Дженнифер Нельсен - Сбежавший король
– Так чего же вы хотите? – спросил я.
– Я пробуду в море десять дней. Когда мы придем в порт, ты будешь в Изеле и сдашься мне. Если ты это сделаешь, мы не тронем Картию. Но если откажешься, мы уничтожим и Картию, и тебя.
Сами по себе пираты, конечно, сильны, но Картия, несомненно, сильнее. Поэтому его угроза означала, что у них есть союзник. Мысли мои немедленно обратились к королю Варгану. Может быть, он здесь не для того, чтобы проверить меня. Едва ли это совпадение, что на меня напали сразу после того, как Варган переступил ворота замка.
– Я бы предпочел третий вариант, – сказал я Родену.
– Какой?
– Я дам пиратам девять дней, чтобы сдаться. Но если успеют за восемь, я буду к ним милостив.
Он рассмеялся, будто это была шутка.
– И в одеянии короля ты остался все тем же глупым оборванцем. Есть еще одно требование. Пираты хотят, чтобы ты отдал им Бевина Коннера.
Я снова фыркнул.
– Чтобы он тоже к ним присоединился?
Роден покачал головой.
– Я знаю лишь, что кто-то хочет его смерти. Надеюсь, ты не станешь против этого возражать?
Конечно, стану. Коннер не был моим другом: он уничтожил мою семью, из-за него пираты пытались меня убить четыре года назад. То недолгое время, что я провел в его поместье, он был груб со мной, однако я не собирался отдавать его Родену, как не собирался сдаваться сам.
– Смерть Коннера ничем не поможет пиратам, – сказал я. – Они просто хотят отомстить и ему, и мне.
– Ну и что, если так? Твоя жизнь кончена, Сейдж. Смирись с судьбой, прояви немного благородства и спаси свою страну. Или попробуй защищаться, и увидишь, как мы уничтожим все вокруг. Мы сожжем твои деревни, сравняем с землей города и убьем всех, кто встанет на твою защиту. – Он подошел ближе. – А если попробуешь спрятаться, мы возьмем тех, кого ты любишь, и накажем их за твою глупость. Я точно знаю, чьей смерти ты боишься больше всего.
– Может быть, твоей? – сказал я. – Почему бы тебе прямо сейчас не наказать себя самого?
Роден бросился на меня. Я попытался выхватить у него меч, но он, крепко сжав рукоятку, меня ударил. Лезвие вонзилось мне в руку, я вскрикнул и отпустил его. Позади нас раздались голоса стражников. Наконец-то. Неужели мой крик разбудил их. Самое время было понять, что я в беде.
Где-то рядом с нами лежал мой нож, но Роден продолжал наступать, заставляя меня пятиться назад. Сделав еще шаг, я споткнулся и полетел в фонтан. Он подошел к бортику фонтана с явным намерением атаковать, но тут стражники пришли мне на помощь. Без тени страха на лице он начал сражаться с тем, кто шел первым. Мне оставалось лишь смотреть и удивляться, как за последнее время Роден преуспел во владении мечом. Он рубил их так, будто это были не люди, а хлопья снега.
Я выскочил из фонтана и бросился за мечом одного из тех, кто был им повержен. В то же самое время Роден ранил другого. Тот упал ничком, повалив меня на землю и придавив мне ноги.
Роден ногой оттолкнул меч, за которым я тянулся. А потом, приставив острие меча к моему горлу, сказал:
– Решай. У тебя есть десять дней, чтобы сдаться. Или мы уничтожим Картию.
Я уже собирался ответить ему отменным ругательством, когда он поднял меч и обрушил удар мне на голову.
3
Когда я пришел в себя, Роден и его сообщник уже скрылись. У меня так болели голова и раненая рука, что это было, пожалуй, хорошо, что они ушли. Как бы то ни было, последние слова Родена, казалось, висели в воздухе. Я подумал, что мне очень повезло, что он не осуществил свою самую страшную угрозу и не убил меня, пока я лежал без сознания.
Весь мокрый, с окровавленной рукой, я поплелся во внутренний двор, где ко мне подбежали новые стражники. Я выбрал одного из них и велел отдать мне свой плащ, что он и сделал. Они говорили что-то о том, что мне нужен врач, но я велел привести его в сад, чтобы осмотреть раненых. Потом я приказал страже уладить все без лишнего шума, по крайней мере – до окончания службы.
Сжимая рукой рану, я медленно поплелся к часовне, где продолжалась похоронная церемония. Надо было мне сначала пойти на отпевание, а не в сад. На меня бы в любом случае напали, но я, по крайней мере, отдал бы дань уважения своей семье. Они это заслужили.
Мне очень не хватало семьи, когда я остался один в приюте, но здесь, в замке, их отсутствие не давало мне покоя, преследовало на каждом шагу. Мне страстно захотелось войти внутрь, в часовню, где бы я мог как следует помолиться за них. Но в таком виде я просто не смел туда пойти. Согнувшись под маленьким окном часовни, мне оставалось лишь слушать и надеяться, что, где бы ни были сейчас родители и брат, они простили меня.
Изнутри до меня донесся голос Джота Кервина, моего обер-камергера. Он был советником моего отца, до него – советником моего деда. А может, еще раньше – еще более дальних предков. Мне казалось, что Кервин был всегда. Он говорил о моем брате, Дариусе, и я едва узнал его по описанию. Дариус был на четыре года старше меня, и ему было столько же, сколько мне сейчас, когда я в последний раз видел его. А теперь, говорил Кервин, королем Картии стал младший из сыновей Экберта. Как будто кому-то надо было напоминать об этом.
Потом предоставили слово каждому из регентов. Те, кто воспользовался этой возможностью, предсказуемо преувеличенно восхваляли мою семью. У некоторых хватило наглости говорить о политике. Так, мастер Термаут, наверное, самый старший из моих регентов, сказал:
– А теперь наш король Джерон, и он, конечно, будет соблюдать все торговые соглашения, заключенные его отцом.
Или госпожа Орлен, друг Сантиаса Вельдерграта, не скрывая насмешки в голосе, проговорила:
– Долгой жизни королю Джерону. Если он будет править нами так же хорошо, как он нас развлекает, Картию ждет поистине большое будущее.
Даже несмотря на свое состояние, после этих слов я чуть не ворвался в часовню. На языке у меня вертелись несколько весьма нелюбезных фраз, которые развлекли бы двор на пару недель.
– Джерон?
Я обернулся, не зная, как отреагировать на этот возглас, и увидел идущую ко мне Имоджен. Она робко подошла ко мне, очевидно, смущенная тем, что я здесь, а не внутри.
Имоджен была служанкой в поместье Коннера Фартенвуде и там однажды спасла мне жизнь. Когда я стал королем, одним из первых своих приказов я вознаградил свою спасительницу, даровав ей титул. Интересно, что новый статус ничуть не изменил девушку. Конечно, она стала лучше одеваться, а ее темные волосы теперь всегда были распущены, а не убраны в чепец горничной, но все же она осталась ко всем такой же доброжелательной, как и раньше, независимо от их положения в обществе.
Глаза Имоджен были устремлены к темному небу.
– Разве шел дождь? Почему ты весь мокрый?
– Вечерняя ванна.
– В одежде?
– Я застенчив.
Она нахмурилась.
– Когда ты не пришел на отпевание, принцесса попросила, чтобы я нашла тебя.
Принцесса Амаринда из Балтина была племянницей короля Баймара, единственной страны, которая осталась нашим союзником. Из-за этого с самого ее рождения было решено, что она выйдет замуж за того, кто взойдет на трон Картии, чтобы укрепить союз наших стран. Предполагалось, что это будет мой брат, и он, как мне казалось, был бы счастлив выполнить этот долг. Теперь же это должен был сделать я. Его долг перешел ко мне. Не перешло лишь его счастье. Амаринда ясно дала понять, что ее также угнетает перспектива нашей помолвки. В сравнении с Дариусом я чувствовал себя утешительным призом, и, увы, далеко не самым лучшим.
Тут Имоджен заметила мою раненую руку. Она тихо вскрикнула и подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть рану. Не говоря ни слова, она наклонилась и приподняла полу платья, чтобы оторвать лоскут от нижней юбки. Им она перевязала мою рану.
– Это ерунда, – сказал я, когда она перевязывала руку. – Из-за крови выглядит не очень, а так – ерунда.
– Кто это сделал? – Я не сразу ответил, и она сказала: – Я приведу принцессу.
– Нет.
Глаза Имоджен сузились.
– Это важно. Тебе надо поговорить с ней.
Я долго говорил с Амариндой. Я сказал ей все вежливые фразы, которые только знал, от «Какое прекрасное платье» до «Обед очень вкусный». Но мы оба избегали тех слов, которые по-настоящему нам следовало сказать друг другу.
Имоджен настаивала.
– Джерон, она твой друг, она беспокоится о тебе.
– Мне нечего сказать.
– Это неправда.
– Мне нечего ей сказать! – Между нами повисла тягостная пауза, пока я не добавил: – Все друзья Амаринды уже в часовне.
Принцесса добивалась дружбы тех регентов, которые уважали меня меньше всего. А вчера за ужином она столько смеялась с капитаном моей охраны, что я ушел к себе в комнату, чтобы не мешать им. Я хотел бы верить ей, но она сама сделала это невозможным.
