Илья Подольский - Ожившая головоломка
Я добрался, наконец, до своей комнаты и включил компьютер. В приоткрытое окно залетал прохладный ветер — ночи пока еще холодные, а уже середина мая! Вот эта перемена мне совсем не нравилась. У нас в Волгограде некоторые ненормальные уже в это время купались. Я, например, купался! А тут хорошо если к середине июля потеплеет.
Монитор прогрелся и тут же напомнил о еще одной потерянной радости. В этом доме не было телефона, а значит, Интернет для меня теперь закрыт. Хотя и редко я общался со знакомыми по Сети, но мне уже их начинало не хватать.
Что там отец сказал? До двенадцати? Он у меня вообще-то ничего, молодец. Жить позволяет и помочь может. Вот только на работе почти все время. В восемь туда, в семь оттуда. Даже здесь его через неделю на работу вызвали, не могли потерпеть, пока мы устроимся! А ему даже нравится. Грустно, что и говорить.
С этим, к сожалению, я не мог ничего сделать, так что оставалось только философски пожать плечами.
Любопытно, что это за школа, в которую меня отец определить собрался? Раньше я учился в классе, где упор делали на физику. А здесь, интересно, такие классы есть? А то привык как-то, скучно без моего родного Квадрата. Так мы прозвали нашего классного, учителя физики. Фигура у него была квадратная почти — что вдоль, что поперек, что в толщину. Вообще-то его кубом надо было бы звать, но как прижилось — Квадрат, так и пошло.
А на следующий день, к обеду, я ждал отца. Он еще утром пообещал вырваться и съездить со мной в мою новую школу. На обед я сварил борщ. Это я умею и люблю — готовить. Недавно в кулинарной книге прочитал, что лучшие повара из мужчин получаются. По-моему, правильно. Это почти так же интересно, как химические опыты, только результаты еще и есть можно. Почти всегда.
Прождав почти до двух, я понял, что дело плохо, и отца я увижу только вечером. Поэтому поставил кастрюлю с борщом на плиту, остывать, запер дверь и пошел гулять.
Сегодня наконец утих холодный северный ветер, и солнце грело почти как летом. Бродить по улицам почему-то не хотелось, а где здешняя река, я пока не знал. Отец говорил, что она здесь есть, и даже вроде недалеко. Поэтому, посидев на скамейке перед домом минут двадцать и насмотревшись на двух старушек напротив, сидевших почти на такой же скамейке и поглядывавших на меня, я решил хорошенько осмотреть сарай.
После часа интенсивных раскопок я стал обладателем: латунного литого набалдашника, наверное, от кровати, с куском латунного прута, нескольких четырехгранных кованых гвоздей, по-моему, медных, очень красивого треснувшего стеклянного абажура из цветного стекла и еще кучи ненужных, но любопытных вещей. Больше всего было разломанной на части мебели: гнутые потемневшие ножки от стульев, куски спинок и даже одно почти целое плетеное кресло.
«В такой куче барахла обязательно должны водиться крысы!» — подумал я. Словно в подтверждение моих мыслей я заметил на досках, настеленных под потолком, спокойно сидящего кота. Он равнодушно смотрел на мои раскопки. Наверное, поджидал испуганных моей возней крыс.
— Кис, кис, — без особой надежды сказал я ему. Кот производил впечатление отъявленного злодея. Здоровенный, с гладкой буро-черной шерстью и ярко-желтыми глазами, он устроился на досках, обернув ноги хвостом, и сонно смотрел на меня, только уши слегка шевельнулись. Слезать ко мне он не стал.
Больше не обращая на него внимания, я продолжил свое занятие. Теперь я решил раскидать большую кучу соломы в углу и посмотреть, не валяется ли в ее глубине что-нибудь интересное. Интересного пока не попадалось, но я продолжал раскопки. Когда куча уменьшилась уже почти на две трети, мне послышалась какая-то возня и писк.
Когда я оглянулся, то в широком солнечном луче, прорвавшемся сквозь дырявую крышу, снова увидел кота. На этот раз он задумчиво вылизывал лапу, а рядом с ним лежала большая серая крыса. Судя по тому, что она не двигалась, скорее всего мертвая.
— Ну ты здоров! — одобрительно сказал я.
Кот перестал умываться, неторопливо подошел ко мне и потерся об ногу. Пришлось почесать его за ухом. Потом он направился к своей добыче и потащил ее куда-то из сарая. Крысиный голый хвост волочился по соломе, и выглядело это неприятно. Пожелав коту всего хорошего, я присмотрелся к цепи, неожиданно обнаружившейся на полу. Один ее конец, тот, который я нашел, был приклепан к доскам пола, второй уходил в солому. Когда я ее дернул, что-то в куче легко подалось, и показался железный крюк, которым оканчивалась цепь. Довольно большой и массивный, он не представлял собой ничего интересного. Вот тут-то я и увидел на гвозде, рядом с дверным косяком, большое кольцо, а на нем висел старый ржавый ключ. Он пачкал руки рыжим и черным. Вырезы затейливой бородки были забиты каким-то налетом.
Чтобы получше его рассмотреть, я вышел из сарая. На свежем воздухе было тепло и пахло молодой листвой. Бабки на скамейке напротив никуда не ушли, наверное, собирались просидеть так целый день. Запихав ключ в карман куртки, я снова уселся на скамейку и минут через десять обнаружил сидящего рядом кота. Он устроился рядом и, не мигая, смотрел на бабулек напротив. Похоже, ему понравилось мое общество.
— Как тебя зовут-то? — спросил я его. Если бы он сейчас ответил, я бы, наверное, не удивился. Только он промолчал.
— Есть хочешь? — задал я более важный вопрос. При слове «есть» он уже соизволил на меня посмотреть. Похоже, хочет.
— Тогда пошли! — И я поплелся к двери, пиная мелкие камешки и ветки.
Когда я открывал дверь, кот каким-то мистическим образом уже оказался рядом, и внутрь мы вошли вместе. Он поднял хвост трубой и направился прямиком к кухне. Тут меня осенило — это же кот бабки Клавы! Тогда он точно все здесь знает.
— Могу предложить борща, только он холодный, — кот ходил у моих ног кругами.
— Ну, смотри! — Я отыскал небольшую миску и щедро налил туда борща. Кот осторожно понюхал и, поколебавшись немного, начал есть.
— Не ядовитое, — серьезно сказал я в пространство и пошел спросить бабок-наблюдательниц, может, они знают, как его зовут, не звать же его просто котом.
Бабки прямо-таки впились в меня взглядом, как только я вышел из дома. А уж когда я прямиком подошел к ним, и вовсе раскрыли рты.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте! — опомнилась одна из бабок, та, что потолще. Вторая, в цветном платке, продолжала просто глазеть на меня.
— Мы недавно сюда переехали, здесь раньше моя бабушка двоюродная жила, Клавдия Никитична. Вы ведь знали ее? — я решил взять быка за рога.
— Конечно, знали. Соседи, чай! — солидно кивнула полная, сообразив, что я по делу. — Так это она вам дом-то оставила? — И толкнула в бок соседку — вот, мол, потеха.
— Нам с отцом, — подтвердил я. Не нравились они мне. И бабку Клаву, похоже, они не любили.
— У нее кот был, вы не помните, как его звали?
— Был, был. Только зря вы эту скотину в дом пускаете, он и молоко ворует, и птичек жрет. Вот помню… — оживилась толстуха.
— А как звать его, не помните, наверное, — грустно сказал я. Толстуха растрогалась.
— Да Уголь его кличут, Клавдия Никитишна, царствие ей небесное, уж года четыре как его завела. Только как ни воспитывала, все без толку. Лазит везде, озорует.
— А он сегодня крысу поймал! Вот такую! — решил я защитить свое приобретение и показал размеры крысы.
Бабки брезгливо поморщились.
— Это он может, — неохотно признала толстуха, — первый крысолов на улице.
— Меня Антон зовут, — представился я, как будто только сейчас вспомнив о хороших манерах, — спасибо вам большое!
Толстую бабку звали Верой, а молчаливую, в платке, — Ольгой Афанасьевной. Попрощавшись с ними, я вернулся домой. Ясное дело, бабки бы еще поболтать не отказались, где-нибудь до вечера, вот только неинтересные они.
Кота по имени Уголь на кухне не оказалось. Вылизанная досуха миска из-под борща стояла рядом с холодильником и льстила моему самолюбию повара. Поискав кота по дому, я понял, что этот бабкин питомец не иначе как умеет просачиваться сквозь стены. Его не было нигде. Это было очень странно, если учесть, что двери и окна были все закрыты. Может, под кроватью где-нибудь сидит? Хотя нет, не производит кот Уголь такого впечатления. Просто ушел по делам.
Тут до меня наконец дошло, что уже половина пятого, и я голоден как волк.
После того, как я поел, помыл посуду и слегка отчистился от остатков соломы, можно было заняться делами. Например, засесть за компьютер. Что я и сделал, и на полтора часа выпал из реальности.
Тем временем на улице послышался шум подъезжающей машины: похоже, приехал отец. Точно, наш порядком потрепанный «жигуленок» уже стоял около дома, а отец, одной рукой удерживая какой-то сверток, второй открывал дверь.
— Привет, пап! — я прикрыл дверь в подвал.
— Привет, привет! — откликнулся он, стоя на пороге. — Открой-ка мне.
