слова. – Стоит шаман ногами в двух мирах разом и ни одному не принадлежит».
Что такое…
Если бы бестелесные могли испытывать удивление, оно бы звучало в голосе Клементины.
Вспышка! Сотни светоносных нитей отлетели прочь, когда Зарница появился в пещере. Он ударил рогами, и диббуки отпрянули, закружились вокруг него. Тщетно – у Зарницы нет тела, дух-проводник заполнил собой тесную пещерку, выдавил прочь диббуков.
Нет, ты не уйдешь!
Ядро света взорвалось, выбросило новые крючья и лезвия, они пробили тело Арвета, жалкой рыбешкой он сотрясался на сотне гарпунов разом. Свет Клементины ударил прямой наводкой по его сердцу, опрокидывая его в беспамятство. Мерзлая земля посыпалась со свода. Колонна зашаталась. Мутнеющим взором Арвет увидел, как серый камень расходится сетью трещин, осыпается кусками, сквозь которые проступает… пустота, будто внутри камня был заключен воздух, блистающая колонна чистого воздуха.
Из трещин полезло бесформенное сияющее марево, тело Клементины. Как улитка, она выбиралась наружу, подтягивалась на своих крючьях. Какая честь – быть захваченным самой повелительницей диббуков: почему же ты не гордишься, маленький шаман?
Зарница бросился к ней, но Клементина одним ударом отшвырнула его прочь за пределы пещеры.
Арвет падал в колодец ледяного света, он уже не чувствовал ни рук, ни ног, ни тела, переставал ощущать тепло и холод, различать звуки – шаг за шагом диббук отсекал его от всех каналов восприятия. Только зрение еще принадлежало ему, но и это было лишь изощренной местью Клементины – она оставляла ему зрение до самой последней минуты, прежде чем запереть его разум в черной комнате, в самом дальнем уголке сознания.
Я ударю твоими руками в спину твоим друзьям, я приду к твоей любимой, и ты ничего не сможешь сделать, шаман.
Ее мысли сливались с его мыслями, чудовищные извращенные чувства диббука смешивались с его чувствами, и он уже сам разделял с ней ее ликование, ее торжество, радуясь захвату собственного тела.
