Борис Батыршин - Египетский манускрипт
Что было дальше, вы уже знаете. Турки застали шайку «барсов пустыни» врасплох; кого-то постреляли а остальных повязали, лишь двум или трем удалось уйти верхами. С пленниками солдаты не церемонились — наскоро допросили, а потом, за неимением подходящего к случаю фонарного столба или хотя бы фигового дерева, без всяких изысков порубили саблями. Цивилизованность с турок моментом слетела. Бр-р-р ну и зрелище, доложу вам! Я только издали глянул на то, как османы вершат правосудие — и меня вывернуло наизнанку. А поганец-бимбаши, с усмешкой наблюдавший за моим позорищем, эдак снисходительно заметил: «Я думал, что юноша из Америки более привычен к картинам расправ с дикарями и преступниками». Видать, успел уже приобщиться к американской культуре в виде романов Фенимора Купера или кто у них ещё спец по вестернам?
Сам офицер рук, понятное дело, не марал. Экзекуцией руководил его подручный, телохранитель и доверенное лицо — фельдфебель или, по ихнему, баш-чауш. С виду — головорез головорезом, Чикатилло нервно курит бамбук. Впрочем, почему с виду? Головорез и есть — самолично снес головы не менее чем пяти невезучим бедуинским браткам. Кстати, офицер поведал нам что сам баш-чауш — курд, так что всяких там арабов (о которых турок отозвался весьма презрительно) режет с особым удовольствием. А я вспомнил о том, что творил старина Саддам в иракском Курдистане. Да, вот уж действительно — уроки истории.
И этого Чикатилу любезный офицер приставил к нам в качестве охраны — вместе с тремя другими краснофесочными камрадами. Сказал — так ему будет спокойнее, пусть баш-чауш (я скорее язык себе откушу, чем научусь выговаривать его имя) проводит уважаемых американских гостей до Маалюли и проследит, чтобы с ними обращались достойно — как с дорогими гостями Блистательной Порты. Отец поначалу запротестовал, но быстро сообразил, что такой «конвой» лишним, пожалуй, не будет — неизвестно, встретятся ли еще бандиты, но вот местные чиновники и прочие аксакалы при виде красных фесок тут же впадают в угодничество и низкопоклонство. Так что баш-чауш немедленно получил бакшиш в размере двух британских фунтов (не рубли же ему совать!), обещание прибавить после прибытия в пункт назначения — и теперь горделиво трусит верхом во главе нашего каравана.
Двоих подчиненных он погнал назад, к процессии паломников — со строгим приказом забрать тарантас с нашим багажом и поспешать вдогонку. Что и было выполнено в точности — «обоз» нагнал нас всего-то через полдня, и далее, до самой Маалюли, мы двигались уже вместе: запряжённая ишаком повозка и шестеро верховых. Так что, если у кого из местных и возникали неправедные мысли по поводу содержимого наших карманов и кофров, им пришлось держать их при себе, ограничиваясь проклятиями вполголоса по поводу «неверных собак». А тем немногим, кто посмел высказать что-то такое вслух, пришлось близко познакомиться с плеткой баш-чауша.
Итак, боевое крещение состоялось. В первый раз нам пришлось стрелять по людям — и отнюдь не резиновыми пульками из травматов. К счастью мы никого не убили; но все равно опыт оказался еще тот. Я покачивался в седле и прислушивался к своим ощущениям — и напоминал себе, что лиха беда начало и, скорее всего, без повторения не обойтись, причем скорее раньше, чем позже. Такова уж непростая доля приключенца…
Глава тринадцатая
Настенный «Мозер» в гранёном корпусе теплого дерева мелодично отбил половину восьмого — один звенящий медный удар, гулко наполнивший дом. Нина с семейством уже неделю как обитала на даче, в Перловке; муж ее предпочитал при всякой возможности ночевать с семейством, благо, положение путейского инженера позволяло подсесть на любой паровоз в сторону Павловского Посада. Так что дом Выбегова на Спасоглинищевском пустовал — лишь привратник Федор, да его племянница с подходящим Феодора оживляли флигель своим присутствием. Зеркала в комнатах завесили простынями от пыли, мягкую мебель на время отсутствия хозяев прикрыли чехлами. А вот часы Федор исправно заводил по всему дому — тонкие швейцарские (или немецкие, кто их разберет) механизмы портились от незапланированного простоя.
Никонов, наконец, мог расслабиться — он был в своем кабинете, в своем времени и пока еще в своем рассудке. Лейтенант уже успел выяснить, что здесь, в его родном 1886-м году прошло куда меньше времени — но, не будучи в силах объяснить себе этого, предпочитал не думать о столь вопиющей несуразице.
То, что Нины с мужем не было дома, оказалось весьма удачным обстоятельством. Оно отодвигало необходимость давать объяснения по поводу внезапного исчезновения. Феодора, суетящаяся вокруг чудесным образом вернувшегося брата хозяйки, бросала порой на него подозрительные взгляды — но Никонов делал вид, что ничего особенного не случилось. Он нуждался в отдыхе — и, прежде всего, душевном. Слишком много пришлось пережить — и, волей— неволей, пересмотреть прежние понятия об устройстве мира. Без этого ни за что не удалось бы принять то главное, что он узнал во время своего визита в будущее.
Альтернативная история! Идея, к которой ни один ученый не станет относиться всерьез — лишь презрительно скривится, если ему предложат порассуждать на тему, «а что, если бы…»? Его всю жизнь учили — «история не имеет сослагательного наклонения». Оказывается — имеет.
Лейтенант поставил на стол перед собой плоский чемоданчик. В нем хранились бесценные сокровища — пачка мелко исписанных листов и, главное — планшет, чудесное устройство, содержащее сотни книг по истории флота, кораблестроению, военно-морской науке. А кроме того — труды, посвященные альтернативной истории. Любую из них можно вызвать к жизни одним прикосновением к стеклу — и читать, перелистывая пальцем несуществующие страницы.
Литературу подобрал Геннадий — и многие из выбранных им книг оказались художественной литературой или же дилетантской публицистикой, чего Никонов, профессиональный моряк, не мог не заметить. Но сейчас для него главное было — подход к истории, изобретённый потомками. Предстояло научить себя думать как они, «вбить в мозг» (странный, отдающий вульгарностью оборот, заимствованный у брата Ольги, Романа) мысль о том, что «свершившаяся история» не есть что-то данное раз и навсегда, — а наоборот, вполне поддается изменениям. Конечно, если знать, как правильно взяться за дело.
Проекты так и не построенных кораблей, не созданного, но, тем не менее, грозного оружия; описания не случившихся морских сражений… И самое захватывающее: реальные сражения, по многу раз переигранные энтузиастами альтернативной истории. Несколько подробно расписанных вариантов событий — и каждый с конкретными указаниями: как перевести колесо истории в другую колею, а то и вовсе заставить сменить направление.
Несмотря на то, что Никонов успел просмотреть лишь малую часть книг, да и то весьма бегло — прочитанное его захватило. Он помнил горькие слова Геннадия: «Компания на море 1904–1905 годов сложилась так, как будто кто-то злонамеренный из всех возможных вариантов развития событий выбирал именно те, которые должны были обернуться для России наибольшими несчастьями…»
Но теперь-то все может сложиться иначе! Да, многие книги непонятны, темны, даже сомнительны. Геннадий, разумеется, умница, патриот, — но, увы, мало понимает что в военной науке, что в морском деле. Он искренне желал помочь Никонову, но, как ни старался, не смог подобрать все, что нужно. Впрочем, это не страшно — в их распоряжении теперь надежный канал, связывающий прошлое с будущим. А значит…
От открывающихся перспектив захватывало дух. Геннадий рассказывал о сообществах знатоков, обсуждающих нюансы кораблестроения и морской тактики на особых «форумах»; о бездонных информационных ресурсах, где можно получить любую справку, описания любого устройства, любые чертежи.
В качестве примера молодой человек привел роман в двух частях, описывающий как раз «альтернативную версию» русско-японской войны. Герои повествования планировали свои действия на основе детального анализа, проведенного как раз одним из таких сообществ: подробный, с перебором вариантов, анализ действий двух русских кораблей, оказавшихся в заведомо безнадежном положении. И в результате — несомненный успех. Значит, можно? У Никонова не было оснований не верить потомкам. Можно!
Да, работа предстоит грандиозная — но, как там говорят потомки? «Главное — это оказаться в нужном месте и в нужное время». А это как раз — его, лейтенанта Никонова, случай. В Научном комитете Адмиралтейства ждут развернутого доклада по вопросу исследований и прожектов в области минного дела. И ему поручено проанализировать все, что было сделано в данной области, за последние три с половиной десятка лет. Что ж — судя по тому, что он успел узнать в будущем, в предстоящие сто лет. Как раз минному оружию и предстоит сыграть в войне на море особенно важную роль. И Россия достигнет в этой области очень больших успехов. Так что — он, несомненно, и в нужном месте и в нужное время. Начинать с чего-то все равно надо — вот он и начнет с того, что всеми силами подхлестнет развитие этого направления… А уж там…
