Семен Слепынин - Мальчик из саванны
Саня отыскал второй камень и присел к куче хвороста. Рыжеволосый, неохотно уступая место, ворчал:
— Ничего не выйдет…
Но его оттеснили в сторону. Саня несильно стукнул камень о камень. Веером брызнули искры и впились в сухой мох. Вот он слегка задымился, потом скакнули язычки пламени. Мальчик осторожно сунул туда желтые хвоинки. Молодые люди, боясь дохнуть на робкий огонек, помогали подкладывать сухие листья, тонкие былинки.
Минуты через две уже пылал большой костер.
Сотрудники «Гелиоса», способные зажечь искусственное солнце, радовались первобытному огню, как дети.
— Молодец, Саня! Выручил! Качать Саню! Качать!
Радость мальчика перехлестнула через край: он оказался нужен людям! Да еще как нужен! Если бы его сейчас попросили ради общего блага прыгнуть в огонь, он сделал бы это не раздумывая.
Как знать, быть может, именно в эти минуты окончательно установились душевные связи с новыми для мальчика людьми, произошла та «психологическая состыковка» с эпохой, которой так долго добивались воспитатели в «Хроносе», а Иван Яснов дома.
Мальчик почувствовал себя не воспитанником, не опекаемым приемышем, а по-настоящему равным… И даже имя у него теперь чуточку другое: Сан превратился в Саню, в Александра.
Обед прошел очень весело. Рыжеволосый парень, переживавший свою неудачу, нерешительно топтался поодаль. Наконец ему разрешили присесть к костру и отведать супа. К радости Сани, рыжеволосый к концу обеда был прощен окончательно.
После еды молодые люди располагались на отдых. Некоторые сели перед видеоэкраном послушать музыку и последние известия. Анна-Луиза с подругой тихонько запели.
Юджин Вест хотел было вздремнуть в тени под кустом, но его с хохотом вытащили оттуда.
— Не позволим! Мы будем отдыхать, а ты работай!
Юджин недовольно пожал плечами и шепнул Сане:
— Говорил же тебе. Изверги!
Саня сочувственно улыбнулся. А Юджин, вздохнув, вытащил из кармана небольшой кубик, который стал развертываться в походный этюдник. К таким фокусам гравитехники Саня давно привык. Они уже не производили на него впечатления.
Дальше он был вообще раздосадован: оказывается, рисовали здесь не какими-нибудь цветными лучами, а обыкновенной кисточкой. Но сам этюдник ему понравился. Под синтетическим полотном, заменившим старинный холст, тянулась многоцветная клавиатура. Нажмешь зеленую клавишу — и внизу, в углублении, всплывает зеленая краска, слева, такая же зеленая, но объемная. А справа появляется совсем уж удивительная краска — слегка светящаяся.
Саня внимательно следил, как художник накладывал на холст краски. Скалы и деревья у него получились как живые, и даже красивее настоящих. Но вот это красивость, видимо, смущала Юджина. Он хмурился, исправлял отдельные детали и наконец проговорил:
— Не то.
Юджин нажал на кнопку, и краски, как дождевые потоки на стеклах окна, заструились и поползли вниз. Холст очистился.
— Хочешь попробовать?
Саня, боясь опозориться, заколебался, хотя руки его так и тянулись к кисточке.
Она напоминала ему расщепленную палочку, которой он пользовался давным-давно.
— Для начала одной краской, хотя бы контуры, — уговаривал Юджин.
Саня закрыл глаза, вспоминая свой рисунок на камне, который остался в далеком прошлом, на берегу Большой реки. И тут возникла в его воображении наездница Зина.
Он взял кисточку. Руки и пальцы, не натруженные грубой работой, оказались к радости Сани, еще более ловкими, чем прежде. Они ничего не забыли! Уверенно и быстро мальчик восстановил на полотне свой давний любимый рисунок.
Сотрудники «Гелиоса» столпились за Саниной спиной.
— Вот это да! — прошептал кто-то. — Не лошадь, а ветер.
— Выразительно, — одобрил Юджин.
Внутри Сани все пело. Но дальше его ждал конфуз: всадник получился никудышный.
— Поза напряженная, ноги слишком коротки и скрючены, — объяснял Юджин. — Нам с тобой еще надо учиться и учиться. Но глаз у тебя верный. Глаз художника. Хочешь попросимся в ученики к Денису Кольцову?
Сане не раз показывали картины Дениса Кольцова — одного из старейших художников Солнечной системы. Учиться в его знаменитой «студии талантов» удавалось редким счастливцам.
— Примет, — подмигнул Юджин мальчику. — С тобой и меня примет. Учиться живописи можно, конечно, в художественной школе и даже дома. Но живое общение с таким талантом, как Денис Кольцов, — совсем другое дело. Одно его замечание заменяет целую лекцию по эстетике.
Через два дня на одной из лесных станций гравипланов молодые люди в последний раз поужинали вместе, а потом разлетелись по домам. От экспедиции в памяти у Сани остались запахи костров, песни парней и девушек, напоенные птичьими звонами леса. В груди долго не угасала праздничное настроение.
В Байкалград Саня и Юджин прибыли поздним вечером.
— Вот наш дом, — показал Саня. — Окно моей комнаты светится. Кто бы это… А брат, как всегда, в своем звездном кабинете. Видишь, его окно мерцает?
— Брат у тебя строгий, слышал я о нем, — сказал Юджин. — Предстоит, видимо, головомойка. Но ты крепись.
Он ободряюще подмигнул, пожал мальчику руку и сказал:
— Встретимся завтра.
На эскалаторе Юджин спустился вниз и растаял в темноте. Жил он на нижнем витке улицы.
Саня подошел к окну своей комнаты и остановился под тополем-великаном. В его многочисленных дуплах и гнездах еще возились и попискивали птицы, уютно устраиваясь на ночь. Уютом веяло и из комнаты. Саня увидел камин с тлеющими головешками, сидевшего в кресле Афанасия с книгой и почувствовал себя дома.
Однако в звездный кабинет мальчик вошел робко и тихо. Иван хмуро взглянул на него.
— Явился…
В суровом голосе брата Саня уловил знакомые и добрые нотки. Он уже готов был броситься к Ивану, но тот с недовольным видом повернулся спиной, уставился в свой театральный космос и светящимся пунктиром начал прокладывать среди звезд какую-то трассу. О мальчике он будто забыл.
Саня вздохнул и начал разглаживать свою одежду. Была она, увы, не только помята.
Правая штанина разорвана, рукава обгорели. И вообще Саня выглядел не очень представительно. Особенно, после вчерашнего дня, когда он вместе со всеми продирался сквозь колючий болотный кустарник. На лбу красовался синяк, а на правой щеке и подбородке тянулись царапины. На губах мальчика чернела сажа: час назад он ел у костра печеную картошку.
Иван обернулся, смерил мальчика критическим взглядом и мрачно поздравил:
— Отлично выглядишь! Любой разбойник позавидует.
Рассмеялся и, притянув мальчика за плечи, зашептал в ухо:
— Если надумаешь еще раз сбежать, прихвати и меня. Прогуляться хочу, засиделся я. Договорились?
— Договорились!
Однако времени для походов у Ивана не оставалось ни капельки. Подготовка экспедиции к Полярной звезде шла полным ходом. С космодрома Иван часто прилетал совсем поздно. А потом часами не выходил из своего кабинета, «проигрывая» на звездной сфере варианты маршрута.
Саню целиком захватила другая жизнь. В «Хроносе» его отпустили на каникулы, но мальчик часто бывал там и рассказывал Лиане Павловне о своих новых друзьях. По утрам Саня торопился к Юджину Весту, в котором теперь души не чаял.
«Золотое кольцо»
— Слетаем в «Золотое кольцо», — однажды предложил Юджин.
Саня знал — так называли гигантскую Солнечную галерею. Там было собрано лучшее, что создали художники за всю историю человечества.
«Золотое кольцо» — одно из красивейших сооружений века — висело над волнами Тихого океана, южнее Гавайских островов. До них друзья долетели на быстрых гравипланах и увидели сверху Солнечную галерею — огромное, диаметром пять километров, кольцо, отлитое из золотистого металла. Сверкавшее ярким огнем кольцо разделялось серебряными ободками на секторы.
Юджин и Саня побывали сначала в секторе первобытного искусства. Мальчик с волнением рассматривал наскальные рисунки своих прежних современников. Рисунков Хромого Гуна, к сожалению, не нашел.
Минуя другие отделы, друзья сразу перебрались в секторы гравитонного века. Юджин рассказывал:
— Быть навечно представленным в «золотом кольце» для художника нашего века — большая честь. Художник получает при этом высшую премию и звание лауреата «Золотого кольца». Такой чести трижды удостоился Денис Кольцов. Трижды!
Однако визит к трижды лауреату «Золотого кольца» Юджин откладывал.
Чувствовалось, что он трусил.
— Выгнал меня из своей студии за лень, — вздыхая, говорил Юджин. — Ну какой же я лентяй? Трудился как раб.
Наконец он собрался с духом и вместе с мальчиком предстал перед великим художником. Перед входом в студию он еще раз напомнил:
