Гарри Килворт - Головоломка
— Ну, хорошо. — Он наклонился к ноутбуку со спутниковым Интернетом. — Мне надо отправить несколько писем по электронной почте, но, когда я закончу, нам уже действительно будет пора ложиться.
Мой папа археолог. Он говорит, что он просто человек, которому посчастливилось заниматься именно тем делом, которое удается ему лучше всего. Его специализацией был Ближний Восток. Три года назад он отправился в Сирию и нашел там целую кучу старинного оружия, увидев которую все работники Британского музея чуть не свихнулись от радости. Затем отец был в Иордании, в месте Кумран. Там много wadis — высохших речных русл, где когда-то в древние времена стояли города. Мне кажется, раскопки были очень скучными. Попадались только горшки и сельскохозяйственные инструменты. Тесло — такая штука, чтобы обстругивать доски на крыше дома. И ничего больше. Никаких мечей или наконечников копий, как на раскопках в Сирии.
Я продолжал читать, надеясь, что папа забудет обо мне, углубившись в свои горшки. Но желтый свет лампы, подключенной к походному генератору, становился все тусклее, и глаза уставали. Нужно было увеличить силу тока, но, если бы я попросил об этом папу, он явно отправил бы меня в постель. В этот самый момент полог палатки поднялся, и на пороге появился один из иорданских коллег папы.
— Джеймс, — сказал профессор Ахмед, — у нас гость.
Папа приподнял брови:
— Гость в такой час?
Но лицо профессора Ахмеда оставалось серьезным, и папа резко спросил:
— Что такое?
Я точно знал, что в этот момент он подумал, что это террористы или бандиты, словом, повод для беспокойства.
Должно быть, профессор Ахмед почувствовал в голосе папы тревогу, потому что поспешил объяснить:
— Ничего страшного, Джеймс, — это просто мальчик-пастух. Он сказал, что хочет видеть тебя.
— Боже ты мой! Он что, еще не спит?
Профессор Ахмед пожал плечами и улыбнулся:
— Ну, он же пастух. Ему надо пасти коз.
— А, ну да. Конечно же. Приведи его сюда, хотя я даже не представляю, что… Неважно, веди его сюда.
Профессор поднял полог палатки повыше и махнул рукой куда-то в ночную пустыню.
— Taal hinna, — крикнул он кому-то в темноту, что означало «иди сюда».
В палатку вошел арабский мальчишка. Он был примерно моих лет, может быть, немного постарше. У него было худое лицо с большими карими глазами, и он тут же окинул меня уничижительным взглядом. «Чертов нахал!» — подумал я. Как и я, мальчишка не широк в плечах. Он был худым и гибким, особенно сильно выпирали кости на запястьях и лодыжках. Его лицо, руки и босые ноги толстым слоем покрывала пыль. Мальчишке не мешало бы принять душ, но от него совсем не пахло. Это была пыль пустыни, а не грязь.
Смерив взглядом мальчишку в шортах до колен и футболке с фотографией рок-группы Arctic Monkeys, он снова повернулся к папе.
Перед нами стоял мальчик, которого нелегко смутить. У него был настолько взрослый взгляд, что он выглядел по крайней мере вдвое старше своих лет. Позже я узнал, что, в отличие от меня, он немало перенес и рано повзрослел.
В руках мальчишка держал большую урну, на вид довольно увесистую. Он поставил ее на землю и посмотрел папе в лицо, одновременно снимая рваную тряпку, которая была обмотана вокруг его головы. В этот момент кто-то крикнул профессору Ахмеду, что один из верблюдов заболел. Я был очень доволен собой: моих знаний арабского хватило для того, чтобы понять фразу. Профессор что-то проворчал себе под нос.
— Прошу прощения, Джеймс.
— Ну конечно же, иди! — сказал папа. — Я поговорю с этим парнем.
Когда Ахмед вышел из палатки, пастух заговорил хриплым шепотом:
— Сэр, я принес вам кое-что очень ценное. Очень старое.
— Для пастуха ты очень хорошо говоришь по-английски, — сказал ему папа. — Где ты учил язык?
Мальчишка немного напрягся.
— Мой отец был учителем, — сказал он. — В одной школе в Аммане. Он научил меня хорошо говорить по-английски.
— Действительно, научил неплохо.
Казалось, мальчик хотел полностью прояснить этот вопрос:
— Мой отец погиб, несчастный случай. У меня нет матери — она умерла, когда я родился. Меня послали сюда, здесь живет мой дядя.
— Твоему дяде принадлежат отары овец?
— Мой дядя — богатый человек, у него большой дом. Но он не любит меня, поэтому и послал на ферму. Мне приходится работать на фермера.
— Понятно. Ну а что ты мне принес? Эту замечательную урну? Это действительно ценная штука…
По папиному тону я понял, что он сочувствует этому иорданскому мальчику. А я лично очень сомневался, не сочинил ли мальчишка всю эту слезливую историю прямо на ходу, чтобы разжалобить папу и получить побольше денег. Может, этот горшок чего-нибудь и стоил, а может, нет, но папа все равно собирался купить его. Он присел и начал изучать горшок, ощупывая его руками и проводя ногтем по узору.
— Этот орнамент… — начал он, но мальчишка его перебил:
— Не сам горшок, сэр. Там кое-что внутри.
Папа взглянул на него, изучая его лицо в тусклом свете лампы.
Я выскочил вперед, так как мне послышалось нечто похожее на стрекот сверчка.
— Змея?! — воскликнул я. — У тебя там змея?
Не знаю, почему я сказал именно про змею, но змеи всегда были для меня особыми животными. Местные жители часто ловили змей и носили их в таких горшках. Не то чтобы я боялся змей. То есть я, конечно, немного побаиваюсь их, особенно ядовитых, но меня к ним влечет. Как они скользят в песке, двигаясь безо всяких усилий. А эти узоры на их спинах, которые сверкают в солнечном свете!
Мальчик повернулся и снова посмотрел на меня. В его взгляде читалось неприкрытое презрение.
— Змея? — переспросил он. — С чего бы мне приносить змею?
— Не знаю, — тихо ответил я, пожимая плечами. Затем окинул его презрительным взглядом, который я так хорошо натренировал в школе. — Ладно, сдаюсь. Так зачем?
— А ну-ка прекрати, Макс, — сказал папа. — Где твои манеры?
После этого они оба больше не обращали на меня внимания, мальчишка обращался только к папе.
— Пожалуйста, сэр, загляните в эту урну. Там вы найдете шкуры. Козлиные шкуры. А на них письмена. Я нашел их в пещере в горах. Там их двенадцать, сэр. Письмена выглядят очень, очень древними. Даже я, сын учителя, не смог их прочитать.
Глаза папы расширились. Но все-таки я был сыном своего отца, чтобы сразу понять, о чем он думает. Он часто повторял, что мы находимся на территории, где были найдены свитки Мертвого моря. Вот какую историю рассказывал мне папа.
Один бедуинский мальчик-пастух по имени Мухаммед-Волк (какое крутое имя! Немало отдал бы, чтобы иметь такое! Только представьте себе, как учитель вызывает ученика с таким имечком к доске!) нашел свитки Мертвого моря в пещере, где он разыскивал отбившуюся от стада овцу. Свитки находились в запечатанных глиняных горшках, всего их было семь, и они были завернуты в полотно. Кроме этих, существовали еще и другие свитки (на мой взгляд, куда более интересные). Например, был некий свиток «Войны», где перечислялись различные армии, виды оружия и планы битв. Он был написан в таком духе: «Сыны света ведут яростную войну с сынами тьмы». Звучит по-настоящему круто, прямо как в каком-нибудь фильме-фэнтези.
То есть мы находились в самом подходящем месте для того, чтобы найти какие-нибудь старинные свитки. И кажется, эта история с мальчиком-пастухом повторилась.
Папа заглянул внутрь горшка.
5 мая, остров Кранту
Остров Кранту — это наш тропический рай, где мы можем играть и развлекаться практически весь день, за исключением нескольких часов школьных занятий с Рамбутой, за которые мы должны благодарить святого Фому Аквинского, покровителя образования. Нам с Хассом было по-прежнему интересно, что же происходит в сарае для вяления рыбы, но мы уже перестали спрашивать об этом. Папа ничего не говорил нам, и Рам тоже. Нам, мальчишкам, строго-настрого запретили даже близко подходить к сараю, пообещав, что если мы хотя бы приблизимся к нему, то будем немедленно отправлены домой, в Англию, и больше и ногой не ступим на остров Кранту.
Этот сарай был чем-то вроде мрачного храма, в котором мой папа исчезал каждый день. Мне он казался замком, населенным демонами и стоявшим на вершине холма, куда никак нельзя залезть. Или в чертовски глубокой пропасти, где никакой веревки не хватит, чтобы достать до дна.
Нам не разрешалось заглядывать внутрь, и от этого искушение заглянуть чуда было еще сильнее. Но мы прекрасно знали, что если сделаем это, то последует самое страшное на свете наказание. Мы будем изгнаны с острова и больше никогда не вернемся. Когда я читал об изгнании в книгах, я всегда думал, что это не так страшно, как смертная казнь, но теперь, когда появилось место, которое я по-настоящему полюбил, я изменил свое мнение.
