Хроники Перепутья - Аве Алиса
– Много ты понимаешь, – обиделся брат. – Он грустный клоун.
– Нет. Он злой.
– Удачный выбор! – сказал им тот, кто сидел на диване.
– Я говорил тебе, что родная душа самая вкусная, – шепнул клоун на ухо Маше, и одновременно с ним то же произнёс человек на диване.
Маша сжала зубы, осколок леденца поцарапал щёку. Маша выплюнула его.
– Мне что-то не нравится эта история. Выберем другую игрушку?
И она повернулась к мальчику в кроличьем комбинезоне. Он точно походил на кого-то знакомого. Маша отчаянно вспоминала имя. В голове раздался детский плач. «Костя? – встрепенулась Маша. – Его превратили в игрушку!»
– Как я могла забыть? Во второй раз. – Маша попыталась встать, но приклеилась к креслу.
Клоун покусывал нижнюю губу, он не сводил разноцветных глаз с арены.
– Нас было двое, – человек на диване не шевелился.
Прожектор не освещал его, Маша могла видеть лишь очертания фигуры.
– Одинаковых и привязанных друг к другу крепче, чем привязано сердце в груди. Мы любили друг друга, и этого нам вполне хватало. В сиротский дом, где мы жили с самого рождения, пришёл человек. Высокий, в чёрном, с низким голосом и холодными глазами. Он выбрал моего брата, а тот потащил меня за собой. Мы же были неразлучны. Он учил моего брата. А мне уготовил иную судьбу. Но в день, когда брат должен был обрести силу, я сделал собственный выбор. И сейчас, мальчик, научу этому тебя.
– Я хочу выбраться отсюда, – произнесла Маша. Её напугали слова того, кто прятался в тени. – Платон, нам пора!
Платон не услышал. Леденец, разбитый на четыре части, лежал на полу. Игрушка, которая могла быть Костиком, смотрела на Машу пустыми глянцевыми глазами.
– Хочу услышать его историю, – выпалила она, указав на мальчика-зайчика.
– Его время придёт, сам расскажет, – потёр ладони клоун.
Девочка на арене вздрогнула и выронила куклу. Та упала, фарфоровый лоб треснул. Мальчик, выставив клоуна вперёд, шёл к дивану.
Из тьмы появился скрюченный палец с жёлтым когтем, указал на девочку. Та медленно опустилась на арену, глаза её закрылись, из-под ресниц и из приоткрытого рта полилась голубоватая дымка.
Машу трясло от страха и ярости. Как она могла попасться на уловку Перепутья, где сплошь колдуны и ведьмы?
Вслед за когтистым пальцем показалось бледное лицо с высоким лбом и зачёсанными назад волосами. Под длинным носом кривились тонкие губы. Из-под кустистых бровей сверкнули бледно-голубые глаза. Человек широко улыбнулся, во рту теснились острые зубы.
Маша попыталась встать, но кресло её не пускало.
– Пожалуйста, дайте нам уйти, – тихо попросила она.
– Хозяину тоже нужен был ученик, – тренькнул бубенцами клоун. – Смотри, не отвлекайся!
– Мне надо к ведьме. У неё мой брат, – умоляла Маша.
Сидевший рядом мальчик-зайчик не мог быть Костиком. Того забрала женщина в коричневом платье и белом фартуке. Она ждала Машу, как сказала ей Вирь-ава. Та, чьё наставление ничего не есть на ярмарке, Маша так легко переступила.
– Это всё ваш леденец.
– У каждого своя цена, – клоун заговорил печальнее.
Колдун на сцене выступил под свет прожекторов. Он медленно превращался в чудовище. Лицо вытянулось в звериную морду. Рот стал больше, зубы выступили вперёд. Облик его колебался, как отражение в неспокойной воде. Он продолжал указывать корявым пальцем на лежащую девочку. Мальчик опустился рядом с сестрой. Его тело обмякло.
– Ты не должен подчиняться! – крикнула ему Маша
– Дело прошлое… да и разве не ты отдала брата ведьме? – сказал клоун. – Зачем ты останавливаешь его? Зачем ты останавливаешь меня? – добавил он с грустью.
Мальчик с шумом вдохнул голубой туман, исходящий от сестры. Колдун снова обращался в мужчину. Исчезали клыки и когти, выпрямлялись пальцы.
– Ты больше никогда не ощутишь подобного, – босой ногой колдун подтолкнул куклу. – Положи сестре на грудь.
Мальчик послушался его. Дымка отделилась от его сестрёнки и переместилась в куклу. Девочка-марионетка исчезла, на арене осталась только фарфоровая игрушка с небольшим сколом на лбу.
– Ты справился, как и я когда-то. Отбросил привязанности и верно рассудил, – провозгласил колдун. – Будешь помогать мне. Приводить мальчишек и девчонок до тех пор, покуда я не восстановлю силу и не смогу выходить из дома. Когда ты будешь готов, я займу твоё тело.
«Займёт его тело, – ужаснулась Маша. – Как Матерь Ночи! Вирь-ава говорила, что на Перепутье несколько таких колдунов. Матерь Ночи, моя ведьма и этот страшный человек».
Мальчик-марионетка упал, сжимая в руках старого клоуна. Перекрестья закрутились, арена опустела.
– Уваж-ж-ж-жаемые зрители, – выкрикнул клоун в пустой зал, – благодар-р-рим за внимание! Следующее представление состоится, когда р-р-р-рак на горе свистнет!
Он поклонился сперва направо, затем налево, плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу и выдохнул:
– Фух-х-х, обожаю! Ну-с, как тебе?
– Ты это он. Ты колдун? – не разжимая губ, проговорила Маша. – Ты превратишь меня в куклу?
Глава одиннадцатая. Ненужные души
Маша сжалась, ожидая ответа.
– Ты невнимательный зритель, Маша, – к клоуну вернулась грусть, он наклонил лицо к девочке, приблизив левую щёку, на которой виднелся след от нарисованной слезы, – сама же сказала, что у меня глаза разные. Почему дальше не догадалась?
Маша поёрзала в кресле. Она не хотела отвечать, потому что клоун опять водил её за нос. Он затащил их с Платоном в своё логово и сейчас собирался выпить их души.
– Неправильно, – клоун легко определил, о чём думала Маша. – Я тот мальчишка, что привёл к колдуну родную сестру. – Он указал на арену. – Нет-нет, не криви губы! Я тебе не вру. Когда хозяин занял моё тело, душа выпорхнула. Бяк-бяк. – Клоун скрестил руки и пошевелил пальцами. – Я стал как одна из его бабочек. Заманивал детей ему на обед. Но в итоге ждал меня не фонарь, а одна из его игрушек. Та, что я выбрал. Жалкий клоун. Он держал таких, как я, про запас, на голодные годы.
– Он что, до сих пор там, у нас? – испуганно спросила Маша.
– Нет, – усмехнулся клоун. – Он раньше обитал сразу в двух мирах: в вашем и на Перепутье. Но теперь сгинул. Сгинул! – Клоун погрозил кулаком арене и с победным видом закинул ноги на спинку кресла. – Нет его больше!
Лицо клоуна подёргивалось и кривилось, эмоции менялись, он то улыбался, то печалился. Маша не могла разобраться, верить ему или нет.
– Как же он отпустил тебя? – Маша поборола желание задать другой вопрос, но клоун снова прочитал её мысли:
– Я отдал ему сестрёнку. Родители часто ругались, мама поручала её мне. Я думал, сестра виновата и в родительских ссорах, и в том, что я стал… ненужным. Взрослым и надоевшим. Однажды я услышал голос, вкрадчивый, говоривший о том, что меня тревожило, чего я боялся. Он предложил мне избавиться от проблем. Назвал адрес и цену. Не просто так я сказал тебе, Маша, что у всех есть цена. Вот у него, например, очень похожая на мою, – клоун указал на мальчика-зайца в кресле.
Эта игрушка почему-то не исчезла.
– Ни один леденец на палочке не сравнится по вкусу с душой. – Клоун закатил глаза, но спохватился. – И любая боль покажется желанной в сравнении с болью, что мучает после того, как попробовал чью-то душу. Я осознал это, обратившись в клоуна. Вспомнил разом всё человеческое и увидел, каким стал чудовищем. Я сделал так, что новый ученик разбил меня. Кое-какая магия во мне оставалась. Я обернулся призраком и помог убежать девчонке, которую он привёл мне на смену. Надеюсь, он сгнил от голода, мой хозяин! – Клоун вытянул губы, напомнив Маше Вирь-аву, и завыл: – О-о-о-о-о, да-а-а-а!
– Но он не сгинул, – закончила за клоуна Маша. Во время рассказа она поманила к себе затихшего Платона, и теперь малыш сидел у неё на коленях и грыз свой леденец. – Ты всё врешь. Это его цирк, ты ему служишь, и скоро он явится, чтобы напасть на нас.