Анн Плишота - Последняя надежда
— Но, мама, я хочу остаться с тобой! — всхлипнула девочка.
— Доверься мне! — умоляющим тоном произнесла Малорана. — И никогда не забывай…
Феникс был уже совсем близко. Он опустился у ног Драгомиры, присевшей, чтобы потрогать его великолепное оперенье.
Внезапно девочка повернулась, и Оковид последовал за ее взглядом: к гигантскому дереву на всех парах летели десятки людей.
— Давай, Драгомира! Не медли! — приказала Малорана.
Феникс затянул громкую песнь, пронзившую души всех присутствующих. Тут же в барьере необычного цвета вспыхнула яркая радуга и засияла в надвигающихся сумерках.
— Скорее! УХОДИТЕ В ПОРТАЛ! И КРЕПКО ДЕРЖИТЕ ДРАГОМИРУ! Остальные, быстро! Прикрываем их! — что было сил закричала Малорана.
— Мама! Я не хочу!!! НЕТ!!! Иди с нами! — крикнула в ответ Драгомира.
Абакум с Леомидо подхватили девочку и понеслись к радуге. Нафтали обогнал их и, достигнув арки, внезапно исчез, в то время как один из его соратников упал, сраженный изменниками. Светящуюся арку пересекли и исчезли еще несколько человек.
Оковид развернулся, и на экране появился Вальдо, отчаянно пытавшийся помешать изменникам броситься за его дочерью.
Внезапно отец Драгомиры застыл на месте и, упав, тяжело покатился по земле. Девочка испустила душераздирающий вопль.
Чуть дальше Малорана вступила в рукопашную с Осием. Похоже, ее ранили в голову, потому что по лицу Лучезарной текла кровь. Внезапно она оторвалась от земли, со всей силы ударила ногой главаря изменников, а потом обрушилась на него всем весом.
Оба, обессиленные схваткой, стояли на коленях друг напротив друга, рядом с окровавленным телом Вальдо.
Зрителям было совершенно ясно, что враги нанесли друг другу весьма серьезный урон, поскольку оба они упали и исчезли в высокой траве.
— МАМА!!! — крикнула Драгомира.
Арка была уже совсем близко.
— Держитесь! — крикнул Леомидо.
И на стене, на которую проецировались воспоминания Драгомиры, больше не было ничего, кроме черного круговорота, стремительного, как гигантский спиральный спуск.
Когда спуск завершился, перед взглядом Драгомиры предстал пустынный пейзаж. Должно быть, тут было ужасно холодно, потому что Леомидо застучал зубами.
— Где мы? — раздался перепуганный голос юной Драгомиры.
— Единственное, что могу сказать, маленькая Лучезарная, мы Во-Вне, — ответил Абакум. — А где именно, понятия не имею…
Картинка стала расплывчатой, словно взор Драгомиры застлала пелена слез.
18. Сумбур
Окса смотрела на пятна света на стене, раскрашенной проникавшими сквозь витражи комнаты солнечными лучами. Предыдущая ночь была, безусловно, самой короткой, самой насыщенной и самой удивительной за всю ее жизнь. Несмотря на усталость, девочка пребывала в сильнейшем волнении, разрываясь между восторгом и тревогой. Все уголки ее души заполонили множество эмоций, переполняя сердце и заставляя трепетать нервы. Так что этот час самоподготовки был просто даром небес!
Склонившись над учебником географии, Окса могла мысленно бродить где угодно, не боясь быть заподозренной в рассеянности или недостаточном прилежании. Она все время думала об этой Внутренней Земле. Эдефия безмерно притягивала ее, практически манила.
Единственный, кого ей не удалось обдурить, был Гюс. После того, как она сообщила, ей нужно сообщить ему кое-что очень важное, друг кидал на нее заинтригованные и нетерпеливые взгляды. Наконец, сразу после обеда им удалось улучить момент, чтобы уединиться. Для этого пришлось исхитриться и удрать на нижний этаж в служебную клетушку — Берлога со статуями оказалась занята более шустрыми учениками… Там Окса представила Гюсу полный и доскональный — и весьма восторженный! — отчет о событиях прошлой ночи, в окружении веников, швабр и прочей уборочной параферналии.[8]
— Отпад! — воскликнул Гюс. — Потрясная история!
Окса говорила без остановки почти час. А потом, уставшая, испытывая облегчение от того, что поделилась своей тайной, она с горящим взором уставилась на Гюса.
— Ух ты! И что ты… чувствуешь? — Он провел рукой по волосам. — Как тебе… все это?
— Понятия не имею, — призналась Окса. Ее большие серые глаза возбужденно блестели. — Теперь я понимаю, что мои способности наследственные, и это важно. Так спокойней. В то же время мне как-то странно это знать, и я все время об этом думаю, что не покажи я бабуле синяк, мне бы никто ничего не рассказал. Я бы НИКОГДА ничего не узнала, проведя всю свою жизнь в неведении!
Гюс удивленно взглянул на ее вдруг ставшее жестким лицо.
Окса, стиснув зубы, продолжила:
— Нет, ну ты понимаешь? Они хранили этот секрет годами! Могли бы мне и раньше сказать… А еще, они никогда ничего не говорили моей маме, соображаешь?
— Ну, наверное, это было ни к чему, — предположил Гюс.
— Да проблема не в этом! — взорвалась Окса. — Это вопрос доверия! Все же, наверное, важно знать, откуда мы и почему мы такие, нет?
Гюс опустил глаза, лично задетый, и обиженный, словами Оксы. А последняя, сообразив, что проявила бестактность, закусила губу.
Ее друг был усыновлен, и она только что бесцеремонно напомнила ему об этом.
— Прости, Гюс, я не это хотела сказать… Я просто в полном ауте, — дрожащим голосом заявила девочка, вздохнув.
— Да ладно, не бери в голову, — как бы между прочим бросил Гюс. — Видишь, как оказалось, ты такая же, как я, а ты даже об этом не знала… Я понимаю, что ты чувствуешь. Когда родители рассказали мне о моем происхождении, мне было чуть больше семи, и я был одновременно и счастлив, и сердит. Счастлив, потому что понял, наконец, почему я другой. Я уже давно сообразил, что не похож ни на маму, ни на папу. К тому же другие никогда не стеснялись мне на это указывать… И когда узнал, кто мои биологические родители, и как оно все было, у меня прямо гора с плеч свалилась. Мое отличие перестало быть для меня тайной, я едва не гордость испытал, хотя и не очень-то мог об этом распространяться. Когда дела шли плохо, я думал обо всем этом и говорил себе, что все сложилось просто отлично, что мне повезло, и я что должен быть только рад.
— А почему ты был сердит? — Окса слушала Гюса очень внимательно.
— Ну, мне казалось, что потеряна куча времени. Я обиделся на родителей, что они так долго ждали, прежде чем рассказать мне, ведь от этого знания я испытал такое облегчение! А мог испытать его еще раньше! И от этого я злился… Несколько месяцев я вел себя отвратительно, может, помнишь, мы тогда в первом классе учились…
— Ага, — припомнила Окса. — Ты тогда совсем ушел в себя, то есть больше чем обычно.
— На самом деле это я гнев в себе сдерживал, — продолжил Гюс. — Ты ж меня знаешь, я не больно-то склонен эмоции выплескивать. Но тогда мне было совсем худо. Эта запертая внутри ярость меня просто пожирала! И в один прекрасный день я сидел на кровати и играл в видеоигру. Вспоминал свою жизнь… Папа сел передо мной, забрал пульт, посмотрел мне в глаза и заговорил со мной. И тогда я понял, что не бывает подходящего момента, чтобы узнавать такие вещи. Узнаешь ты их в пять лет, в десять или пятнадцать, все равно твой мир переворачивается, а это больно, потому что вся твоя жизнь меняется. Именно это сейчас с тобой и происходит…
Окса долго на него смотрела. Гюс редко так много говорил о себе. Кстати говоря, похоже, он и сам был этим немало удивлен…
Гюс в пятый раз провел рукой по темным волосам и смущенно начал сгибать и разгибать поднятую с пола скрепку.
— Во всяком случае, твоя история выходит за рамки всякого воображения, — заметил он. — Хотелось бы мне поглядеть, на что похожа эта самая Эдефия! Надеюсь, ты не забудешь старого приятеля из Во-Вне, и пригласишь его в гости, когда станешь Верховной Правительницей… Э-э… Кстати, а как я должен тебя величать-то?
— Иа-хууу!!! Величай меня… Окса-бесстрашная-ниндзя-Лучезарная! — воскликнула девочка, чтобы разрядить обстановку.
Поднявшись на метр от земли, она приняла атакующую позу кун-фу, выбросив ногу в сторону, как сделала Малорана в Оковиде бабушки.
Клетушка была не больно-то приспособлена к такого рода упражнениям, и все содержимое, оказавшееся на траектории движения «бесстрашной ниндзя», полетело на пол.
Гюс рассмеялся.
— Не очень четко проведенная атака, смею заметить, Окса-сан! Есть еще чему поучиться…
Когда друзья выбрались из своего укрытия, их поджидал неприятный сюрприз в лице нескольких одноклассников, включая пресловутую Хильду Ришар — Дурынду — и ее подпевалу, Акселя Нолана, которые никак не могли удержаться от возможности сказать гадость.
— Ой, а вот и мисс Супер-Пупер-Хитрюга и мистер Верный-Песик-Гав-Гав! Заперлись вместе, на помойке! По-моему, довольно вонючее местечко для романтического свидания, как считаешь, Аксель? — хихикнула Дурында, прижав Оксу к стене.
