Кира Тигрис - Дневники Джинна. Часть 1
Сбив пару дверных косяков и наступив на Тихонтия, я споткнулась о порог и кубарем вылетела в палисадник – как раз в центр событий.
– Дочь, ты живая? – подбежал ко мне испуганный отец, я сидела нечесаная и не умытая в одной пижаме, – что случилось? Кстати, это не твое? Нашел в почтовом скворечнике!
Он протянул мне мой второй тапок, вытряхнув оттуда пару заспанных эльфов. Громко кряхтя и ругаясь, как макака после драки, я забрала его, на ходу импровизируя с ответом. Погода была под настроение: солнце все глубже и глубже куталось в хмурые тучи, будто тоже желая взять выходной.
– Я… я проспала! – закричала я первое, что пришло в мою побитую голову.
– Но, Алиса! Сегодня же воскресение! – промямлил отец, хитро приподнимая светлую бровь, – или у тебя свидание? Что это у тебя под глазом? Фингал?
В руках он сжимал газонокосилку, извлекая из нее все новые и новые цветы, как фокусник из шляпы кроликов.
– Свадьба, пап! – буркнула я, ощупывая пальцами правый глаз, – ам… тушь потекла!
Вокруг летали сонные растрепанные эльфы – вчерашние танцы явно не прошли бесследно. На соседнем участке носился черно-белый пятнистый мопс Жопульчик, отчаянно хрюкающий от злости. Он гонялся за Цветочным Величеством, которая, видимо, «чудесно» пахла сметаной еще со вчерашнего дня.
– Хватай! Глотай! Хозяйка в опасности! Рх-рфаф! – ворчал мопс, прыгая на коротеньких лапках, вдруг, резко остановился и принялся чесаться, – стоп! Блохи заели!
Пара электриков колдовала над почерневшим трансформатором, куда вчера врезалась черно-белая шпионка. Ее обгоревших крыльев нигде не было замечено.
Я резко обернулась на дикий гогот. Прямо за живой изгородью стоял невысокий, едва ли выше меня, весьма упитанный мальчик. Его светлая безобразно ровная челка была прилизанна. Маленькие глазки из-за навалившихся толстых щек превратились в тоненькие темные щелочки, оба подбородка тряслись от смеха. Одет он был в безразмерную красную футболку и темно-зеленые шорты – в общем, так же глупо, как и смеялся.
– Лелик? – машинально спросила я.
Эффект от моих слов был, как от водорода с хлором: мальчишка мгновенно перестал смеяться, уступив место недоумению, ярости и даже испугу.
– Ну, раз последняя соня встала, можно приступать! – вмешался шепелявый мужской голос, что донесся из кроны старого каштана, – такая неуклюжая и неопрятная!
Я вздрогнула, из-за векового ствола выглянула ухмыляющаяся физиономия мужчины с темными пушистыми усами и блестящей лысиной на затылке.
Винни Столбин сверлил меня подозрительным прищуренным взглядом из-за толстых роговых очков. На вид ему было не многим за сорок лет, сухой и длинный, он являлся достойным продолжением высокой деревянной лестницы, на которой стоял. «Оперение» старшего Столбина было весьма скучное: стандартная клетчатая рубашка и серые брюки. В правой руке он держал новенькую ярко-красную, как в фильмах ужасов, бензопилу, которой метил точно в сердце древнего каштана. И это я вчера пообещала птицам, что он будет тут стоять не меньше двухсот лет! Моя партия сыграна – шах и мат!
– Нет! Стойте! – в ужасе закричала я, осознавая, что меня разбудил именно рев пилы, а не газонокосилки, – там же дэль…! Прекратите!
– Что стряслось? – Столбин недовольно выключил пилу, ее лезвие было в паре миллиметров от морщинистой коры, – мы же договорились спилить это старье! Весь дом в тени! На голову валятся каштаны! В корнях живут крысы!
Он вопросительно сверлил колючими карими глазками моего отца, тот сначала колебался, а затем все-таки еле заметно кивнул.
– Не крысы, а каштановые тролли! – закричала я, словно это меня распиливали. Извилины буквально дымились от напряжения, придумывая малейшую разумную причину, по которой нельзя было лишать птиц дома, – оно священно! Его нельзя трогать! Оно закрывает мои окна от солнца!
– Что? – рявкнул Столбин, беспомощно опуская пилу и обращаясь за поддержкой к сыну, – иди, позови мать, Леопольд. Скажи, девчонка выдрыхлась и пришла командовать. Я не выдержу и минуты этого бревна на моем участке.
Лелик послушно засеменил в дом, предварительно покрутив пальцем у виска. Я молилась, чтобы вырубили свет – пила питалась от электричества.
– Алиса! С тобой все хорошо? – взволнованно зашептал мне отец, забыв про газонокосилку, – твои окна выходят на другую сторону! Ты выглядишь, как…
– Я знаю, как я выгляжу! – возмутилась я, вспомнив о своем взбалмошном виде, – это все переходный возраст, пап!
Отец стоял передо мной в старой футболке и джинсах, схватившись правой рукой за небритый подбородок. Он, как ребенок, переминался с ноги на ногу, размышляя: «А не позвать ли мне сюда маму?»
– Прекрати косить наши розы! – я бросила яростный взгляд на газонокосилку, – и, вообще, ты меня разбудил!
– Сонь! Соня! – не выдержал отец, – спустись-ка сюда, дорогая!
– Уже иду! – донесся из глубины дома ответ, – Алиса тебе помогает?
– Что-то вроде того!
Я посмотрела на небо – мрачные сонные тучи надежно скрывали землю от малейшего солнечного лучика. Где-то далеко заворчал гром, на мои плечи упала пара крупных капель.
– Тьфу ты, Ведеркины! – рявкнул Столбин, угрожающе замахиваясь пилой на тучи, – с вами вымокнешь, как суслик!
Не дожидаясь вождя, он приступил к исполнению приказа – заревела пила, засверкали острые зубья.
– Нет, стойте! Немедленно прекратите! – перекрикивала я, готовясь швырнуть в него тапком, однако, дальше у меня получился еще более роскошный план-перехват, – лысый лось! На кухне грязная посуда!
Такое он не мог игнорировать, рев пилы мгновенно стих.
– Опять надел разные носки? Оставил свет в туалете? – продолжала я наступление, сама не понимая, как это делаю, таких подробностей не знали даже дэльвиры, – в туалете снова засор! Старый пердун!
– Что?! – судорожно сглотнул ошарашенный Столбин, вспоминая вчерашние события и тон своей жены, – это… не я… Авгочка…
Я смотрела куда угодно, только не на отца – тот не переставал шептать себе под нос «Алиса, что стряслось? О! Перестань! Это же просто соседи!». Потом объясню свое поведение, мол, съела что-то не то или просто было слишком низкое давление.
Громко хлопнула соседская дверь, на пороге показалась Августина Столбина в своих лучших выходных бигудях. Необъятная женщина в махровом тигровом халате с ярко-рыжей шевелюрой. Мопсообразная, с куриной грацией и легкостью слона. Пухлое розовое лицо имело столь кислое выражение, будто ее неделю кормили лимонами, а глаза горели, как после щепотки красного перца.
Вождь прервала свой утренний двухчасовой туалет, чтоб навести порядок и восстановить правосудие. Я одернула грязную пижаму, обернувшись по сторонам в надежде спрятаться – некуда!
– Доброе утро, соседи! – небрежно бросила она скорее моему отцу, чем мне, и повернулась к Столбину, – мы же договорились, Винни! Сегодня большой праздник – приезжает мама! Больше ни одного мерзкого каштана в нашем милом садике!
– Да… помню маму, – чуть дыша, кивнул ее муж, и тут же выпалил полный отчет о проделанной работе, – все шло отлично! Я обсудил дело с Петровичем, пилу смазал, удлинитель нашел, поставил лестницу, как вдруг… – на этом месте он сделал таинственную паузу, придавая своей речи драматический окрас, – появилась она! Проснулась и все испортила!
– Спасите! – прошептала я себе под нос, затаив дыхание, вождь могла одной левой выдернуть каштан вместе с корнями, – кто-нибудь… Макс…
– Маленькая Йод-Ведеркина! – злостно коверкала мою фамилию «большая Злобина», (не забыть попросить у Ника сотню бомб-вонючек), – не суй свой нос в чужие дела, деточка! Приведи себя в порядок и не мешай моему мужу работать! Не успела приехать, уже на ребят вешается. Связалась с местными хулиганами! – она споткнулась о домкрат и растянулась на клумбе с розами, – Ай! Винни, старый тюфяк, живо слезай оттуда – я сама залезу! Раскидал тут свои безделушки! Марш в гараж – ты наказан!
– Они с Колтиным целовались вчера! – ехидно хихикнул ее сын, торжествующе высунув язык – терпеть не могу его глупую челку, – я сам видел, как ему не нравилось!
– Неправда! Глупый Сынчик! – закричала я, чувствуя, как краснеют мои уши, – я никого не целовала! Вот бы Макс сейчас был здесь, ты бы похудел в два раза!
Вождь решительно обернулась в сторону каштана, и тут ее взгляд разом потеплел, гнев сменился на милость, ярость на ласку, здравый смысл на абсурд:
– Ути, маленький мамулин поросеночек! Брось бяку, малыш! Дай, почешу животик – разгоним блошек!
Винни Столбин, густо краснея, выронил «бяку»-пилу и, едва удерживаясь на лестнице, расплылся в блаженной улыбке. Прежде он не слышал от жены ничего подобного.
– Ррр-гаф! Гаф-хфры-гаф! – раздалось прямо у основания лестницы.
