Жаклин Уэст - Книга теней
В лиловой комнате было тихо и полутемно. Сквозь кружевные занавески просачивался последний лучик солнца, тающий в густых кронах. Олив включила свет и как-то ухитрилась надеть очки на нос, хоть руки немилосердно тряслись.
Женщина в портрете над комодом удивленно повернулась, торопливо вытирая что-то со щеки.
– Аннабелль? – выдохнула Олив, запыхавшись. – Можно мне войти? Дело вроде как срочное.
– Конечно, дорогая Олив, – ответила Аннабелль. – Ты ко мне неделями не заглядываешь. Я как раз надеялась, что придешь.
Она еще не договорила, а Олив уже вскарабкалась на комод и приземлилась на усыпанный подушками диван внутри портрета.
Аннабелль сидела за чайным столиком, прикладывая к глазам кружевной платок – настолько кружевной, что он едва ли что-то впитывал.
– Не желаешь ли чашку чаю? – спросила она.
– Нет, спасибо, – сказала Олив. – Аннабелль, мне надо у вас кое-что спросить. Но не удивляйтесь, если вопрос будет… странный.
Женщина озабоченно подняла брови.
– Можешь спрашивать о чем угодно, Олив.
– В общем, – протянула Олив, дергая за фиолетовую кисточку одной из подушек, – вы все знаете про дом. Значит, может, знаете про… про котов?
Аннабелль едва заметно наклонила голову.
– Про котов? – повторила она медленно. – Да.
– Люди в одной из картин сказали, что коты… они… – девочка тяжело сглотнула, – …что это ведьмины духи . Что они злые. Что хотят избавиться от моей семьи, чтобы вернуть дом тому, кто раньше им владел. И еще что-то про подвал. Потому что… потому что подвал построен на надгробных плитах. Очень-очень старых. – Она прижала подушку с кисточками к груди, будто щит. – И моих родителей не будет всю ночь, а миссис Нивенс мне не нравится, но я больше никого не знаю, и мне страшно.
Аннабелль закрыла глаза. Олив смотрела на нее, затаив дыхание. Вот-вот она поднимет веки и посмотрит на Олив со смесью жалости и разочарования, а потом скажет: «Олив, боюсь, ты сошла с ума. Может, тебе прогуляться до ближайшей лечебницы для буйнопомешанных?»
Но когда Аннабелль открыла глаза и посмотрела на нее, в ее глазах не было ни жалости, ни разочарования. Только краска медового цвета.
– Олив, – сказала она, – боюсь, все, что тебе сказали, – правда. Эти коты действительно опасны. Но ты можешь побыть со мной. Можешь оставаться тут, сколько захочешь.
От накатившего облегчения Олив показалось, что она сейчас разрыдается.
– Спасибо, – прошептала она.
Аннабелль потянулась и похлопала ее по руке. Девочка постаралась не вздрогнуть от прикосновения холодной нарисованной кожи.
– Иногда нелегко понять, кому можно довериться, – мягко сказала Аннабелль. – И, видят небеса, мы все совершаем ошибки.
Тут ее голос сорвался, и она с тихим всхлипом приложила кончики пальцев к губам.
– Аннабелль, вы что… плачете? – неуверенно спросила Олив, понимая, что многие не любят в этом признаваться.
Та вздохнула.
– Ах, да, на меня вдруг что-то нашло. Но это все пустое.
И тут она совершенно внезапно спрятала лицо за платком.
– Что же случилось? – спросила Олив, которой казалось, что взрослые вообще почти никогда не плачут – кроме, конечно, тех случаев, когда роняют что-нибудь себе на ногу, как ее отец, когда они пытались затащить дубовый буфет вверх по лестнице.
– Ах, – шмыгнула носом женщина, – я просто вспомнила кое о чем. Мой дед давным-давно сделал мне подарок, а я его потеряла. Если бы он узнал, это было бы для него ужасным разочарованием.
– Э-э-э, а когда вы его в последний раз видели? – поинтересовалась Олив. Этот вопрос миссис и мистер Данвуди задавали ей каждый раз, когда она теряла что-нибудь важное. В то единственное лето, когда Олив носила пластинку для зубов, она находила ее в морозилке, в тапочке, под раковиной в ванной и в корзине под желобом для грязного белья – все в разные дни.
– Это было так давно, – сказала Аннабелль. – Не представляю, как я могла его потерять. Мне никогда в жизни ничего красивей не дарили. И еще – весьма странно, но у меня такое ощущение, что он по-прежнему где-то в доме.
– А что это было? – спросила Олив, уже чувствуя, как внутри зарождается гулкая тревога.
– Кулон, – ответила Аннабелль, – прелестный золотой кулон с гравировкой. Дедушка специально для меня его заказал.
Олив с трудом сглотнула; кулон на груди под футболкой словно стал тяжелее. Почему-то ей не хотелось рассказывать о своей находке. Во-первых, Аннабелль могла рассердиться за то, что она его нацепила. К тому же Горацио предупреждал, что его нужно прятать – хотя, конечно, доверять Горацио больше было нельзя. Как бы там ни было, тихое тревожное чувство, зародившееся в мозгу, упрямо заталкивало правду обратно в укрытие.
– Может, если вы пройдетесь, то вспомните, куда в последний раз с ним ходили?
– Возможно, – медленно произнесла Аннабелль, – но для этого придется выйти из портрета.
– А вы можете?
– Если ты поможешь. – Она бросила на Олив быстрый взгляд. – Кто-то должен меня выпустить. Так, как ты выпустила пса.
– Откуда вы знаете? – удивилась девочка.
Аннабелль поколебалась долю секунды, хлопнув ресницами, а потом сказала:
– Вы наделали столько шума, что даже отсюда было слышно.
– Но я не хотела его выпускать. Он погнался за котом.
Медовые глаза замерцали.
– Ах, за котом. Но ты развязала пса. Это ты его освободила. – Она пристально посмотрела на Олив. Глаза ее светились, будто два золотистых пламени свечей. – Я помогла тебе, а теперь ты можешь помочь мне. Ведь так поступают друзья? Ты освободишь меня, Олив?
Аннабелль протянула ей ладонь. Та взяла ее в свою. Ладонь была очень гладкая и бледная – и очень, очень холодная.
Женщина встала и улыбнулась.
– Я не выходила из этой комнаты семьдесят лет, – сказала она, забралась на диван и села боком на раму картины, по-прежнему не отпуская руки Олив. Потом грациозно перекинула ноги на другую сторону. Олив поспешила следом за ней.
16
Так странно было идти по дому с кем-то, кого пару минут назад не существовало – по крайней мере, в реальном мире. Олив подняла взгляд на молодую женщину рядом с собой, на ее аккуратно причесанные волосы, на жемчуг и длинные, струящиеся юбки. Ощущение было такое, словно какая-нибудь принцесса выбралась из книжки сказок и теперь ожидала, когда ей покажут дом. Вот только, конечно, Аннабелль и так все в нем прекрасно знала.
У каждой двери, каждой картины и предмета мебели она останавливалась и говорила: «Как хорошо снова ходить по здешним коридорам. Я так скучала по всему этому. Мой дом. Мой старый дом».
Это мой дом, думала Олив, но вслух ничего не говорила. Приятно было иметь компанию; ей не хотелось затевать ссор.
Перед изображением лесной тропы Аннабелль так долго стояла и молча улыбалась, что Олив начала тревожиться. Но тут женщина тряхнула головой, словно прогоняя какие-то мысли.
– Уверена, мы найдем мой кулон, – сказала она. – Я прямо чувствую, что он где-то недалеко.
Пройдя по всему верхнему этажу, они двинулись вниз, но не дошли. Посреди лестницы Аннабелль ахнула и замерла.
– Вот, – прошептала она. – Вот… я помню это место. Вот где я его оставила.
Олив, ушедшая чуть вперед, оглянулась. Она указывала на картину с серебряным озером – на то самое место, где девочка однажды увидела золотой отблеск. Сердце глухо забилось о ребра. Одна часть ее хотела вынуть кулон и признаться Аннабелль… но другая часть сказала «нет». И сказала очень-очень громко. Что ей говорил Горацио? Никому не показывать кулона. К тому же она все равно не могла его снять. Что бы сделала Аннабелль, если бы узнала, что ее драгоценный потерявшийся подарок застрял у Олив на шее?
– Олив, надень очки, – сказала женщина.
Руки повиновались, хотя голова и не хотела. Она взяла Олив за запястье. Девочка, снова поразившись ледяному холоду ее ладони, следом за ней залезла в раму пейзажа с серебристым озером.
Аннабелль двинулась к воде. Ее крошечные остроносые башмачки оставляли в песке четкие следы. Олив неохотно плелась следом. Рябь на озере, казалось, все росла с их приближением, разбегалась, становилась мощнее.
На берегу женщина остановилась, оглядела песок, по которому волны разбросали красные и черные камешки, и всмотрелась в гладь озера.
– Мне кажется, он где-то подальше в воде, – сказала она, не поворачиваясь к Олив. – Там в камышах есть старая лодка. Достань ее.
Олив оглянулась в сторону, куда та показывала. К ее изумлению, там и вправду обнаружилась потрепанная деревянная лодка, полускрытая волнующимися камышами. Она ее в прошлый раз не заметила. Олив подтащила лодку по мелководью туда, где стояла Аннабелль. Женщина залезла первой и взяла весло, а Олив забралась следом.
