Юрий Забелло - Планета для робинзонов
— Ну как, шеф, оправдали мы ваши надежды? — спросил Герман, появляясь в дверях рубки во главе своей бригады, уже снявшей скафандры.
— Молодцы, ребята! — ответил Дюма.
— Мы — кузнецы, и дух наш молод, — пропел Андрей.
— Что-то вы рано запели, — отрезвил их Дюма, — ещё неизвестно, чем все это кончится. Мванза говорит, что когда этот чёртов метеорит сгорел в отсеке, спутник мог выйти из строя. Электроника — штука нежная. Боится всяких резких изменений температуры. Да и система регенерации — тоже.
— Поживём — увидим.
Опасения Дюма оправдались. Спутник действительно вышел из строя, и все электронщики в один голос утверждали, что отремонтировать его можно только в условиях нормальной силы тяжести.
— Ладно, — сказал Дюма, — отремонтируем сразу же после посадки.
— Все равно ему нужно было, сделать ревизию, прежде чем запускать, — поддержал его Мванза. — Четыре года — срок долгий. Лично я очень бы удивился, если бы в нем ничего не сломалось.
Гораздо хуже оказалось положение с установкой регенерации воздуха. Три четверти элементов погибли безвозвратно. Ндоло с головой окунулся в расчёты.
Его длинные худые пальцы так и бегали по клавишам вводя в компьютер новые и новые данные. Наконец он оторвался от пульта.
— Как скоро мы сможем сесть?
— Суток через семь — восемь… — Френк занял его место и в свою очередь заиграл на клавишах. — Через… Сто четыре часа. Манёвр — минут… тринадцать с хвостиком. И на околопланетной орбите… — он повернулся к капитану с вопросом на лице.
— Мы планировали трое суток на орбите… — начал Дюма. — Надо разобраться с радиофоном. Посмотреть, нет ли светящихся пятен городов… Изучить магнитное поле, другие параметры… А что?
— К сожалению, трех суток не получится, — отвечал Ндоло. — Даже если использовать до конца вес кислородные запасы и пустить на износ все оставшиеся элементы, воздуха нам хватит на пять — шесть суток. А ведь надо же оставить время на изучение воздуха планеты… Вдруг придётся ставить фильтры?
— Так… — протянул Дюма. — Предложения?
— После выхода на орбиту — один — два витка для выбора места посадки… И все. Попутно послушаем радиофон, посмотрим и пятна…
— Видимо другого нам не дано. Значит так и сделаем.
Вот так, на тысяча пятьсот сорок восьмые сутки полёта по времени «Пасионарии», 27 марта 37 года Эры Объединённого Человечества по времени Земли «Пасионария» произвела посадку на поверхность неизвестной планеты. Первый этап Звёздной Экспедиции благополучно завершился.
4
Теперь, когда в иллюминаторы корабля был виден зелёный травяной ковёр, а чуть дальше — голубая поверхность воды, окаймлённого камышами озера, космонавты неожиданно потеряли все своё терпение и выучку. Эти люди, которых ещё там, на Земле не могли вывести из себя никакие неожиданности, вдруг оказались бессильными перед самым простым чувством — ожиданием.
Если бы Дюма заранее не запретил кому бы то ни было мешать Ндоло, он, наверное, делал бы свои анализы гораздо дольше, потому что через каждые пять — десять минут к нему врывался бы кто-нибудь с не очень умным вопросом:
— Ну как?
Все эти пять или шесть часов люди слонялись по кораблю. Каждый стремился найти себе какую-нибудь работу, чтобы убить время, и каждый тут же убеждался, что нетерпение — выше его сил, а самая нужная, самая срочная работа просто валилась из рук. Понимая состояние космонавтов, Дюма не пытался вмешиваться и как-то занять экипаж. Сам он страдал больше всех.
В конце концов все собрались у дверей рубки, где заперся Ндоло со своими помощниками, ожидая конца анализа. Вот, наконец, двери распахнулись. Все глаза устремились в одну сторону. На всех лицах был написан один и тот же вопрос. Ндоло поднял руку, как бы требуя внимания, хотя в этом не было никакой необходимости:
— Друзья! Анализы превосходные! Человек может дышать воздухом этой планеты без всякой опасности для жизни.
Бурный восторг. Кто-то смеялся, кто-то плакал. Дюма подпрыгивал на месте. Выждав немного, пока все чуть успокоятся, Ндоло продолжал:
— И бактериологический анализ — не хуже! Эта планета — подлинная сестра Земли.
Дюма не выдержал:
— Открыть люк и всем — на десятиминутную прогулку.
Точно школьники, отсидевшие скучные уроки, толпа с шумом и хохотом высыпала из корабля. Даже вечно невозмутимый Френк Хонани упал на траву и гладил её, и целовал травинки, и шептал им какие-то ласковые слава. Об остальных и говорить не приходится.
С большим трудом Дюма сумел овладеть собой, а потом уже — и общим вниманием:
— Друзья! Братья! Люди!!! Мы прибыли! Мы прилетели! Мы снова топчем траву, снова дышим воздухом настоящим, с запахом цветов и земли! Мы снова видим Солнце! Пусть не наше, земное, пусть другое, но — настоящее, живое. Вот она — наша мечта! — хотел сказать ещё что-то, но в горле неожиданно застрял комок, который ни протолкнуть, ни проглотить он был не в силах. Бурные аплодисменты были ему ответом.
Постепенно все немного успокоились. Биологи кинулись рассматривать растения и насекомых, геологи — ковыряться в земле, Ндоло побежал к озеру взять на анализ воду. Бригада кузнецов ринулась за ним.
И на запах, и на цвет вода ничем не отличалась от земной. Ндоло решился… и попробовал на вкус… Кузнецы застыли около него немой скульптурной группой.
— Вода! — вскричал Ндоло — Настоящая вода!
Как они были — в полной одежде, кузнецы подхватили химика под руки и ринулись с берега в эти прозрачные тёплые волны…
Только поздним вечером собрались космонавты в кают-компании. Делились впечатлениями, рассматривали собранные растения и насекомых, кузнецы демонстрировали пойманную рыбу…
— Смотрите, трава-то, ну точно наша тимофеевка!
— А у меня клевер…
— Растительность земная, это точно, а вот насекомые — совсем другие…
— Да нет, растительность не совсем наша, у меня несколько новых растении, даже листики какие-то голубоватые…
— А рыба-то, совсем на нашу не похожа…
— А птиц нет…
— Да, птиц нет…
— Вот что, — сказал Дюма, — выводы делась ещё рано. Давай-ка все спать. Завтра с утра займёмся подготовкой. Дня через два начнём первые разведочные полёты, поездки…
— Назвать планету надо!
— Называть ещё тоже рано. Поживём, осмотримся, название придёт само. Радиофона мы, правда, не уловили… Пятен городов — не видели. Но мы ведь и сделали всего два витка… Планета по-видимому, аборигенного населения не имеет, но к неожиданностям надо быть готовым… Единственное, что мы можем уже назвать озеро. В нем сегодня весь день плескались наши «кузнецы». Пусть же оно и будет — Озером Кузнецов!
СЬЮ
В социальном аспекте… общество Пендергастов… с плоско-пародийной точностью копировало обыкновения, существовавшие в условиях расцвета рабовладельческого Юга.
Т. Маттикайнен1
Сью была вне себя. Она мчалась по переходам Большого Дома, не замечая ничего вокруг. Она не замечала, что её шляпка сбилась куда-то на спину и держится только на одной ленточке. Волосы, её длинные льняные волосы, которые так аккуратно расчёсывали каждое утро, теперь растрепались и развеваются сзади нестройной волной. На платье оторвалась оборка и волочится по полу вслед за ней, а на левом рукаве вырвана «с мясом» пуговица.
Её худощавое, обычно очень бледное, лицо все горело, тонкий нос ещё более заострился, а серо-голубые глаза слегка позеленели от злости и метали молнии.
Редкие в это время дня слуги, заслышав неистовое стаккато её каблучков, прижимались к стенам или скрывались в ближайшем боковом проходе, чтобы не оказаться на пути бури. Хотя Сью никогда не обижала слуг, долгие годы научили их своевременно уходить с пути белого человека…
Миссис Элоиза, «старая миссис», вместе со своей сестрой Оттилией и невесткой рассматривали кружева. Две девушки и старая Джейн подносили новые и новые образцы. Стулья, столики, кресла — все было занято воротничками и оборочками, накидками и салфетками, и просто кружевами в рулонах.
Все три белые женщины целиком и полностью погрузились в сложное дело. Они так и этак комплектовали изделия различных видов, подбирая «подарки» ближним и дальним соседям. Белые платья негритянок сливались с кружевными волнами. Они беспрекословно выполняли все указания хозяек: снимали одно и вешали другое, разворачивали и сворачивали рулоны, откладывали и перекладывали…
Внезапно появившаяся в дверях, запыхавшаяся Сью так не соответствовала всей мирно-деловой атмосфере этой комнаты, что ошеломлённые женщины не могли вымолвить ни слова. Первой пришла в себя миссис Пендергаст-младшая:
