Клайв Баркер - Абарат. Абсолютная полночь
— Когда поднимется стена? — спросила Кэнди.
— Она уже поднялась. Нет, не оборачивайся! Когда же ты, наконец, научишься осторожности? Ты ведь не в игрушки играешь. Боа могла быть воспитанной соседкой, пока жила у тебя в голове, но это говорит лишь о силе твоего влияния. Должно быть, ты подавляла ее злобу, сама не зная, что делаешь. Но сейчас она свободна.
— Так что насчет стены пламенных шипов?
— Она ее надолго не задержит. А тем более ее не задержит твоя нелепая змея.
— Вы были правы. Надо было создавать топор…
— От него было бы не больше проку… чем от змеи. — Мунн говорила все медленнее, ее шаги тоже замедлялись, а потом она встала. Кэнди остановилась позади, глядя на деревья. Она искала знаки присутствия Шалопуто или Джолло с Соглашателем, но тени ближайших деревьев были очень глубокими, почти черными.
— Что случилось? — спросила Кэнди.
— Мой сын, — сказала Мунн. — Что-то произошло с одним из моих детей.
Она сорвалась с места, двигаясь стремительно, разорвав темноту перед собой, словно занавес, несколькими тихими словами. Кэнди поспешила к ней, но идти рядом не смогла: слишком плотно обступили ее деревья и тени. Она следовала за Мунн, петлявшей между стволами.
Наконец, в темноте перед ними появилась фигурка. Это был Шалопуто. Еще до того, как Мунн с ним поравнялась, он начал извиняться.
— Я не знал, как его остановить. Он произносил слова… из одной из ваших книг…
— Джолло творил магию?
— Нет, госпожа Мунн, магию творил Соглашатель. Он начал петь что-то вроде заклятия… — Он закрыл рукой мокрое от слез лицо. — Я пытался остановить его, но он не обращал внимания. Он не читал прямо из книги, поэтому я никак не мог заставить его замолчать. Он помнил заклинание наизусть.
— Я уверена в этом, — сказала Мунн. — Он очень умный мальчик. Это добро, которое я вложила в него прежде, чем он родился. — Она всмотрелась в клубящуюся тьму перед собой. — Где же он? — спросила она.
— Он все еще с Джолло. Но я не могу точно сказать, где именно. — Нахмурившись, он покачал головой, пораженный собственной глупостью. — Они должны быть прямо за мной, потому что когда я пошел искать вас и прошел всего несколько шагов, то подумал: нет, надо делать так, как говорила Кэнди, оставаться с ними. Поэтому я повернул назад, но там оказалась тень, густая тень, которой прежде не было.
— И ты знаешь, почему.
— Знаю? — удивился Шалопуто.
— Можешь не отвечать, — голос Мунн заметно смягчился. — Вероятно, ты даже не понял, от чего бежал.
— Я ни от чего не бежал. Говорю же, я не знаю, что произошло.
Лагуна Мунн миновала Шалопуто, подойдя к месту, откуда словно высосали весь свет.
— Ты слышал это в словах, которые он произносил.
— Такой язык я не понимаю.
— И все же ты его слышал, — сказала она.
Это не был вопрос. Она лишь утверждала то, что знали они оба. Шалопуто больше не пытался отрицать истину.
— Да, слышал, — сказал он.
— Слышал что? — спросила Кэнди.
— Смерть, — ответил он.
И, словно реагируя на произнесенное слово, тени перед заклинательницей начали рваться, будто были сделаны из мокрых газет. Шалопуто не хотел ничего видеть, по крайней мере, сейчас. Он скользнул за деревья, дав Кэнди подойти к Мунн, которая прошла за разорванные тени и смотрела теперь на то, что лежало на траве прямо перед ней.
Без сомнения, мальчик был мертв. С тех пор, как Кэнди видела его последний раз, плоть Джолло почти полностью лишилась жизненных соков, и то привлекательное темное создание, которым он когда-то был, исчезло. Сейчас он походил на карлика в мешковатой кожаной рубашке.
Он выглядит таким маленьким, подумала Кэнди, маленьким и бесцветным. Кожа Джолло была черной, как небеса, с разбросанными по ней искорками. Куда делись чернота и искры? Смерть сделала останки Джолло настолько чистыми, что теперь они походили на тело его брата.
Или…
Или что?
— Думаю, это не Джолло, госпожа Мунн, — тихо произнесла Кэнди, будто эти слова могли потревожить мертвеца.
— Я знаю, — ответила Мунн.
То, что тело было таким маленьким, получило свое объяснение. Останки не принадлежали ухоженному любимцу Мунн Джолло Бигогу. В траве лежало тело Соглашателя, поняла Кэнди.
— Что с ним случилось? — в ужасе прошептала она. — Магия, которую он творил, дала осечку?
— Нет. Заклинание сработало именно так, как он хотел, — сказал Джолло.
С этими словами он появился из-за деревьев с другой стороны от тела брата. Следы, оставленные на нем Боа, поглотившей его жизненную силу, были излечены, и Джолло вновь превратился в гордость и радость своей мамы, сверкающее, прекрасное создание, каким его впервые увидели Кэнди и Шалопуто. Но на этот раз на его лице не было ослепительной улыбки.
— Он использовал Древнюю магию, мама. Клянусь, я ничего не мог с этим поделать. Он отдал мне свою жизнь. Я даже не знал, что такое возможно.
— Откуда тебе знать. Это непросто. Надо найти правильное заклятье, в совершенстве выучить его, правильно произнести. И, разумеется, быть готовым отдать свою жизнь.
— Он так и сделал, мама. Я не знал, что он это делает. Клянусь, не знал.
— Значит, твой брат отдал жизнь от доброты своего сердца?
— Не своего, мама. Твоего. Потому что ты сделала его таким.
Мунн пристально всматривалась в Джолло, пытаясь определить честность его слов.
— А тебя, мальчик, я сделала из всего порочного, что во мне есть. Из моей жестокости. Мстительности. И лжи.
— Хочешь сказать, я вру? — спросил Джолло. От этой мысли он буквально рассвирипел. Шерсть на его блестящей черной шкурке, до сих пор лежавшая так идеально гладко, что Кэнди и не догадывалась о ее существовании, встала дыбом, образовав три параллельных гребня: они шли от лба по всей голове, заходили на спину и образовывали спираль на его животе, центром которой было место, где у обычных детей находился пупок.
— Нечего на меня щетиниться!
— А ты не называй меня вруном, когда я говорю правду.
— Твой брат мертв, Джолло, и я должна знать, почему!
— Спроси тылкрыса! — крикнул Джолло. — Он все видел!
Мунн посмотрела на Кэнди.
— Куда делся твой друг?
— Он где-то рядом. Думаю, он просто соблюдает уважительную дистанцию.
Она обернулась, руководствуясь, скорее, инстинктом, нежели видя Шалопуто, и тихо произнесла:
— Она не злится. Просто хочет знать.
— Да, я слышу, — ответил Шалопуто, выходя из-за деревьев. — Все произошло именно так, как говорит Джолло. Малыш произнес заклятье на старом абаратском. Я чувствовал силу его слов. И видел, как жизнь, словно струя света или воды, вытекает из него и втекает в Джолло, который был почти мертв. Он ни о чем не просил. Это все идея Соглашателя. От начала до конца.
— Ты хотя бы пытался его остановить? — спросила Мунн.
— Конечно. Я стал кричать, но это не помогло. Приблизиться к себе, чтобы их разделить, он не давал. Когда я попробовал, меня отшвырнула какая-то сила, и я упал. Я пытался несколько раз, но все без толку. Потом Соглашатель обессилел. Он только сказал, что вы поймете. Он произнес: «Скажи маме. Она поймет».
— Глупо, — пробормотала Мунн.
— Я сделал все, что мог, — ответил Шалопуто.
— Я не о тебе, тылкрыс. О своем сыне. О моем первенце.
— Поздно теперь об этом говорить, — сказал Джолло. — Посмотри на него! Он ушел навсегда и никогда не вернется.
Мунн кивнула.
— Если он хотел меня наказать, у него это получилось.
— Наказать вас? — удивилась Кэнди. — За что?
— За то, что не была для него любящей матерью, какой мне следовало быть. Потому что тьму в себе я любила больше, чем свет. — Она подошла к крошечному телу в пелене из сморщенной кожи и опустилась на колени. — Прости меня, дитя, — тихо проговорила она. В голосе ее слышались слезы.
— Думаю, нам пора идти, — сказала Кэнди.
— Да, пора, — ответила Лагуна Мунн, не оборачиваясь к Кэнди и Шалопуто и не сводя глаз с мертвого мальчика.
— Простите, — сказала Кэнди.
— В этом нет твоей вины. Это моя ошибка. Будь здорова, Кэнди Квокенбуш. Испытания, что тебя ожидают, проверят пределы твоей прочности. Возможно, тебе даже придется выйти за них. Но если тебе понадобится исцеление…
— То?
— То сюда за ним не приходи. — Слезы подчеркивали каждое ее слово. — Джолло, — сказала она, — отведи их в гавань и найди лодку.
— Спасибо, — сказала Кэнди.
Мунн не приняла ее благодарность и ничего не ответила. Она положила руки на тело своего мертвого ребенка и заплакала.
Такой Кэнди увидела великую заклинательницу Лагуну Мунн в последний раз: стоявшую на коленях у тела мальчика, который был сделан из всего хорошего в ней, со слезами, катящимися по щекам.
