Фред Адра - Лис Улисс и клад саблезубых
– Почему? – разочарованно произнесла Берта. Ну вот… А она-то думала, что проведет весь вечер в обществе этого замечательного лиса.
– Потому что Ночь Несчастных требует наличия четверых участников. Меня и еще троих. Только тогда пророчество исполнится. Вас, милая Берта, я нашел первой. Но надо отыскать еще двоих. Поэтому я должен идти.
– А можно с вами? – с надеждой спросила Берта.
– Не стоит, – ответил Улисс. – Неизвестно, куда заведут меня эти поиски. Да и вам надо отдохнуть в тепле. Чувствуйте себя как дома. Сделайте себе чаю, посидите у камина… Я думаю, ваше ожидание не будет долгим, ведь меня направляет сама судьба!
После ухода Улисса Берта еще какое-то время смотрела на огонь, обиженно надув губки, а потом задремала…
Евгений
Пингвин Евгений чувствовал себя несчастным. Его отвергли. Им пренебрегли. Оскорбили в лучших чувствах. Он полюбил черствую, бессердечную хищницу. Сам виноват. Пингвину следует влюбляться в пингвиниху. Или, по крайней мере, в другую птицу. Но в птицу, а не в волчицу, как это сделал он.
Евгений поднес кружку к клюву и отглотнул. Какое омерзительное пойло! Евгений зажмурился и отважно сделал еще один глоток. Алкоголь ударил в неподготовленную пингвинью голову, немедленно вызвав в памяти ужасные, трагические события сегодняшнего вечера…
– Я люблю тебя! – триумфально произнес Евгений, протянув Барбаре букет. Волчица автоматически приняла цветы, не сказав ни слова.
– Я люблю тебя, – повторил Евгений, уже не столь триумфально, но еще вполне торжественно. В ответ Барбара грустно вздохнула.
– Я… – начал было пингвин, но замолчал, чувствуя, что разговор явно не ладится.
– Евгений… – наконец вымолвила Барбара.
– Да! – пылко воскликнул влюбленный.
Барбара снова вздохнула.
– Ну представь… Волчица и пингвин.
Евгений представил. Ему понравилось. О чем он тут же сообщил возлюбленной. Но та не согласилась.
– Это нонсенс. Абсурд. Мы не можем быть вместе. Мы не пара.
– Но почему?! – искренне удивился Евгений. – Ведь нас двое! Двое – это пара!
– Я не в этом смысле…
– Не в этом?
– Мы слишком разные, понимаешь? Ты пингвин, я волчица. У нас разные взгляды на жизнь, разные интересы. Вот что ты любишь?
– Тебя, – честно признался Евгений.
Барбара некоторое время казалась сбитой с толку. Но потом взяла себя в лапы.
– Послушай… Мы не можем быть вместе. Ну как ты представляешь себе нашу совместную жизнь?
– О… – как раз это Евгений представлял себе очень хорошо. Но очень нереалистично. – Мы будем счастливы! Мы будем жить душа в душу. Одной жизнью, да. Я буду тебя любить, и баловать, и ни в чем не отказывать. А потом у нас появятся… – тут он запнулся.
– Кто появится? – спросила Барбара.
– Дети… – неуверенно ответил Евгений.
– Чьи? – не успокаивалась Барбара.
– Наши… – помрачнел Евгений.
– И как они будут выглядеть?
До Евгения начало доходить, в какой нелепой ситуации он оказался.
– Ну… Мы можем усыновить волчонка… – предположил он.
Выражение морды Барбары стало каменным.
– И пингвиненка… – добавил Евгений, желая срочно оказаться подальше отсюда.
– Так! – решительно сказала Барбара. – Я вижу, ты наконец начал что-то понимать. Добавлю еще, что, увы, не могу ответить тебе взаимностью.
– Ответить? – Евгений ощутил себя раненым.
– Это значит, что я тебя не люблю, – объяснила волчица.
Евгений понял, что убит.
– Мне очень жаль. Правда… – сказала Барбара с неловкостью. – Нам лучше остаться друзьями.
– Но мы никогда не были друзьями, – заметил Евгений.
Барбара развела лапами. И Евгений понуро удалился в дождливую ночь, унося в нее свою печаль. Постигшая его личная трагедия была настолько велика, что в несчастном пингвине взыграла тяга к саморазрушению. Теперь его жизнь станет совсем иной! И он знает, как этого добиться. Опуститься на Самое Дно. Туда, где обитают Отбросы Общества. Теперь его место там, среди них. Он приобщится к Порочному Образу Жизни и станет совсем другим пингвином. И этому новому пингвину будут глубоко безразличны какие-то там волчицы. Имя он себе тоже сменит. Отныне его будут звать Гаврош Агасфер!
Вот так Евгений оказался в кабаке «Кабан и якорь» – месте, о котором он много слышал, но где прежде никогда не бывал. Кабак вполне соответствовал представлениям Евгения о Самом Дне. Обшарпанные стены, тусклое освещение, кислый запах, угрюмые неприветливые работники, а самое главное, конечно, посетители. Столько сомнительных личностей одновременно Евгению видеть еще не приходилось. Особенно красочно смотрелась компания хорьков за соседним столиком. Все как на подбор: у одного нет половины уха, у другого – глаза, у третьего – лапы… В общем, настоящие Отбросы Общества. Вот и он теперь такой же…
Пингвин продолжил глотать жуткое пойло, от которого больше и больше пьянел, не замечая, что хорьки уже давно о чем-то заговорщицки шепчутся, поглядывая в его сторону.
Начало новой жизни требовало записи в дневнике. Евгений вытащил из ранца тетрадь, раскрыл ее перед собой и плохо слушающимся крылом вывел:
«Сегодня я отказал Барбаре. Она, конечно, расстроилась, просила передумать, но я был непреклонен. Мое решение твердо: сначала надо познать жизнь, а только потом заниматься личными делами. Это по-мужски. Поэтому я думаю отправиться в морское путешествие. С этой целью я пришел в портовый кабак, в котором собираются матросы и капитаны. Полагаю, что скоро меня позовут юнгой на какой-нибудь корабль. И перья мои обожжет соленый ветер».
Евгений остановился и дважды перечитал фразу про соленый ветер. Уж очень она ему понравилась. Такая фраза требует стиха! Он закрыл тетрадь, перевернул и снова раскрыл – теперь перед ним был не дневник, а сборник стихов. Когда-нибудь эти вирши будут изданы, а их автора назовут величайшим из пингвинов.
Итак…
Мои перья обожжет соленый ветер,
Когда я встречу взглядом горизонт.
Ведь я пингвин храбрейший на планете,
Я из пингвинов – первый Робинзон!
Прекрасно! Про первого Робинзона очень хорошо получилось! Он тоже, подобно Робинзону, проведет несколько лет на необитаемой льдине. По правилам, конечно, надо на острове, но пингвину больше подходит льдина. И еще у него будет верный друг-тюлень по прозвищу Тринадцатая Пятница. А потом…
Но что потом, Евгений так и не придумал, потому что в этот самый момент над его ухом раздался хрипловатый голос:
– Извините, если помешал. Но не так-то часто встретишь в наших краях живого пингвина.
Евгений обернулся и увидел рядом с собой одного из хорьков, того самого, у которого не хватало лапы.
– Не возражаете, если я присяду? – спросил хорек.
Вообще-то Евгений возражал. Этот разбойничьего вида хорек его пугал, фраза про живого пингвина несколько напрягала двусмысленностью слова «живого». Но возражать таким разбойным типам Евгений никогда не умел. Поэтому сказал лишь:
– Э-э-э… Ну…
– Вот и отлично! – обрадовался хорек и уселся напротив. – Рад. Очень рад нашему знакомству.
– Да? – удивился Евгений.
– Да! – подтвердил хорек и улыбнулся, обнажив острые желтые зубы. Видимо, улыбка должна была символизировать дружелюбие, во всяком случае Евгений на это надеялся. – Меня зовут Каррамб. А тебя, уважаемый?
– Евг… То есть Гаврош Агасфер!
– Узнаю! – воскликнул Каррамб. – Узнаю это типичное для Арктики имя!
– Антарктики, – робко поправил Евгений.
– Ну, разумеется! Мне ли не знать! Конечно, Антарктика, самая что ни на есть. Признайся, дружище, скучаешь по дому?
– Ну… так… – промямлил Евгений, которого увезли из Антарктиды еще пингвиненком, и родину он почти не помнил.
– А то как же, дружище! Родина – она везде родина!
– Да? – усомнился Евгений.
Но Каррамб даже не обратил внимания.
– Признайся, мой крайне-северный…
– Крайне-южный…
– …мой полярный друг, оставил сердце во льдах, да?
И столько убежденности было в этом заявлении, что Евгений обреченно кивнул.
– Похожие у нас судьбы, дружище Хаврош, – философски заметил хорек. – Ты оставил во льдах сердце. А я оставил во льдах лапу. Ты ведь, наверное, гадаешь, где это Каррамб потерял свою конечность?
– Гадаю, – на всякий случай подтвердил Евгений.
– Во льдах… – многозначительно произнес Каррамб. – Возле Антарктиды, твоей родины, дружище. А хочешь знать как? Спасая пингвина!
– Пингвина?
– Да, друг, пингвина. Мы с друзьями плыли в Антарктиду. Уже белел берег, когда вдруг за бортом появился тюлень. Он кричал: «Спасите, спасите пингвина, дрейфующего на одинокой льдине!»
